Юрий Мокшин - Узники смерти
В настоящее время Папа опирался на две основные силы: КГБ, то есть управление генерала Быкова, и ГРУ — то есть управление генерала Козырева, если судить по тому, что объект находился в его ведении. Если ГРУ вляпается в дерьмо, то Папа поймет, что единственной реальной и надежной опорой является КГБ в лице Быкова.
Начальник Генштаба Огарков в последнее время слишком близко стал крутиться возле Папы, становясь его фаворитом. Это нехорошо. Он и так фактически является Министром обороны при номинальном Устинове, а если еще и станет первой величиной … Этого Быков допустить не мог и не мог так же упустить подобный момент для нанесения удара по сопернику. Только вот силу нужно рассчитать точно. А то ведь так. можно и Папу задеть, и самому свалиться.
Прикинув все это, генерал решил действовать по двум направлениям: во-первых, помочь Орлову, но не слишком. И во-вторых, предупредить Папу, чтобы тот соответственно поставил в известность Огаркова. Если Орлов и Козырев столкнутся лбами, то драки не миновать, и кто выйдет победителем неважно: оба генерала были противны Быкову. Впрочем, и одного шума будет достаточно, чтобы в ЦК схватились за голову. Конечно, заварушке не дадут разгореться в пожар и классически замнут, но при этом кто-то из двух обязательно полетит из кресла. И главное, что Быков тут абсолютно ни при чем.
После провала на Зоне, Папа слишком криво смотрел на генерала и тот решил срочно поднять свой авторитет. Ведь это он первый предупредит Папу о возможном ялтинском провале. И вообще, КГБ в лице генерала Быкова работает куда эффективнее, нежели эти тупоголовые грушники…
15
Майор открыл глаза. Он лежал на каменном полу какого-то склепа и в неясном свете, исходящем из открытой двери, увидел две склонившиеся над ним незнакомые фигуры. Заметив, что майор пришел в себя, люди ухмыльнулись и один из них, пнув Зотова ногой в бок, пробурчал:
— Вставай, сучара, конечная станция.
Они мерзко заржали, по очереди стукнув майора ногами. Дмитрий Николаевич подумал, что пора бы и в самом деле вставать. Нечего разлеживаться, когда тебя просят такие вежливые и симпатичные ребята. Он медленно встал, чувствуя, что руки за его спиной связаны слишком профессионально, чтобы попытаться их освободить.
— Это бесполезно, — как бы читая мысли майора, бросил ему в лицо один. — И учти, козел, что морскими узлами я хорошо вяжу не только канаты, но и человеческие жилы.
Предупреждение было своевременным, да и внешний вид ребят был слишком серьезен, чтобы брать под сомнение их слова.
Майора вывели в светлый коридор, отделанный белым матовым пластиком. Шли долго: петляя, спускаясь куда-то и снова поднимаясь, опять петляя и снова спускаясь. Иногда слышались душераздирающие стоны, вопли, плач, полный отчаяния и безнадежности
"Что это — ирония судьбы или расплата за прошлые грехи? — думал майор, вздрагивая при каждом вопле. — Может, действительно рано или поздно все мучители оказываются на месте мучеников?"
По большому счету Зотов не относил себя к мучителям. И хотя грешки за ним водились, но в данном случае он скорее был борцом за правду. Но ведь и правда у всех своя.
Майор смутно помнил все, что с ним происходило после рокового сеанса оздоровительного гипноза. И уж тем белее он понятия не имел, сколько времени находится в руках мучителей. В памяти мелькали зеленые халаты врачей, полумаски, напряженные глаза, выражающие лишь нетерпение и злость от молчания пациента. Вихрем проносились нескончаемые вопросы, как было когда-то на учебных допросах в школе КГБ. И эта чудовищная, постоянная усталость и апатия. Одно мгновение Зотову показалось, что он попал на свою родную Зону и понял, что скорее всего находится в секретной лаборатории Главного разведывательного управления. Перед отъездом в Крым он досконально изучил имеющуюся в распоряжении Орлова документацию по секретным объектам, расположенным в окрестностях Ялты.
Дверь выросла внезапно, бесшумно открылась черной пустотой, приглашая переступить через порог. Темные мокрые стены, узкий и низкий полукруглый свод, винтовая лестница — все это разительно отличалось от белого коридора.
На этот раз спускались недолго и вышли в небольшой зал. С первого взгляда Зотов понял, куда попал. Нечто подобное он уже видел в музее Казанского собора в разделе "инквизиция".
