Сергей Гайдуков - Стреляй первым
Он показал, что может пробраться к самому дорогому, что есть у Резниченко, — к семье, и он показал, что может с этой семьей сделать. Попробуй Григорий Александрович дернуться против — и в следующий раз в Измайловском парке обнаружат тело Ольги или Светки. В этом смысл шульцевских предупреждений. И Резниченко зажмурился от переполнявшей его смеси страха и нечеловеческой ненависти.
— У меня только будет просьба, — сказал Казаков. — Я думаю, что и Григорий Александрович к ней присоединится…
Заместитель начальника службы безопасности взглянул на шефа, но тот сидел с закрытыми глазами и ни на что не реагировал. Тогда Казаков сам обратился к Шестову:
— Этот случай… Он может скомпрометировать нашу фирму, лечь пятном… Хотя еще ничего и не доказано. Поэтому мы бы хотели, чтобы в прессе не появлялись название нашей фирмы, имя Григория Александровича и тому подобные сведения… Это возможно?
— Я вас хорошо понимаю, — согласился Шестов. — Со своей стороны я сделаю все возможное. Но журналисты — знаете, они могут это раскопать. Так что гарантировать на сто процентов не могу. К сожалению.
Он поднялся и пошел к дверям. На пороге кабинета следователь остановился и посмотрел на Резниченко:
— Полагаю, в ближайшее время вы получите повестки для официального допроса. Это не займет много времени.
Резниченко кивнул, не поднимая глаз.
— Григорий Александрович, если вы что-то вспомните о Прошакове и обо всем этом деле, позвоните мне, я оставлю телефон вашему референту. Или вы уже что-то вспомнили?
Резниченко поднял голову и на секунду встретился взглядом с Шестовым. Это был его последний шанс повернуть ход событий в другом направлении — рассказать все, всю правду, передать эту историю в руки тех, кто по своим обязанностям должен был обеспечивать его безопасность.
Но он помнил, сколько уже успел наврать. Он помнил, какой ужас испытал вчера, обнаружив следы Шульца у себя дома. Он знал, что, доверив Шестову свою тайну, может ожидать ареста Шульца. Возможно, его осуждения. Но сможет ли Шестов обеспечить безопасность семье Резниченко? Вряд ли. И, взвесив все это в течение секунды на чашах весов, он в очередной раз за сегодняшний день сделал свой выбор.
— Нет, я ничего не вспомнил, — сказал Резниченко. — Я же вам уже объяснял: я довольно плохо знал покойного. Всего хорошего, Андрей Владимирович. — Держите нас в курсе расследования.
— Хорошо, — на лице Шестова появилось некоторое удивление таким решительным выпроваживанием его из кабинета.
— А вас я бы попросил усилить контроль за отбором людей в службу безопасности, — повернулся Григорий Александрович к Казакову. — Видите, что получается. Просто позорище какой-то… Идите.
Резниченко дождался, пока заместитель начальника службы безопасности закроет за собой дверь, и набрал номер Кожина.
— Ты уже договорился? — спросил он сразу.
— О чем? — не понял Кожин.
— О нашем деле. О чем мы с тобой сегодня разговаривали, — Резниченко вытер со лба капли пота.
— Ах об этом… Да, договорился. Люди уже готовятся.
— Ясно, — Резниченко положил трубку. Механизм уже запущен в действие, и остановить его нельзя. Значит, он сделал правильно, что не стал исповедоваться Шестову. Выбор сделан, люди готовятся.
Остается лишь встретить завтра Шульца и вывести его за белые ручки под перекрестие прицелов.
А потом расслабиться и наслаждаться замечательным зрелищем. Потому что смерть врага — всегда самое лучшее шоу.
Глава 12
Но Резниченко несколько торопил события, хотя и не по собственной вине. Привыкший к неторопливому и бездеятельному существованию на своем посту Кожин и после разговора с Григорием Александровичем повел себя соответственно: не стал суетиться и решил отложить сеанс связи с посредником на поздний вечер.
Так что звонок Резниченко застал его врасплох: Кожин не хотел выглядеть в глазах своего благодетеля полным болваном и сказал ему именно то, что, по мнению Кожина, Григорий Александрович хотел услышать.
И, только положив трубку и негромко чертыхнувшись в свой собственный адрес, Кожин наконец приступил к делу.
Он набрал номер своего хорошего знакомого, который был известен узкому кругу друзей как Аркадий Семенович. Кожин принадлежал к этому кругу.
— Аркадий Семенович, — вкладывая в свой голос как можно больше уважения, сказал Кожин. — Это Анатолий. Извините, что беспокою…
— Слушаю тебя, Толик.
