Джекпот для лоха - Корецкий Данил Аркадьевич
— А что же делать? — прогудел Фёдоров. Щеки его покраснели, он уже подходил к своей обычной кондиции. — Очкарик что предлагает?
Коммерческий директор уставился на Вайса. Но тот уже устал бояться грозного Урагана.
— Придётся, многоуважаемый народом Николай Егорович, идти в тот самый народ и пить с ним не двенадцатилетний вискарь, а палёную водяру полуторадневной выдержки. И в задушевных беседах выяснять, у кого в сундуках и подвалах хранятся запасы драгоценных документов!
— Что-о-о? Ты кому это гонишь, безволосая мартышка?!
Тут уже не выдержал Малышев. Он лёг грудью на стол и громко прошипел, отчего стал похож на друга Маугли удава Каа:
— Хватит из себя великого корчить! Андрей Германович дело говорит! Надо тебе в народ идти, причем лично! Понадобится — все пойдём в народ, все будем гробить печень…
— Да почему я?! — заревел Фёдоров, как раненый медведь. — Вы что, мальчика нашли? Шестерку? Почему я?!
— Да потому! — Малышев откинулся на спинку кресла и перестал быть удавом. — У тебя репутация такая… Подходящая…
— Какая такая репутация?
— А такая! У нас половина народа по тюрьмам сидела. А кто не сидел, тот симпатизирует страдальцам. Вон, блатной шансон из каждого окна несется! Так что ты, Николай Егорыч, будешь нашим флагманом в борьбе за правое дело!
— А что, я готов! — мгновенно изменил позицию коммерческий директор. — Я всех так разворошу — мешками акции понесут! Но и вы свои жопы от кресел отрывайте! Работать надо, господа, работать!
Пашка Колотунчик большой лопатой убирал жидкую грязь, когда сбоку к нему подошел массивный и краснолицый человек с уверенными манерами начальника и одетый, как начальник: кожаное пальто на меху с поднятым воротником, надвинутая на глаза шляпа.
— Работаешь, товарищ пролетарий? — сказал он.
Колотунчик повернулся на голос и узнал коммерческого директора Фёдорова. Его побаивались, потому что знали — если что, может и в ухо зафинтилить. Иди потом, жалуйся в профсоюз…
— Так, а что еще делать? — спросил он, подобравшись. — Иначе колотунчики, и жрать нечего будет…
— Правильно мыслишь, товарищ пролетарий! — добродушно улыбнулся Фёдоров, что Пашку не успокоило, а насторожило еще больше.
— А акции наши у тебя есть? — напрямую спросил Ураган.
— Откуда? Я свои давно выкинул, еще до того, как скупать начали. Потом пожалел, колотунчики…
— А кто скупать начал? — насторожился Фёдоров.
— Да все! — Колотунчик оперся на лопату, вытер пот со лба. — То один подходит, то другой. Вот к Говору этот подкатывал, из парткома. Ну, из «Артемиды» который…
— Да ну? — изобразил удивление Фёдоров.
Это всегда делает собеседника более разговорчивым: простые люди любят удивлять других, может, потому, что это им редко удается.
— Ну, — кивнул Пашка. — Это его друг закадычный.
— И чего?
— Работу ему предлагал. Акции скупать у работяг. Агромадные деньжищи предлагал. В этих, как его, колотунчики… В долларах!
— Ну, ну, — Фёдоров напрягся, как охотничий пес, взявший наконец след. — И чего он? Согласился?
Колотунчик пожал плечами:
— Тогда вроде нет. А потом — не знаю. Чего-то он в последнее время деловой стал, с работы отпрашивается, все думает, аж лоб весь изморщинил… Может, и согласился!
Пашка почесал затылок:
— У него и у самого этих акций мешок, а может, и два. Он их специально собирал. Выкупал у ребят, выброшенные поднимал… Да вот недавно Матвеич ему целую пачку своих отдал. Говорит: хочешь — выброси, а хочешь — себе возьми… Так он себе взял, я видел.
Фёдоров с трудом сохранял на лице видимость безразличия:
— А зачем ему?
— Думает, что когда-то за них хорошие деньги давать станут. Вот он сразу и выиграет…
— Доски на гроб! — вырвалось у коммерческого.
— Что?
— Ничего. Где он сейчас?
— В отгуле.