В ярком свете подземелья Зотов увидел Куданову, сидящую за огромным дубовым столом рядом с незнакомым мужчиной, двух полуобнаженных и мокрых от пота палачей и три жертвы. Двое из несчастных висели привязанные за руки к крюкам на потолке и, видимо, ждали своей очереди, третий же был распят на небольшом помосте в центре зала.
Дмитрия Николаевича повесили на крюк рядом с помостом, чтобы ему отчетливо было видно каждую операцию палачей.
Сидящий рядом с Кудановой мужчина, обращаясь к Зотову буднично произнес:
— Ну что ж, товарищ майор. Я думаю, нет надобности напоминать вам наши условия. Все как в кино: если вы согласны ответить на вопросы — эти люди останутся живы, если нет — мы будем пытать их на ваших глазах, а затем с вами проделаем тоже самое.
Зотов не ответил, и мужчина дал знак палачам начинать.
Казалось, мучители только этого и ждали. Они тут же приступили к методичному дроблению костей несчастного, и через пятнадцать минут квалифицированной работы человек стал похож на извивающийся кусок мяса. Затем палачи стали вытягивать из него жилы. Жертва ни в какую не хотела терять сознание и с перекошенным лицом, с пеной у рта продолжала издавать нечеловеческие вопли.
Холодный пот покрыл тело майора, конечности заледенели и непроизвольно вздрагивали при каждом крике мученика.
Человек за дубовым столом отдал распоряжение палачам и те, полив раны пытуемого какой-то жидкостью, что у того глаза вылезли из орбит, отвязали его от помоста и уволокли за небольшую железную дверь.
Через минуту они вернулись и, сняв с крюка очередного претендента, уложили его на помост. Зотов не мог смотреть в глаза несчастным и слушать их мольбы, обращенные скорее к нему, нежели к мучителям. Он понимал, что и ему, и этим троим уже не суждено выйти из подземелья, что они обречены, и уже не важно каким образом отправятся на тот свет
Тем временем один из палачей вытащил из камина раскаленную железную маску и надел на лицо жертвы. Вопль захлебнулся в шипении горящей кожи. В нос майору ударил тошнотворный запах паленого мяса. Сняв маску, палач сунул ее обратно в огонь, а на смену ей вытащил чан с расплавленным металлом. Он медленно стал выливать содержимое емкости на живот человеку и лил до тех пор, пока не сжег ему все внутренности. Экзекуция сопровождалась дикими криками, воплями, шипением, бульканьем и приторным запахом. Зотов страстно желал, чтобы несчастный поскорее отдал Богу душу, но и этого в конце концов уволокли в подсобку еще живым. Майор понял, что перед пытками жертвы накачали наркотиками типа "Ягуар". По всей видимости, тоже самое сделали и с Зотовым.
Подошла очередь третьего. На этот раз человека не распяли, а подвесили на крюк над помостом. Один из палачей, взяв длинный нож, стал быстрыми и ловкими движениями полосовать тело несчастного, а второй вслед за ним такими же длинными щипцами сдирать нарезанную кожу. Когда человек был обработан с головы до ног и представлял собою бьющееся в конвульсиях кровавое месиво, палачи обильно полили висящий кусок мяса той же жидкостью, что и первого и уволокли за железную дверь еще тепленьким.
Вернувшись, мучители подошли к майору. Как таковой, смерти Зотов не боялся, давно приучив себя к мысли, что все на Земле бренно, а уж тем более люди его профессии. Но сама мысль о напрасных жестоких телесных мучениях приводила в ужас. Зотов вообще плохо переносил физическую боль и трепетал при мысли о пытках. Он изо всех сил делал гимнастику для дыхания и специальные упражнения, чтобы хоть как-то успокоить предательскую дрожь, но она продолжала пронизывать все тело, сжимая в районе лопаток мышцы спины и давя на сердце. В горле стоял гнусный комок, сглотнуть который не представлялось никакой возможности.
Один из палачей взял уже бывшую в деле раскаленную маску и стал медленно подносить к лицу майора. В тот момент, когда жар дохнул смертельным огнем, Куданова сделала знак, и палач отошел в сторону. По приказу Веры Александровны майора перетащили в другой конец зала и повесили на цепь, прикрепленную к крюку автоматической лебедки. Таким образом Зотов оказался висящим над чаном с расплавленным свинцом. От металла исходил удушливый жар, но это было ничто по сравнению с тем, что ожидало Дмитрия Николаевича во время возможного спуска.
"Спокойно, майор, спокойно, — говорил сам себе Зотов, стараясь сосредоточиться. — Ты должен взять себя в руки и не подавать вида, что боишься."
