Андрей Константинов - Ультиматум губернатору Петербурга
Двух наркоманов, задержанных группой захвата службы по борьбе с терроризмом, сдали в ближайшее отделение милиции. Обоих сильно кумарило. И Стремник, и Козырь были без дозы уже больше суток. А тут крупно подфартило. Чисто случайно бомбанули одного барыгу… И взяли сразу полный чек черного. Только собрались раскумарить — бах! При обыске у Козыря в заднем кармане джинсов обнаружили нож-выкидуху. А у Стремника — золотой перстень и цепочку. Цепочку ему Козырь потом еще припомнит — подельник ее скрысятничал. Но это потом, а сейчас их обоих кумарило очень круто. Было ясно — впереди ломка, камера, допросы и срок… Непруха.
Вот так в орбиту дела попадали страшно далекие от него, случайные люди. Судьба.
* * *Птица долго смотрел на дверь. Еще не поздно было повернуться и уйти. И не втягивать Мишку. Это не рейд по Малах-Гош. Это дорога в ад, которую ты вымостил сам. Ты укладывал камешек к камешку, ты делал одну уступку за другой. Есть ли тебе оправдание? Наверное, есть… ведь ты хотел уберечь любимую женщину. И что — уберег?
Птица скрипнул зубами. Еще не поздно было уйти. Он поднял руку и нажал кнопку звонка. Раздался приглушенный дверью мелодичный звук гонга. Это я, почтальон Птица, принес заметку про своего не родившегося мальчика… И — тишина. Он снова нажал кнопку. Гонг, тишина. Ну что ж, так даже лучше. Почему Мишка должен отвечать за твои ошибки? Прощай, Сохатый, спасибо тебе за все. Птица повернулся и медленно пошел вниз по лестнице. Когда он спустился на два лестничных пролета, наверху щелкнул язычок замка и отворилась дверь. Птица остановился и прижался плечом к стене. Их глаза встретились. Мишка Гурецкий в тренировочных штанах и шлепанцах смотрел на него, щурясь, как обычно. Синела наколка на левом плече. Точно такая же, как у Птицы.
— Здорово, Пернатый, — сказал Мишка.
— Здорово, Сохатый, — ответил Лешка. Леха поднялся на семь ступенек вверх, и они обнялись. По дороге в ад они пойдут вместе. Путь для морской пехоты знакомый.
— Пойдем в кухню, Птица. А то у меня, понимаешь…
— Понимаю. Не разбудил?
— Нет, спит…
В прихожей Мишка нашел ему тапки и, пока Леха переобувался, осмотрел затылок, покрытый коркой спекшейся крови.
— Чем?
— Бутылкой.
— Кто?
— Расскажу… дай сначала закурить, потом умыться.
В ванной Леха уставился в зеркало. Ему захотелось плюнуть в эту разбитую морду. Он быстро умылся, вышел в кухню. Мишка мастрячил бутерброды, на плите стоял чайник.
— Выпьем? — спросил Мишка.
— Давай…
На столе появилась початая бутылка «Охты» и две стопки. Чокнулись, выпили молча. Без тостов. Сохатый уже понял: что-то случилось. Нехорошее. Вместе с Птицей в дом вошла тревога. И Мишка уже готов был одеться и идти вслед за другом. Он еще не знал куда и зачем, он еще не задал ни одного вопроса, но понимал: другу нужна помощь.
— Давай еще? — предложил он.
— Давай…
После второй закурили, и Птица начал свой рассказ. Он говорил долго и путано. Сбивался, возвращался назад, повторялся. По ходу его странного монолога Мишка Гурецкий все больше мрачнел.
— В РУБОП пойти не хочешь? — спросил он, когда Птица замолчал.
— Нет, — отрицательно качнул головой Леха.
— Понял. А где они могут держать Наталью? — сказал Сохатый после паузы. Он уже принял решение.
— Не знаю. Нужно колоть Семена.
— Пожалуй, так… Ладно, Леха, не бери в голову. Завтра, то есть сегодня с утра, и начнем. А сейчас тебе нужно поспать, отдохнуть. В таком виде ты не боец. Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — соврал Птица. На самом деле дико болела голова и левый бок.
— Непохоже… ну ладно. Это дело нужно спокойно обмозговать. Горячку тут пороть нельзя. А сейчас, Леха, давай-ка баиньки. Спать будешь на раскладушке.
— У тебя ствол есть? — спросил Птица.
— Думаю, братан, обойдемся без этого. Очень скоро бывший морпех поймет, что здесь он был не прав.
