Александр Добродомов - Мытарства пассионариев
- Знаешь, Клим, в том поезде ехали две несчастные женщины из секты «Свидетели Иеговы» - так они тоже, представь, уверены, что для них забронированы места среди тех ста сорока четырех тысяч избранных, которые будут блаженствовать вечно на земле. Что-то уже стало тесновато на горе Сионе от спасшихся и верных, то ли еще дальше будет. Надо же, отрезали кое-что - и уже спаслись! Уже избранные! Эк вас расперло от гордыни-то! Святитель Феофан (Говоров) говорил: «Сам дрянь дрянью, а все твердит: «Несмь якоже прочии человецы!» Все, как один, святые отцы утверждали: «Тот, у кого нет понимания во внутреннем, того и внешнее не спасет». Как же вас может спасти внешнее оскопление, если о внутреннем вы даже не помышляете! Внутренняя, то есть духовная, жизнь начинается с покаяния. Но вам не в чем каяться: то, из-за чего вам нужно было бы каяться, вы отрезали. Следовательно, духовная жизнь ни к чему, или, как ты говоришь, пустая трата времени.
- Мы очистились, поэтому и верим в свое спасение. Христос говорил: «Блаженные чистые сердцем, ибо они Бога узрят»[18].
- Чистоты сердца вы достигли хирургическим путем? Гениально! Чик - и айда на Сион Бога зреть! Значит, четыре Евангелия, по-вашему, - благая весть о кастрации? Да ты, Клим, «слепой вождь слепых», а «если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму»[19]. Сам падаешь в яму и вон сколько людей туда тащишь. Не страшно?
Андрей заметил, что с некоторых пор дискуссии адепты секты скопцов, поначалу сидевшие в тупом оцепенении, начали переглядываться. А теперь осмелели настолько, что иногда перешептывались. Это не ускользнуло и от внимания бритолобого. Он уже жалел, что позволил начаться этому спектаклю, в котором, как и в рукопашной схватке, пленник также одерживал верх.
- Заткнись, несчастный!
- Я спросил, не страшно ли тебе? Твой книжник брат Трофим цитировал восемнадцатую главу Евангелия от Марка, в которой говорится: «Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит». Это о тебе. Ты проводник соблазнов, Клим, ты раб страстей. В тебе гордыня аж клокочет. Страсти, возобладая над человеком, требуют от своего раба оправдания. Гордыня требует, а ум ищет оправдания. И находит. Душа же, подчиняясь страстям с помощью такого оправдания, соединяется с демонами-мучителями. Тебе наплевать на вечную жизнь, тем более, что если вы, скопцы, так буквально понимаете Евангелие, то должны знать, что вечное блаженство обретается в Царствии Небесном, а не здесь, на земле, где все из праха появилось и в прах превратится. Вы же хотите вечного царства скопцов именно здесь, на земле, где сатана правит бал. Ты, Клим, и вы, присутствующие, говоря о вечном земном блаженстве, должны всегда помнить слова Христа: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше»[20].
А дальше случилось то, чего не ожидал ни Андрей, знающий о железной дисциплине в подобных сектах, ни сам главарь общины: с одной из лавок встал мужчина и задал вопрос!
- Скажите, что, по-вашему, нужно делать, если согрешил и грех сей жжет огнем?
Бритолобый настолько был поражен отчаянной смелостью своего адепта, что минуту не знал, что предпринять, невольно дав Андрею время ответить на вопрос.
- Есть такая история. К одному авве приходит ученик- неофит. «Отче, - говорит. - Что делать? Я пал!» «Встань и иди дальше», - отвечает авва. «Но я снова пал». «Снова встань». «Но я опять пал!» «И опять встань». «Так доколе мне падать и вставать?» «До гроба». Падать - в природе человеческой, но нет такого греха, от которого Господь не освободил бы, потому что Бог - абсолютная Любовь. Хотя для освобождения нас от греха требуется прежде всего наше искреннее желание, понимание и упорная кропотливая духовная жизнь, которая начинается с покаяния и смирения.
Покаяние же начинается с молитвы. В чем душа молитвы? В неспешности, искренности и сердечном внимании. Поэтому для уныния нет оснований, тем более, что уныние - тяжкий грех.
- Хватит!! - главарь скопцов больше не мог терпеть, как его паства начинает думать и задавать вопросы. Это первый сигнал к развалу общины и непредсказуемым последствиям. Он подал знак кастратору приступать к немедленному оскоплению этого наглого и очень опасного типа, а двум своим подручным велел схватить и увести того, кто посмел задать вопрос чужаку.
К гинекологическому креслу подошел длинный худой тип с отмороженными глазами и внешностью профессионального патологоанатома. В руках у него блеснул длинный слегка загнутый нож наподобие сапожного, но длиннее и наверняка намного острее.
