Сергей Зверев - Последний день Америки
«Вот оно что. Стало быть, я выжил один, – думаю я, глотая невкусный завтрак. – Не иначе меня спас титановый корпус «Барракуды». Славная была субмарина. Жаль, что погибла…»
– Ешь-ешь, мой мальчик, – шевелит матрона тонкими накрашенными губами. – Тебе очень нужны силы…
«Да зачем они мне нужны-то?» – так и хочется возопить. Но я молча открываю рот и заглатываю пищу.
А она, будто услышав мой вопрос, отвечает:
– Сейчас по просьбе одного господина из какой-то секретной организации наш профессор введет тебе в вену специальный раствор и…
«Какой еще раствор, мамаша?! – едва сдерживаюсь, чтобы не выдать себя. – И что со мной после этого будет?!»
Но ту не надо было спрашивать. Она продолжала пихать в мой рот кашу и делиться подробностями предстоящей процедуры:
– Этот растворчик быстро растечется по твоим жилам и окажет воздействие на центральную нервную систему. Он вернет тебе на полчаса способность мыслить, говорить, после чего ты расскажешь этому странному господину даже то, о чем давно позабыл. Честно расскажешь, подробно и в самых ярких красках…
«Охренеть! – отворачиваю голову, давая понять, что сыт по горло. – Ишь, сволочи, чего удумали! Слышал я о подобных препаратах. У нас они называются «сывороткой правды». Как же мне выкрутиться?..»
Глава 10
США; штат Мэн. Борт торгового судна «Николай Макаренко». Настоящее время
Всевидящее око камеры находилась в самом неудачном месте – аккурат над зеркалом умывальника, что располагался напротив кровати. Мне ничего не было известно о том, какой у объектива угол обзора и вообще работает ли система наблюдения. В моем распоряжении имелись только обрывки общей информации: палата находится на третьем этаже; за дверью постоянно отирается охранник в белой рубашке и с пистолетом на ремне; в госпитальных холлах и коридорах полно медперсонала и находящихся на лечении пациентов.
Однако надо что-то предпринимать. Пребывая в здравом рассудке, я не открою типу в штатском своей главной тайны. А вот «сыворотка правды» способна сыграть злую шутку даже с самым стойким человеком.
Итак, времени в обрез. Мозг лихорадочно работает в поисках выхода. Мне нужно выиграть буквально одну минуту. Ведь если картинки происходящего в палатах выведены на мониторы охранников, то поднять тревогу и сорвать мои планы – дело нескольких секунд…
Матрона заканчивает экзекуцию под названием «завтрак» и собирается покинуть мое временное пристанище. В тарелочке остается немного кашки. Тетка тщательно собирает ее ложкой и подносит к моим плотно сжатым губам…
Сумбур в голове внезапно трансформируется в некую сумасшедшую идею.
«А что? – разжав губы, набираю полный рот противной американской жижи. – Надо попробовать. Других вариантов нет, и не предвидится».
Делаю вид, будто глотаю кашу и… захлебываюсь. Начинаю кашлять, разбрызгивая по сторонам пищу. Вскочив со стульчика, матрона приподнимает мою голову, дабы я не задохнулся, вытирает матерчатой салфеткой лицо и одеяло… Затем мчится к раковине – смочить ее водой. Этого я и добивался. Еще раньше мной была замечена одна немаловажная деталь: человек, стоящий у раковины, полностью загораживал лежащего на постели от объектива камеры наблюдения. Голова высокой американской матроны маячила точно на уровне камеры.
«Пора!» – скомандовал я и бесшумно поднялся с кровати. Мне нужно было выиграть одну минуту. Лучше, конечно, две, но тетка вряд ли провозится у раковины дольше. Я это понимал. И поэтому действовал молниеносно.
Распахнув раму, я даже не посмотрел вниз. Мне было все равно, что расположено под окном: изумрудная лужайка из ровно подстриженной травы, аллея из разноцветной брусчатки или стоянка автомобилей. Перемахнув подоконник, цепляюсь руками за нижний элемент рамы. Подо мной козырек одного из входов в госпиталь, до которого метров шесть-семь. Высоковато. Но зато в радиусе пятидесяти метров ни единой души. Это неплохо. Разжимаю пальцы в тот момент, когда в палате раздается удивленный возглас матроны. Лечу вниз, представляя космическое удивление на ее припудренной физиономии. Козырек оказался сделан из хрупкого полупрозрачного пластика и почти не замедлил моего падения. С диким хрустом проломив ребристый материал, я рухнул на красивое мраморное крыльцо. Куски разломанного препятствия сыпались мне на голову.
Черт!.. – вскочил я на ноги.
