Марина Барбышева - Звездочет. Работа на холоде
Вдруг сзади что-то с металлическим стуком упало и покатилось по цементному полу. Сергей машинально оглянулся. Люди, находившиеся в квартире Шёманна, что-то сбросили в открытый люк. Крышка глухо захлопнулась; наступила тишина.
Сергей догадался, что это. Подтверждая догадку, под ноги ему выкатилась лимонка. Она завертелась волчком, медленно останавливаясь. Шёманн, как зачарованный, уставился на нее.
Нет, это не магия. Это было как раз то, что нужно. К таким шуткам Сергей привык еще в Афгане, где гранаты сыпались на голову, как яблоки. Схватив лимонку, он швырнул ее за угол г-образного подвального коридора, затем не раздумывая прыгнул на Шёманна, и они повалились на пол, обнявшись крепче двух друзей.
Шёманн хрипел, зажатый железными лапищами, осознавая свою абсолютную беспомощность и никчемность. Но сопротивление его было непроизвольным и истерическим: это были конвульсивные хаотические подергивания, явившиеся неизбежным следствием сильнейшего нервного перенапряжения. Через секунду Шёманн затих, повинуясь обстоятельствам. Он просто устал сопротивляться и сломался, решив про себя: будь что будет.
В следующую секунду раздался оглушительный взрыв. В закрытом помещении всегда так. Сергей прижал ухо плечом, будто бы это могло уберечь его от контузии, навязчивые воспоминания о которой почему-то лезли ему в голову. «Вот только контузии мне сейчас не хватало», — подумал он, тряхнув головой. В ушах противно звенело.
Кашляя от дыма, заполнившего подвал, они поднялись на ноги. Сергей больше не опасался Шёманна. Взрыв все расставил на места. Теперь они были вместе, хотя Шёманн до сих пор еще не знал, кто же этот молодой человек, и что у него на уме. Да и вообще, с какой стати он здесь?
Времени на объяснения по-прежнему не было. Люк снова открылся, и оттуда посветили фонариком.
Сергей схватил Шёманна за рукав и бесцеремонно потащил за угол коридора, туда, где взорвалась граната. По его предположениям, там должен был образоваться проход. Он знал, что здесь оставаться нельзя. Вооруженные люди в квартире наверху явно готовились пуститься за ними в погоню. Даже если они на какое-то время поверили, что граната уничтожила прятавшихся внизу, они ведь обязательно спустятся и проверят. А к этому времени лучше находиться где-нибудь подальше отсюда.
В проломе, появившемся после взрыва, послышался быстро нарастающий гул. На них с ревом несся поезд. Оказывается, подвал дома соседствовал с подземным тоннелем. Да это же невероятная удача! Как будто в темноте зрительного зала загорелись над дверью зеленые печатные буквы: «EXIT». А ведь еще секунду назад в эту мышеловку были одни только входы. Яркий свет ударил им в глаза. Сергей прищурился. Слепнуть и глохнуть еще раз за эту ночь ему не хотелось. Глаза и так словно бы присыпало песком. Накопившаяся усталость выворачивала их наизнанку. Дернув Шёманна за рубашку, он потащил его к пролому.
Они бежали по тоннелю. Шёманн отставал и захлебывался. Но неожиданное освобождение придавало ему сил. Он впал в какое-то странное эйфорическое возбуждение, обещающее надежду и жизнь.
— Он подставил меня! — задыхаясь, орал он в спину Сергею. — Квятковский меня подставил!.. Он специально всех связников замкнул на меня… а потом сдал… Вы мне верите?.. Он для этого меня и завербовал!
— Верю! Заткнись! — гаркнул Сергей, не оборачиваясь. Его голос запрыгал, эхом отскакивая от стен тоннеля.
Земля под ногами задрожала. Где-то издалека снова зарождался быстро приближающийся рев.
Свет фар вломился в тоннель, обнажив похожие на раздувшиеся жилы в воспаленном горле подземные коммуникации.
— Ложись! — взревел Сергей.
Его голос потонул в грохоте, тысячу раз усиленном гулкими стенами. Прямо на них несся электровоз. Они лежали, вжавшись в трясущуюся землю. Колеса мелькали у самого лица. Казалось, конца этому не будет. Словно они уже попали в ад, где кошмар длится вечно.
Поезд промчался мимо, и сразу стало так тихо, будто наступила полная глухота, контузия, нокаут. Они лежали, вслушиваясь в оглушительную тишину, и не решались подняться. На них будто бы опустился долгожданный покой, покрыв с головой ватным одеялом. Двигаться не хотелось, разговаривать не хотелось. Оцепенение казалось непроницаемым и вязким, как околоплодные воды.
Писк пейджера мгновенно вывел их из шока. Сергей сел, отстегнул от ремня пейджер и прочитал сообщение Анны. С небольшим опозданием все его предположения и догадки подтвердились. Это было второе подтверждение. Первое он получил чуть раньше и из первых уст.