— Один мой хороший знакомый просит вас о маленьком одолжении…
— Да? И когда же ему нужен результат?
— Дело очень срочное. Хорошо бы завтра.
— Ох, Толик, — вздохнул Аркадий Семенович. — Немного ты не ко времени.
— А что такое?
— Да я собрался на отдых, в санаторий. Печень подлечить, уже и билет на самолет взял…
— Аркадий Семенович, — забеспокоился Кожин. — Очень хороший знакомый, просто нельзя ему отказать.
Он представил, как будет объяснять Резниченко, почему посредник, уже якобы договорившись о деле, на следующий день улетает поправить здоровье. Из-за своей нерасторопности Кожин рисковал оказаться в идиотской ситуации. Поэтому он постарался изо всех сил убедить Аркадия Семеновича взяться за это дело.
— Это очень простое дело… Одно маленькое одолжение.
— Одно? — Собеседник задумался.
— Да, и не будет проблем с благодарностью.
— Сможешь сегодня доставить первую часть?
— Никаких проблем, Аркадий Семенович! — радостно отрапортовал Кожин.
— Тогда заезжай вечерком. Привези первую часть и картинки.
Это означало, что Кожин должен привезти вечером аванс и описание жертвы. Аркадий Семенович милостиво проговорил в трубку:
— Ладно уж, если так просишь, задержусь на пару дней.
— Спасибо, спасибо, Аркадий Семенович, — Кожин даже засмеялся от радости: так ему повезло!
Вечером того же дня он привез Аркадию Семеновичу аванс — три тысячи долларов — и рассказал во всех подробностях, где и когда произойдет встреча Резниченко и Шульца.
— И чтобы подозрение ни в коем случае не пало на моего знакомого, — напомнил Кожин.
— Ты хочешь поучить меня моему ремеслу? — улыбнулся Аркадий Семенович. — Тогда иди и сам оказывай своему знакомому услугу.
— Ну что вы, что вы, — Кожин рассыпался в извинениях.
— А раз так, то не напоминай мне элементарных вещей.
Аркадий Семенович выпроводил за дверь Кожина и убрал деньги в тайник. На следующее утро он вызвал по пейджеру семерых своих постоянных исполнителей, которые казались ему способными на выполнение такого задания. Всего в «каталоге» Аркадия Семеновича было около тридцати специалистов в разных областях, однако в этом случае он мог выбирать только из семи.
В течение часа отозвались все семеро, но Аркадий Семенович поручил дело первым двум, наиболее шустрым.
Исполнитель, позвонивший Аркадию Семеновичу третьим, изрядно его повеселил. Он принялся возмущаться, что дело отдали не ему.
— Надо быть пошустрее, — сказал Аркадий Семенович.
— Пошустрее? — обиженно дыша в трубку, возмутился исполнитель. — Ну раз вам нужно пошустрее, то и нанимайте себе…
— Кого? — язвительно поинтересовался Аркадий Семенович, подумав про себя, что у его исполнителей развилось слишком больное самолюбие.
— Кроликов! — крикнул исполнитель ему в ухо. — У них, правда, мозгов нет, но зато они очень шустрые!
— Не стоит это воспринимать так близко к сердцу, — начал утешать собеседника Аркадий Семенович. Сам он улыбался, и фраза про кроликов почему-то ему запомнилась.
Около двух часов дня двое направленных на дело стрелков позвонили ему и заверили, что все будет в порядке. Они уже занимали позиции напротив «Пицца-хат».
— С Богом, — коротко сказал Диспетчер. Так его называли люди, связанные с ним секретной и жестокой работой. Остальные же знали его под именем Аркадий Семенович.
Глава 13
— Я сегодня уйду пораньше, — сказал Григорий Александрович Анжеле. — Хочу устроить дочку в спецшколу, надо поговорить с директором. Будут у меня что-нибудь требовать взамен…
— А как же без этого, — сочувственно отозвалась Анжела. — Если есть что с человека взять, они обязательно возьмут. Подарите им пару списанных компьютеров, они и успокоятся.
— Ты думаешь, они возьмут? — Резниченко с сомнением покачал головой. — Но все равно спасибо за идею. Посмотрим, может быть, так и получится.
В вестибюле его поджидал Вадим, и Григорий Александрович произнес заранее подготовленную фразу:
— Готовь машину, минут через тридцать поедем. А я сейчас перекушу за углом и вернусь.
— Григорий Александрович, я должен следовать вместе с вами.
— Я иду всего лишь на соседнюю улицу. Я хочу поесть. И ничего больше.