Левое бедро было основательно распорото, от боли в ушибленном локте из глаз сыпались искры. Заняться ранами я решил позже. В эту минуту требовалось исчезнуть с территории госпиталя. Исчезнуть быстро и навсегда.
Нырнув в густые заросли южных деревьев, помчался к ближайшему забору.
«Хорошенький у меня видок, – горевал я, перемахивая через добротное каменное строение. – Трусы погибшего американского матроса. И все…»
Да, любой повстречавшийся горожанин непременно примет меня за сумасшедшего. Или за сбежавшего из закрытой клиники наркомана. Что, впрочем, одно и то же. Ладно, как-нибудь прорвемся. В запойный период моей жизни бывало и не такое.
За забором оказалась улочка, отделявшая госпиталь от жилого городка. Короткий взгляд влево, вправо. К счастью, и она пуста – ни людей, ни собак, встречи с которыми в мои планы тоже не входят.
Улочка устроена точно так же, как и другие – более широкие и густонаселенные. Тротуаров почти нет; дома стоят на небольшом расстоянии от проезжей части и отгорожены от нее изумрудными лужайками. Повсюду густая тень от многочисленных кустарников и высоких деревьев с раскидистыми кронами.
Перебежав дорогу, ныряю в один из дворов и оказываюсь внутри жилого квартала. Здесь ни заборов, ни изгородей – все открыто. Граница между придомовыми участками весьма условна. Это мне на руку. Постоянно озираясь по сторонам, быстро преодолеваю пространство двух смежных участков. Впереди соседняя улица – точная копия той, что осталась позади. Слева слышен звук мотора. Прячусь за ближайшим кустом. Жду… По дороге медленно проплывает огромный белый внедорожник. За рулем дама преклонных лет, рядом, высунув язык, восседает собака.
Машина скрывается из виду. Можно продолжить движение.
Одному богу известно, сколько мне пришлось петлять по кварталам незнакомого городка. Течение времени для меня остановилось.
В голове пульсировали только две мысли: уйти подальше от госпиталя и не попасться на глаза ни одному человеку. Куда бежать и что делать дальше – я не знал. Об этом я намеревался подумать позже. Желательно под покровом ночи, забившись в какой-нибудь укромный уголок. Но сначала требовалось оторваться от погони, которая наверняка уже организована противным подозрительным типом в штатской одежонке.
Приблизительно через час я выбрался на окраину городка, где уже не было образцового порядка, идеальной чистоты, ухоженных газонов и ровной брусчатки узких тротуаров. На выезде – справа от широкой трассы – стояла заправка, по другую сторону размещался супермаркет, чуть дальше – дюжина мусорных баков, огороженных полутораметровым сплошным заборчиком. Дальше асфальтированная дорога уходила за лесистый пригорок, где уже не было видно ни домов, ни магазинов, ни прогуливающихся горожан.
Выждав несколько минут, я улучил момент и спрятался между баками и забором. Местечко было тихое, однако ближе к ночи я намеревался подыскать что-нибудь понадежнее. Поблизости проходила оживленная трасса, по которой изредка проезжали полицейские автомобили, и подобное соседство меня напрягало.
Растянувшись на теплом асфальте, я отдышался и попытался привести в порядок мысли…
Местечко оказалось не такое тихое, как я предполагал, и спокойно обдумать дальнейшие действия не получалось.
За все время скоростной экскурсии по населенному пункту меня заметил лишь один человек – темнокожий бомж средних лет, одетый в красные шорты и рваную серую футболку. Сидя на картонке меж двух строений, он посмотрел на меня бесцветными полупьяными глазами, засмеялся и что-то пролепетал по-английски. Я не очень расстроился после этой встречи, так как он вряд ли станет помогать полиции в моей поимке.
Затем, сидя между забором и баками, я неоднократно слышал вой полицейской сирены, доносившейся и со стороны городка, и с пролегающей рядом трассы. Противные звуки не давали покоя. Возможно, полиция гонялась за нарушителями или преступниками, а может быть, искала меня. Я этого не знал.
В дальнейшем к бакам постоянно наведывались какие-то люди из ближайших магазинов и домов – выбрасывали черные мешки с мусором, коробки с каким-то хламом… В такие моменты я закатывался под ближайший бак, сворачивался калачиком и переставал дышать.
А ближе к вечеру я едва не засветился. К мусорке подкатил большой грузовой автомобиль, на асфальт спрыгнули рабочие в ярких робах и принялись перегружать мусор из баков в объемные недра специального грузовика. Пришлось ползком перемещаться вдоль заборчика, прыгать в ближайший приямок и ждать окончания работы бригады мусорщиков. Спасли сгущавшиеся сумерки, и меня никто не заметил.