Рядом завозился Шёманн. Вид у него был ужасный.
— Вы мне верите?.. — снова спросил он, привалившись к стене.
— Черт! Я же сказал! Верю!
Сергей с трудом поднял его на ноги. Казалось, он не сможет идти. Но он пошел шаркающей мешковатой походкой, заметно приволакивая, видимо, ушибленную при неудачном падении правую ногу. Его одухотворенное, перепачканное сажей лицо было по-детски счастливым.
— Вы сказали, что верите?.. Когда?.. Я не слышал…
— Пошли, — скомандовал Сергей, легонько ткнув Шёманна в бок, чтобы тот шел впереди. А то мало ли что? Завалится еще в обморок от пережитых волнений. — Значит, теперь вы исчезаете из страны. Ложитесь на дно где-нибудь на островах. Официально вы погибли. Придется поменять внешность и документы. Уйдите в глубину гор и займитесь своим хобби… У вас ведь есть хобби? Вы, конечно, спрятались очень хорошо, но все же это не ваше хобби. Займитесь тем, что у вас получается лучше всего.
Шёманн послушно с готовностью закивал. В глазах непрошеной скупой слезой наворачивалась благодарность.
— Вот… кулинария… А когда мы во всем разберемся, я вас вытащу… Понятно? Только без самодеятельности.
Шёманн снова кивнул, по-мальчишески растрепав редеющий чуб. Он неуверенно двинулся в противоположную от Сергея сторону, но вдруг остановился.
— Спасибо вам. — Он протянул руку. — Спасибо. За все. Вы единственный…
— Не за что. Я не для тебя старался. — Сергей крепко пожал его руку. Рукопожатие было искренним и сердечным.
Поезд налетел внезапно, со всех сторон обрушились рев и грохот. Сергею на мгновение показалось, что это взрыв, последний в его жизни. Что показалось Шёманну, он не знал…
Часть четвертая
Дважды покойник
Все газеты развитых стран мира кричали об одном и том же. Заголовки были настолько одинаковы, что по ним можно было изучать языки.
«Россия на пороге международного скандала».
«Российские дипломаты высланы из Швейцарии».
«Берн вручает ноту протеста послу России в Швейцарии».
«Высокопоставленный сотрудник русской разведки готовится обнародовать сенсационные факты».
Фото Квятковского обошло весь мир.
В прессе началась настоящая вакханалия. Одинаковые сильнодействующие заголовки возвещали о нарастающем скандале. Страсти разгорались ожившим вулканом, раскаленной лавой низвергаясь на головы жадных до событий читателей.
Журналисты, заскучавшие после спавшей волны сенсаций о развале СССР, крепко ухватились за новую тему, связанную с Россией.
У газетчиков всех мастей просто текли слюни от обсасывания подробностей шпионской деятельности русских дипломатов.
Политкомментаторы и политологи муссировали нюансы, выдвигали различные версии, давали всевозможные оценки, требовали решительных действий от властей.
Политики разных мастей также засуетились. Для них это был великолепный шанс воспользоваться ситуацией, чтобы лишний раз напомнить о своей значимости и необходимости. Посыпались протесты, призывы… и еще бог знает что…
Париж как всегда благоухал духами, Амстердам — марихуаной, Осло пах рыбой… А из России вновь потянуло грязным бельем.
Илья Петрович Ставрогин проснулся в прекрасном расположении духа. Пресс-конференция была назначена на сегодня, и он представлял себе, как блеснет на ней всей красотой своего военного величия, великолепной выправкой, звездами на погонах, неподражаемой полнозубой улыбкой. Не телезвезда, конечно, но все-таки… А почему, собственно, не телезвезда? Чем он хуже переслащенных светских мачо, то и дело возникающих на экране? Не хуже! А в чем-то даже лучше. Илья Петрович был артистичен, фотогеничен и телегеничен. Иногда ему казалось, что если бы не продиктованный определенными обстоятельствами выбор профессии военного, из него мог бы получиться великий драматический артист. Характерный, фактурный, с глубоким внутренним потенциалом, разноплановый и харизматичный. Многообразию оттенков его улыбок и взглядов позавидовал бы любой профессионал сцены. Но рожденный в семье военного, он был лишен выбора, однако впоследствии об этом не пожалел.
У него была масса возможностей удовлетворить свои амбиции. А амбиции были высоки, если не сказать запредельны. Впрочем, именно амбициозность и помогла ему осуществить определенный и очень удачный карьерный рост. Но если быть до конца честным, Илью Петровча это не вполне устраивало. Ему хотелось вознестись еще выше. Выше Шевцова, выше… в общем, выше всех. «А почему бы не затеять грандиозный военный переворот?» — думал он иногда в шутку. Хотя… в каждой шутке есть доля шутки…