Фёдоров выдвинул вперед нижнюю челюсть:
— Скажи ему, что я куплю все его акции. За хорошие деньги!
— Ну, ладно, колотунчики… — Пашка шмыгнул носом. — Я скажу, мне что…
В дирекции «Сельхозмаша» шло очередное совещание. Узкий круг участников и закрытый характер выдавали, что оно посвящено не обычным производственным вопросам.
— Так вот, дорогие коллеги, сходил я в народ, как вы мне советовали, — неспешно рассказывал Фёдоров, а Малышев и Вайс заинтересованно слушали.
Многозначительный вид коммерческого директора выдавал, что тот подготовил какой-то важный сюрприз.
— И выяснил, что главный акционер у нас не генеральный директор, не коммерческий, не главный инженер… И даже не старые акулы Смолин, Поленов и Станицын…
— Давай, рожай, не тяни кота за хвост! — поторопил Малышев. — А кто?
— А скромный дворник, который набрал акций аж несколько мешков!
— Да ну? — изумился Вайс. — Кто такой?
— Некто Говоров Андрей Иванович.
— А, знаю я его, — кивнул Вайс. — Очень толковый электрик. Но какой-то нежизнеспособный, вот и попал под сокращение…
Фёдоров бросил на него недобрый взгляд.
— А ты здорово жизнеспособный? Да пятимесячный выкидыш в три раза жизнеспособней тебя! Если бы не я, ты бы уже давно продал все свои акции и убежал с завода! Сидишь за моей спиной и дрожишь. А когда сильного электрика в дворники перевел, не дрожал. А он, хоть и нежизнеспособный, задачи главного энергетика выполняет!
— Я попрошу без оскорблений! — возмутился главный инженер. — На что вы намекаете?
— Ты знаешь, как электрическую часть нового конвейера запускали? — презрительно скривился Фёдоров.
Вайс пожал плечами:
— У них там вначале были проблемы, потом все решили…
— Кто решил?
— Электрику настраивал отдел главного энергетика, как и положено! А кто у Клишина конкретно занимался, не знаю. Да и какое это имеет значение?
— Действительно, Николай, ты это… Ближе к делу, — поддержал главного инженера Малышев. — К чему ты клонишь?
— Да к тому, что ваш Клишин мало того что бездарность, он еще в прошлой жизни живет! И работничков подобрал себе таких же! Английского не знают, в чертежах не разбираются! Так они нежизнеспособного дворника пригласили! Говоров и языками владеет, и чертежи понимает. Он и досмотрел, что колебания в сети должны иметь определенные пределы. Поставили трансформатор, фильтр — и все проблемы отпали!
— Вот как? Ну и суки! — покачал головой генеральный директор.
Под его взглядом Вайс заерзал.
— Откуда вы это взяли? — агрессивно спросил он у Фёдорова.
— Вот отсюда! — Фёдоров поднял над головой лежащую перед ним папку. — Я собрал все про нашего главного акционера!
— Ну, и что там? — поднял бровь Малышев.
— Характеризуется очень положительно, даже удивительно для нашего времени, — усмехнулся коммерческий директор и принялся перелистывать страницы в папке. — Из хорошей семьи: мать учительница, отец — отставной военный. Отлично учился в школе и в институте. Прилежный работник, квалифицированный специалист. Вежлив, добросовестен, скромен, дисциплинирован, к карьерному росту интереса не проявлял…
Руководители «Сельхозмаша» многозначительно переглянулись.
— Всегда отдает долги, держит слово, ценит товарищеские отношения, обладает чувством благодарности, интереса к материальным ценностям не проявляет, живет очень скромно и этим удовлетворен, считает, что главные ценности человека — это честь и совесть, уважение к другим людям…
— Лох, — то ли констатировал, то ли спросил Вайс.
— Первостатейный, — кивнул Малышев, а Фёдоров засмеялся и с нажимом прочел:
— Сокурсники и сослуживцы считали Говорова простаком, уважением у основной массы он не пользовался, его называли лохом…
По кабинету прокатился сдержанный смешок.
— А вот то, что нас интересует! — объявил Фёдоров и медленно продолжил: — Проявлял интерес к акциям завода, собирал их, выигрывал в шахматы, менял на талоны на водку и сигареты. Ему отдавали свои акции те, кто не верил в их перспективность. Некоторые выбрасывали акции, а Говоров их забирал себе. По предположительным оценкам, у него несколько мешков акций.