Сергей Зверев - Им равных нет
– Смотри, как гладко поет, – покачал головой начальник Совбеза. – Соловьем разливается. Твой кадр.
– Я его пару раз видел, когда заслушивания проводил, – Кутасов скривился, как от зубной боли. – Ей-богу, дурачок неотесанный. Двух слов связать не мог. Не то что про имперскую политику разглагольствовать.
– Лондонский воздух благотворно подействовал.
– А что ты хочешь! Лучшие пиарщики его образ ваяют! Выдрессировали обезьяну…
– Вот ты мне объясни: почему он живой? – спросил Бусыгин. – У нас что, нет средств, чтобы прихлопнуть этого клопа?
– Ну, Николаич. Неужели тебе это надо объяснять!
– Политически нецелесообразно, – кивнул Председатель Совбеза с усмешкой.
– Раздави его – такая вонь пойдет! Нам тогда даже вид его изуродованного трупа не в радость будет.
– Это у нас порочная позиция. Янки не стесняются по всему миру убирать всех, кого им вздумается…
– На то они и янки.
– Во-во. Поэтому они и владеют половиной земного шара. А у нас еще в семидесятые годы запретили ликвидации за рубежом. И на пользу нам это не пошло. Теперь любая сволочь себя чувствует в полной безопасности. Знает, что может безнаказанно предать Родину. Цивилизованный мир нам рукоплещет. А мы разлагаем нашу систему. Утрачивается четкий условный рефлекс: предашь – умрешь…
– Ну чего тут обсуждать? Ты сам понимаешь, что мы не заткнем этому опарышу его грязный рот. И беглым олигархам не заткнем. Такова политика партии. А кто против политики партии? – усмехнулся Кутасов.
– Ну да. Единогласно, – кивнул Председатель Совбеза.
Между тем интервью на экране близилось к завершению.
– Я готов ответить за свои слова. Режим, у которого такие спецслужбы, нелегитимен. Он преступен! – завершил свою речугу, слегка сбившись на слове «нелегитимен», перебежчик…
– А может, придет время, – мечтательно произнес Председатель Совбеза, смотря на экран. – И мы с ними со всеми посчитаемся…
– Да, если будем сильны и независимы. Этого они, как черти святой воды, боятся.
– А знаешь, мне все-таки кажется, все будет хорошо.
– Будет… Если не станет очень плохо…
Глава 26
Боевики давно просекли, насколько важна в военном деле эффективная связь. Похоже, по рации сообщили о нападении. И на дороге «Тойту Ландкраузер» ждали…
Пули наглухо вырубили мотор. Прошили лобовое стекло. Превратили машину в кучу металлолома.
Моджахеды сделали ошибку, что не подпустили машину ближе. Тогда бы накрыли гарантированно всех…
Ник вывернул руль, когда забарабанили первые пули, выжал тормоз, и джип вынесло в овраг.
Машина запрыгала по ухабам, скатываясь вниз. С треском разворошила кустарник, снесла пару молоденьких деревьев и уткнулась капотом в камыш, передние колеса утонули в журчащем ручье.
– Живы, братишки? – прохрипел Фауст, пытаясь оценить, жив ли он сам или уже отдал Богу душу. Он сильно ударился грудью о руль, дышал с трудом, но все же дышал.
В наступившей тишине было слышно, как что-то капало – то ли вода, то ли бензин. Послышался электрический треск – искрила перемкнувшая проводка.
На заднем сиденье была груда тел. В темноте не различишь, кто где. Послышался стон. Пошло шевеление. И неожиданно хлыстом щелкнул резкий голос Ника:
– Чего отдыхаем?! Из машины!
Сверху, на дороге, послышался звук мотора. Там замелькали фигуры. Луч прожектора, установленного на грузовике, ударил вниз, высветив десантников и уткнувшуюся в камыш машину, из-под капота которой валил дым.
Цыган, вывалившийся из машины, навскидку врезал из «винтореза». И прожектор погас.
– Живы? – воскликнул Ник.
Вопрос не праздный. Джип слетел с такого обрыва, что непонятно было, как не разбился в лепешку. Но из салона выбрались все… Правда, не все смогли устоять на ногах. Ахмед Хадизов сидел на земле, постанывая и держась за бок.
– Обкладывают, – отметил Ник. – Идиоты…
Вокруг была кромешная тьма. Даже фары бандиты выключили – поняли, что дают преимущество преследуемым. В прибор ночного видения видно, что светящиеся зеленые силуэты рассредоточились и готовы двинуть вниз на прочесывание.
Бизон дал очередь, одна фигура рухнула, другие залегли. Моджахеды наконец поняли, что фокус, как в фильмах про Великую Отечественную войну, где эсэсовские цепи сплошным гребнем вычесывали из леса партизан, здесь просто так не пройдет.
Капот джипа задымился сильнее. Из него вырвался язычок пламени.
– Уходим в зеленку! – приказал Ник.
Машина уже начала гореть.
