Игорь Бурлаков - Столичный миф
Георгий Алексеевич знал, что брать нельзя. Не тот у него уровень, чтобы пересекаться с Чингизом. Но, поглядев на стол, он понял, что в комнате заметно посветлело. Мать моя, сколько тут денег! Глаза у Георгия Алексеевича заблестели. Зрачки дернулись влево, потом вправо, потом замерли посередине:
— Без обид, говоришь?
— Да.
Ах, гори все синим огнем! У него лично обид на Чингиза нет. Ведь как чувствовал, дома не усидел! Встал, сгреб пачки в руку, подошел к сейфу. Что-то там покрутил, поколдовал с круглым диском, туда-сюда — за широкой спиной не видать. Положил деньги внутрь, достал короткую бутылку виски.
Отделения в сейфе мелкие. Водка в рост не входит. А наискось ставить — как-то несолидно. Конечно, не было нужды Георгию Алексеевичу прятать бутылку в сейф. Да старая привычка брала свое. Взял со стола стаканы, вылил остатки воды под кустик в красивый горшок на окне. Неторопливо поставил на стол и налил до половины соломенной жидкости. Сел рядом с Вадиком.
— Ну, будем… — Чокнулись. Все. Сделка совершена. Черт, ну и гадость…
Вадим сразу откланялся. Алексей Георгиевич посмотрел ему в спину: ну до чего странно евреи толстеют — в бедрах, прямо трапеция какая-то ходячая.
Интересно, под кем это только что провалилась земля? Подвинул телефон, набрал номер. Долго ждал.
— Алло? Здравствуй, Альберт Петрович. Как дела?
Разговор о том о сем, ни о чем в целом. Отчего-то Георгий Алексеевич знал, что рыть здесь без толку.
Позвонил еще. Этого нет, а тот отдыхает… Но, осознавая, что поднимает легкий переполох, Георгий Алексеевич продолжал розыски. Но и спустя полчаса во всем противоречивом хозяйстве непорядка не обнаружил.
Снаружи-то группа, конечно, выглядит как монолит. Особенно когда на нее наезжают. На самом деле, в действительности, это просто общая тусовочная площадка. Внутри есть шесть разных группировок. Они совершенно непохожи. Их цели плохо понятны друг другу. Так вот, все это хозяйство, которое кое-кто на Москве, не будем говорить кто, называет «керосинщиками», стояло на Москве в эти праздники как никогда крепко. Причин для каких-либо напрягов не предвиделось. Совсем. Вот-вот собирающихся всплыть последствий от предыдущих акций вроде бы не намечалось (в кои веки-то!).
Крепко задумался Георгий Алексеевич. Чингиз под старость мог спятить, но это маловероятно. Всю жизнь Чингиз был славен тем, что платил рубль там, где с других спросят десять. Обманул его Чингиз, это ясно. Но вот где?
Оранжевый луч локатора в голове кончил обшаривать потаенные уголки и закоулки. Вдруг Георгий Алексеевич треснул кулаком по столу: «Леха!.. твою мать! Да я же родного племянника только что продал! Ах ты, жидовская тварь!»
Вскочил, рысцой бросился к сейфу, потом к двери. Будто мог догнать Варнавского.
Вадик влез на переднее сиденье черной машины, поближе к Пете. Сразу схватил телефон. Набрал номер, повернулся налево:
— Ты езжай, езжай…
— Ага.
— Алло? Это Варнавский. Варнавский, говорю.
В трубке забренчал «Регтайм» — секретарша соединяла его с Чингизом.
— Алло. Все в порядке… Да… Благодарю… Благодарю. До свидания, Андрей Иванович.
Положил трубку на место. Дождя-то, похоже, и не будет. Перевел дух. Ну и денек! Обошлось ведь, а!
— Здесь направо. Давай к Политехническому. Давай, давай быстрей.
— А там где?
— Там видно будет.
Вадик, непоседа, вертелся на сиденье и так и этак.
— Нет, нет, сейчас направо. — Мимо тянулся, тянулся Политехнический музей, и конца ему не было видно. — А теперь налево. Стой. Сдай назад.
Вадик завертел головой. Потом что-то увидел:
— Тормози!
Машина остановилась напротив автобусной остановки. Сразу со скамеечки поднялась худенькая девушка лет восемнадцати. Черненькая, зеленые штаны-резинки и красная кофточка в обтяг. Серенькие туфельки. Немного опухшее личико, чуть-чуть косметики. За ней медленно поднялась вторая девушка, беленькая. Платье-распашонка кончается чуть ниже пояса. Сумка из блестящей черной клеенки на боку. Одеты не по погоде — еще слишком прохладно. У их профессии с климатом в России вечные неувязки. Вадик опустил стекло — когда черненькая наклонилась.
— Еще кто есть? Мне нужно чего-нибудь… Во! — Он сжал кулак.
— Нет, — лениво ответила она. — Такого сейчас нету.
— Эх! Ну-ка отодвинься, дай-ка я на ту погляжу.