Андрей не шевелился, не желая раньше времени выдавать свободу своих рук - ему нужен был нож, чтобы быстро перерезать ремни на ногах.
«Трупорез» не понял, как все случилось: после того, как он приподнял нижний край покрывала, откуда-то появились руки. Одна перехватила запястье, одновременно выкручивая и сгибая кулак, а вторая в это время неумолимо выворачивала нож в сторону пальцев. Секунда - и нож мягко покинул руку оскопителя. Еще секунда, другая - и ремни на ногах перерезаны. Все это время Андрей жестко смотрел прямо в глаза худому палачу, и тот не смел ничего сделать. Да и что бы он сделал?
Морской диверсант спрыгнул на пол и парой движений из большого белого платка сделал себе подобие памперсов.
Бритолобый побледнел и кинулся к двери. Дернул ее раз, другой, но она оказалась запертой снаружи (видимо, он был на сто процентов уверен в успехе скопческого ритуала и велел закрыть дверь). Тогда Клим забарабанил что есть мочи и заорал: «Скорее сюда, все сюда!! С ору-у-жие-е-ем!!»
А худой палач стоял с обиженным, почти детским лицом и чуть не плакал.
Главарь в бешенстве начал поднимать с лавок самых крепких мужиков и подталкивать к восставшему с одра пленнику.
- Чего расселись! Взять его! Связать! Взять его, я сказал!!
Адепты опускали головы, набычивались и вяло сопротивлялись подстрекательству. В это время пришел в себя патологоанатом и двинулся на обидчика. Видя, что появился желающий побить пришельца, снятые с лавок мужики вернулись на свои места, но не сели, а остались стоять, переминаясь с ноги на ногу и исподлобья наблюдая за происходящим. Двое подручных бритолобого бросили тащить к дверям мужика-смутьяна и устремились на помощь худому брату-кастратору.
Андрей чуть не совершил роковую ошибку: недостаточно серьезно оценив опасность, он получил от худого тычок костяшками пальцев в точку локтевого сгиба на поперечной складке у наружного края сухожилия двуглавой мышцы плеча. Боль стрельнула до самой шеи и левая рука на несколько секунд онемела. Андрей стремительно отошел на несколько шагов назад, встряхивая рукой и одновременно массируя весь сустав.
«Ах ты ж, твою дивизию!» - Андрей сразу посерьезнел и собрался, не забыв шепотом произнести «Господи, помоги и благослови!» Патологоанатом, видно, и вправду оказался патологоанатомом или еще каким-нибудь врачом, причем врачом серьезным, потому что только классный специалист-медик с большим опытом смог бы вот так точно ударить в одну из самых болевых точек противника.
Остальные двое нападавших беспокоили меньше, чем этот худой знаток анатомии. Он наступал впереди, а те двое прикрывали с двух сторон тыл, готовые в любую секунду броситься на добивание.
Худой, подойдя на расстояние вытянутой руки, сделал резкий выпад, намереваясь ударить в кадык. Андрей просто сдвинулся на несколько сантиметров вправо, после чего рука нападавшего растопырилась и повторила движение, только теперь в глаза.
Другой бы на месте морского диверсанта уже корчился бы на полу в агонии, но Андрей схватил нападавшего прямо за растопыренные пальцы и резким движением вывихнул их в разные стороны, надорвав кожу между пальцами. Боль наверняка была сильнейшая, но «трупорез» всего лишь отдернул руку и выставил другую, не менее опасную.
Пытаясь вырубить опытного нападающего, Андрей что есть силы саданул того в промежность.
Ах, он же забыл, где он! Худой слегка крякнул и впервые заулыбался покойницкой улыбкой. Блин!
Ладно, хватит экспериментов. Андрей перехватил худую жилистую клешню, когда она уже была в нескольких сантиметрах от нижней части его живота. Появился рычаг, которым он воздействовал на плечо с винтовым закручиванием туловища вниз - и вывернутая назад-вверх левая рука «черного доктора» вышла из сустава, сам он упал на колени, а худая морда ткнулась в пол. Андрей еще больше дожал, выкрутил и резко согнул руку - та сухо хрустнула и резко деформировалась.
Чтобы закрепить успех, Андрей за верхние края глазных впадин поднял теряющего сознание кастратора и что есть силы толкнул его на одного из ожидавших нападения подручных. Оба повалились на пол.
Но остался второй. Каратист. Он дрыкнул ногой, горя желанием пробить наглому пленнику «фанеру». Но Андрей сначала поддел задранную ногу, а потом протащил ее дальше в сторону удара, после чего очень жестко усадил мужика на полный шпагат. Мог, конечно, просто подхватить, протянуть, завернуть и оттолкнуть, но тогда бы мужик встал и снова кинулся бы в атаку, а так в паху у него что-то хрустнуло и он покатился по полу, жутко вопя от боли.