– Мать твою! Мешок с «капустой»! – крикнул Цыган. И рванул к начинающему серьезно гореть джипу.
– Сгоришь! – крикнул Ник. – Назад!!!
Но Цыган уже распахнул дверцу и шарил в салоне.
Взметнулось пламя, озарив окрестности и ослепляя.
Цыган вывалился из салона и бросился прочь.
Тут рванул бензобак. В спину Цыгана дало взрывной волной. Но мягко, не опасно…
Десантник поднялся на ноги, держа в руке мешок с деньгами, и нервно засмеялся.
Неугомонные моджахеды после заминки снова решили идти в атаку. С тупым упорством охотничьего пса, учуявшего добычу.
– Тягаться решили. С нами. Ночью, в лесу, – прошипел Фауст. – Мандавошки чернобыльские!
Бандитов было много. Вот только приборов ночного видения у них не оказалось. А у десантников были. В ночном бою вне зависимости от численного соотношения побеждает тот, у кого есть глаза.
По абрекам ударили с двух стволов. И они опять отпрянули.
Обстрел джипа с последующим полетом с обрыва прошел для десантников, как это ни удивительно, практически без последствий. Сказались подготовка и отточенные рефлексы. С первым выстрелом бойцы в салоне выбрали такую позицию, чтобы их не задело шальной пулей. Сгруппировались, когда машина летела вниз. У Хадизова таких отточенных рефлексов не было. И теперь он хрипел, ощупывая то ушибленный бок, то плечо, которое шальная пуля прошила насквозь. Нога была подвернута. И в мозгу что-то перемкнуло, он решил поиграть в героя.
– Не могу идти… Уходите, – прошептал он. – Оставьте мне автомат! Я умру, как мужчина!
– Раненого на плащ-палатку, – приказал Ник. – Вперед.
Сказано – сделано. Фауст и Бизон уложили резидента на плащ-палатку и понесли во тьму. Когда устанут – раненого потащат другие. Главное – распределить силы так, чтобы этот груз не сильно тормозил продвижение группы, уходящей от преследования.
– Идем на Веденск, – просипел Хадизов. – У меня рядом убежище… Там родственники. Там мне помогут. И вам…
Что ж. Годилось. Не так далеко…
Самое сложное – найти равновесие между темпом и обеспечением безопасности передвижения. И попасть в ритм. Два вдоха, выдох. Не сбиться. Нужно нести не только свой вес. Но и раненого Хадизова.
Резидент все порывался идти сам, но даже если бы и смог передвигать ноги самостоятельно, то только бы тормозил группу. Он стонал от боли и обиды от унизительного положения поклажи, которую тащат через ночную чащу.
Бросок. Привал. Сориентироваться на местности. И дальше в путь. Два вдоха, выдох. Ритм. Контроль пространства. Сечь растяжки, мины и засады…
К маленькому горному селу, состоящему из пяти хозяйств, десантники вышли к утру. Осторожно подобрались на расстояние прямой видимости. Присмотрелись. Ничего подозрительного. Два дома как вымерли. С одной территории, огороженной колючей проволокой на столбах, пастух выгонял стадо коров.
– Я пойду, – Хадизов попытался встать в полный рост.
– Лежать! – прикрикнул Ник.
– Это мои родные места! – возмутился Хадизов. – Здесь меня все знают.
– Поэтому и надо быть особо осторожным… Цыган. Пойдете вместе. Мы страхуем.
Цыган, придерживая покачивающегося Хадизова, открыто направился в сторону поселка по пыльной проселочной дороге, ничего и никого не таясь. Из оружия взял только пистолет и пару гранат. Скинул куртку и разгрузку, оставшись в зеленой камуфляжной майке. Вслед за ними, шурша по куста и укрытиям, двигались десантники, готовые при малейшей опасности открыть огонь. Фауст смотрел на компактный сканер, который способен засечь радиопереговоры в окрестностях – свидетельство активности боевиков. Но эфир молчал. В поселке было спокойно.
Цыган с Хадизовым вошли в каменный дом с крытой новеньким цинковым листом крышей. И потянулись минуты ожидания. Напряженные минуты. Ник в любой момент ждал, что ситуация взорвется.
Потом в дверях появился Цыган. Махнул рукой, подавая знак – все чисто. Безопасно. И нырнул обратно в дом…
Ник вышел из укрытия и двинул через поле к дому. Остальные остались контролировать окрестности.
В просторном и неуютном доме, пропахшем сеном и навозом, было две женщины, старик и смазливый худощавый парень лет двадцати с нахальным и вместе с тем каким-то затравленным взглядом.
Когда Ник вошел в дом, Цыган уже устроился на табуретке за низким столом, а Хадизов лежал на кушетке, и женщины суетились вокруг него, перевязывая сквозную огнестрельную рану, которая, к счастью, оказалась не слишком опасной. В привычной обстановке, в доме родственников, Ахмед смотрелся гораздо лучше. В нем появились вальяжность, властность, даже румянец заплясал на щеках. Хозяин, одним словом.