Вадик посмотрел на вторую. Ох и страшна! Уж лучше эта.
Самые оборотистые мастерицы давно откочевали в закрытые клубы. Там публика проверенная и почти безопасная. А настоящему профессионалу на улицах в Москве стоять нужды нет. Не очень-то эти девицы подходили ему. Но у Вадика внутри был кипяток. Мужика приперло. Инфаркт хватит, если не разрядиться. Повернулся налево:
— Петь, ну-ка, вылези, покури… Вон, видишь, мороженое иди скушай.
Они с Петей одновременно открыли дверцы. Вадик посадил девчонку назад, успев хлопнуть ей по заду. С хрустом потянулся. Казалось, он прямо сейчас оторвется от земли и взлетит в серое небо. Воровато оглянулся, а потом полез за ней следом.
Редко машины проезжали мимо. Беленькая девушка снова села на свою скамеечку. Руки сжаты на сумке, как будто кто-то собирался ее отнять. Глаза уперты в резной камень Политехнического музея. Прислонившись к боковой панели автобусной остановки, на которой с одной стороны была карта Москвы, а с другой — довольная балерина в невинной тюлевой пачке протягивала всем желающим коробку конфет, стоял Петя и смотрел на машину.
Ничего не видно. Стекла сзади слишком темные. Хотя нет. Вот дрогнул багажник. Или почудилось? Он переглянулся с беленькой и ухмыльнулся, а потом сплюнул на тротуар и достал сигарету. Похлопал по карманам — зажигалка-то осталась в пиджаке. Обернулся к беленькой:
— Зажигалка есть?
— Сейчас. — Она достала из сумочки красную пластмассовую зажигалку. Не вставая, протянула ему.
— Благодарю, — сказал Петя вместо «спасибо», подражая Варнавскому.
41
Георгий Алексеевич в этот момент открывал дверь Лехиного подъезда. Поехал он к Лехе исключительно ради того, чтобы взять да разбудить любимого племянника и отправиться вместе с ним куда-нибудь посидеть-отдохнуть, посмотреть на девочек, обмыть нежданную удачу да посплетничать о Чингизе, которого Георгий Алексеевич никогда и в глаза не видел.
Других поводов Георгий Алексеевич не имел и иметь не мог. Ибо сама мысль о том, что Леху и Чингиза могла связывать связь, была, есть и будет бредовой — так думал он, подходя к двери Лехиной квартиры.
И вдруг сердце его заколотилось: Георгий Алексеевич увидел над фигурной дверной ручкой отпечаток огромного башмака. Обернулся; потом осторожно нажал кнопку звонка. И, прислушиваясь, придвинул вспотевший лоб к черному пластику. Еще раз нажал кнопку.
Мягкое бронзовое «баммм» улетело в тишину безвозвратно. Никто там, в квартирных глубинах, не завозился, никто не заглянул в глазок, никто не приблизился к двери.
Еще раз нажал кнопку. Потом еще. Но только тишина была ответом ему.
Так с антенны радара сбившегося с траектории и заблудившегося в космосе спутника в черную пустую бесконечность падает электромагнитный импульс — неутомимый гонец, посланный, чтобы вернуться назад с вестью о Земле. Но голубой планеты впереди нет, и посланец не вернется вовеки, рассеявшись по всей вселенной.
Ответа нет. Это был плохой признак. Георгий Алексеевич позвонил в Лехину дверь в шестой раз. Никого нет. Оглянулся вокруг: на площадку выходит еще одна дверь. Потоптавшись на месте, Георгий Алексеевич пересек выложенный серой плиткой квадрат и позвонил.
Через минуту внутри лязгнул засов, дверь открылась. В щель выглянул бородатый мужик в очках.
— Здорово, — сказал Георгий Алексеевич.
— Привет, — немного поразмыслив, ответил бородатый. Наморщил лоб:
А, здравствуйте. Проходите. — И открыл дверь пошире.
Полгода назад, когда Лехины родаки решили взять в этом доме квартиру, Георгий Алексеевич, на всякий случай, решил устроить проверку продающей родственнице. Уж очень она была далека; в сущности, родственником на самом деле был ее покойный супруг, а не она, и толком, кто они такие были, в родне не знал никто.
Георгий Алексеевич надел костюм поскромней и с утра в воскресенье обошел всех потенциальных соседей, особенно вдумчиво ведя разговор с соседом внизу. Конечно, ничего интересного ему раскопать тогда не удалось, но вот сосед напротив, слава Богу, его запомнил.
Потому что сосед напротив имел хорошую память. Он помнил даже программиста Вову, бывшего хозяина Лехиной квартиры. Они с Вовой вместе начинали работу в вычислительном центре неподалеку и вместе бегали здесь по строительным лесам. Вместе мокли под моросящим дождем и вместе, гуськом, осторожно переходили по стропилам пропасть под снятой крышей. Узнав, что Леха в чем-то Вове родич, он свое хорошее отношение к покойнику перенес на него.