* * *Ночной взрыв вызвал, конечно, немало разговоров. Однако и не особо много. К взрывам уже привыкли, как привыкли незаметно к кражам, грабежам и ежедневным убийствам. Как привыкли к безнаказанности бандитов, к беспризорным детям и обещаниям со всем этим покончить. Во избежание ненужного ажиотажа ФСБ запустила дезу о некриминальном характере взрыва. При проведении строительных работ в здании была повреждена главная газовая магистраль, длительное время происходила утечка газа, который скапливался в подвале и пустотах старинной каменной кладки. Взрыв произошел, вероятно, в результате неосторожного обращения с огнем обитающими там бомжами. Прокуратурой ведется следствие. Выглядела эта версия вполне убедительно. Во всяком случае, для неискушенного обывателя. Да и недосуг ему, обывателю, в эти мелочи вдаваться. Кризис, господа и товарищи, кризис! Подавляющее большинство петербуржцев задавало себе вопрос: как выжить? Ценники сводили с ума, слухи тоже не добавляли оптимизма.
Если бы Терминатора с его бандой удалось задержать, изъять у него взрывчатку, гарантировать безопасность городу и горожанам, то гнать дезу, тиражировать ее в средствах массовой информации не понадобилось бы вовсе. Но засады, выставленные в двух адресах, не дали пока никакого результата. Капканы стояли пустые… Первоначально это не очень настораживало. Вполне возможно, что террористы, вдохновленные капитуляцией властей и успешно проведенным взрывом, празднуют победу в каком-нибудь кабаке или на квартире неизвестного пока члена группы. Возможно? Возможно… Но время шло, а ни Фридман, ни Воробьев, ни Колесник не подавали никаких признаков жизни. В шесть утра сменили состав в засадах. В семь часов выставили засаду у офиса Дуче. Место работы Воробьева было еще не установлено, и перекрыть этот путь пока не получалось.
В восемь часов в ФСБ началось оперативное совещание. Настроение у многих сотрудников было откровенно скверным. Невыспавшиеся, усталые офицеры (некоторые так и не уезжали домой, ночевали в кабинетах) уже испытывали сильные сомнения по поводу правильности принятого ночью решения. Было похоже, что преступники скрылись, перешли на нелегальное положение и засели где-то на конспиративной хате. Операция «Сеть», конечно, не гарантировала успеха. Но все же шансы были… Они остались нереализованными.
Вызревала очень нехорошая мысль о том, что взять преступников на засадах не удастся. А когда в 8:45 неподалеку от метро «Лесная» был обнаружен брошенный «форд-скорпио» Семена Фридмана, ошибка стала очевидной. Словно издеваясь над сотрудниками ФСБ, Дуче оставил на переднем сиденье двухсотграммовую тротиловую шашку. На безобидном, напоминающем кусок хозяйственного мыла брикете было нацарапано: ТЕРМИНАТОР. Это косая неровная надпись стала визитной карточкой Дуче. Это был вызов, подтверждающий версии психологов о маниакальных наклонностях Терминатора. Он шел ва-банк, он не пытался больше прятаться за громким киношным псевдонимом. Нельзя сказать, что этот поступок поднял настроение чекистам.
В 9:16 было принято решение о проведении осмотров по известным адресам. Работу требовалось выполнить негласно, без привлечения понятых и положенных процедурных формальностей. Уже в 9:43 специалист технического отдела ФСБ открыл дверь квартиры Семена Ефимовича Фридмана. На вскрытие трех довольно сложных замков он планировал потратить минуту. Управился менее чем за пятнадцать секунд, так как два замка не были заперты. Четверо оперативников в штатском неслышно скользнули внутрь логова Терминатора.
В прихожей на полу валялась дамская сумочка. И раскатившаяся косметическая мелочевка вокруг нее. Тюбик губной помады, раздавленный каблуком. Паспорт… Микульска Маргарита Казимировна. Пятна, похожие на кровь… С пистолетами в руках двое оперов двинулись дальше. Квартира производила впечатление брошенной, причем покидали ее в спешке. Не выключив свет, оставив работающим телевизор… открытый, с ключом в замке сейф в стене, распахнутые двери…
Через несколько секунд, окончив беглый осмотр кухни, ванны, туалета и двух комнат, оперативники остановились перед единственной закрытой в квартире дверью. На полу валялась груда женской одежды и белья. Создавалось впечатление, будто эта незнакомая женщина (очевидно, пани Маргарита Микульска) раздевалась лихорадочно быстро, словно боялась куда-то опоздать. Она сняла с себя все: от плаща и сапог на высоком каблуке до колготок… Оторванная от блузки пуговица лежала в стороне, рядом с картонным кольцом. Обычно на такие наматывают скотч…
Старший лейтенант Сазонов приложил ухо к богато отделанной резной филенке двери. Он прислушивался долго, секунд двадцать. Потом поманил пальцем напарника и теперь уже два уха стали прослушивать дверь. Второй опер неопределенно пожал плечами и показал жестом: входим. Сазонов согласно кивнул головой. Звук, напоминающий стон или мычание, который ему видимо послышался, больше не повторялся. Старший лейтенант взялся за ручку двери. Напарник сделал два шага назад и поднял руку с пистолетом. Давай! Он шепнул это одними губами. Сазонов нажал на латунную, манерно изогнутую ручку и рванул дверь на себя.
