Повелитель Ижоры - Егоров Александр Альбертович
Прошло два дня, заполненные неизвестно чем; Ленка избегала меня, отца я встречал редко. Ник и вправду получил в подарок «рэнглер», и мы с ним убивали время, гоняясь по полям и впустую сжигая по канистре солярки в день. Младшему ярлу это ужасно нравилось, а я скучал по старому другу – гонщику… но о встрече с Lynn теперь нечего было и думать.
Тогда, после нашего разговора в лесу, мы с Ником нашли мой джип брошенным возле шведского дома. Ключ Ленка просто кинула мне в окно, и с тех пор мы не виделись.
На третий день у меня на ремне завибрировал спикер: конунг Ингвар звал меня в гости. Стараясь казаться невозмутимым, я подъехал к башне, остановил «конкистадор» у самых дверей и, даже не взглянув на охранника, бодро поднялся в отцовский кабинет.
Несмотря на летнюю жару, в камине полыхал огонь. В сторонке я заметил флакон с жидкостью для розжига. По-видимому, отец любил внешние эффекты.
– Ну, здравствуй, молодой ярл, – сказал он. – Победы даются нелегко, не правда ли?
Тут он умолк. Вышел из-за стола, подобрал кованую витую кочергу и принялся ворошить непрогоревшие дрова в камине. На меня он не глядел. Зато я видел его сутулую спину и затылок; длинные свои волосы он собрал в косичку. Странно, думал я. Почему люди говорят, что мы похожи? Сейчас мне казалось, что в нас нет ни малейшего сходства. Вот разве что волосы у него тоже когда-то были рыжими.
Наконец он выпрямился, взвесил кочергу в руке.
– Ты взрослеешь, – сказал он, повернувшись ко мне. – Ты становишься безжалостным. Это хорошо. Но бедняга Корби был прав: тебе недостает силы.
Стало слышно, как в камине трещат поленья. Я вытер пот со лба, стараясь, чтобы этот жест выглядел естественным.
– Я тренируюсь, – ответил я ровно.
– Дур-рак, – Ингвар даже стукнул о пол кочергой, негромко, но отчетливо. – Тебе не хватает внутренней силы. Тот мир, в котором ты жил раньше, не мог тебя ничему научить. Там можно было годами жить неудачником, как и все другие неудачники, и даже не подозревать об этом.
Я криво улыбнулся.
– Так вот: забудь об этом навсегда, – продолжал отец. – Здесь у нас действует единственный закон: право сильного – брать. Право слабого – подчиняться. Запомни это.
Он положил ладонь мне на плечо. Ладонь оказалась тяжелой.
– Кстати: ты чем-то обидел Ленку? Ну-ка скажи.
– Ничего подобного.
«Право сильного – врать», – подумал я.
– Вы больше не встречаетесь?
– А что, мы когда-то встречались? – отвечал я довольно нагло.
Ингвар умолк, разглядывая меня с ног до головы.
– Не хами, – предупредил он. – Сила состоит не в этом. И не в том, чтобы носиться по лесу на джипе, а потом возвращаться пешком. Итак, насколько я понимаю, эта девочка оказалась тебе не по зубам. Я угадал?
– Неважно.
Ингвар взвесил кочергу в руке:
– Ты оставишь ее в покое. И знаешь, почему?
Я пожал плечами.
– Потому что я так сказал, – медленно проговорил Ингвар. – А мое слово здесь последнее. Я сделал тебя предводителем дружины, я же могу и отменить свое решение. Пожалуй, я так и поступлю. Корби был прав: ты еще не готов.
– Я давно готов, – выговорил я с ненавистью. – Корби просто не хотел, чтобы я…
– Он тебя спас от смерти. Думаешь, я не знаю? Если бы тот камень не попал ему в голову, то попал бы тебе… и я не выслушивал бы сейчас твое вранье и хамство.
– Но я же твой сын, – выпалил я, потеряв голову. – Ты что, мне не доверяешь? Если нет, тогда я уйду. Отпусти меня домой. Мне нечего здесь делать.
У меня не хватило дыхания, и я остановился. Ингвар стоял и смотрел на меня. Он был совершенно спокоен, и за это мне хотелось убить его на месте.
– Так я не понял – ты оставишь ее в покое? – спросил он затем.
Я отчего-то вспомнил его в бассейне. Голого, мускулистого, сильного.
– Я могу с ней вообще не разговаривать, – сказал я.
– Вот и отлично. Я ведь тебе только добра хочу. И ей тоже. Она, между прочим, дочка моего друга. Я за нее в некотором роде отвечаю. Так что смотри…
Он расширил глаза и погрозил мне пальцем.
Мне было все равно. Прощай, Lynn. Я обойдусь и без тебя. Теперь я останусь во главе дружины и буду брать все, что мне захочется.
Конунг Ингвар протянул руку и похлопал меня по плечу.
– А вот с этим рулевым, с Харви, ты поступил правильно, – сказал он. – Это я одобряю. За слабость надо наказывать.
Ингвар оперся на кочергу, будто на свой чудесный посох – кстати, где он? – подумал я. И тут же заметил его за спинкой кресла: кроваво-красный рубин поблескивал сам по себе, будто внутри светилась лампочка.
– Когда-то я думал иначе, – снова заговорил отец. – Давным-давно. Рассказать тебе об этом?
Напряжение в воздухе само собой разрядилось, но на сердце у меня скребли кошки. Мне было все равно, что слушать, только бы не свои мысли.
– Я был тихим мальчишкой, – заговорил отец снова. – Меня не учили драться. От меня требовалось только хорошо учиться, чтобы поступить в университет. Это считалось самой важной целью, и я даже не задумывался о том, что я буду делать после… Но потом моего отца, а твоего деда, застрелили возле парадной! нашего дома, в двух шагах от Невского проспекта. В Питере все еще говорят «парадная»?
– Говорят, – подтвердил я.
– Ему было сорок. Он был адвокатом… простым адвокатом по гражданским делам. Так вот: его убили тремя выстрелами в упор, среди бела дня. И напоследок выстрелили прямо в лицо, чтобы он замолчал… это были приезжие отморозки, их так называли, хорошее слово… да. А народ шел мимо и смотрел. Когда я узнал об этом, я понял, что ненавижу их всех, эту толпу, этих недочеловеков… я подумал, что не хочу больше жить в этом вонючем мире. В вашем мире. Тогда-то я и начал увлекаться фантастикой. И видишь, что из этого вышло?
Он усмехнулся. Прислонил кочергу к стене и прошелся по комнате.
– А потом мы жили в этой убогой Изваре, у родственников матери. Это было скучное место и скучное время. Двадцать первый век может быть таким тоскли —
От понятия «парадный подъезд».
вым, если ты в нем – никто… да. От нечего делать я читал книжки, мечтал и фантазировал. У меня даже подружек не было. Мне хотелось быть супергероем, смелым и безжалостным, а меня все считали никому не нужным ботаником. Знаешь, кто такой ботаник? Это такой скромняга и девственник, вроде нашего малыша Ники, только еще хуже… Мой единственный приятель – и тот надо мной смеялся… Настал день – или, точнее, ночь, – когда я совсем было решил, что я не нужен никому. И я уже хотел взять и разом покончить со всем этим. Но тут кое-что случилось, и вся моя жизнь перевернулась… как бы сказать… заиграла новыми красками. А всего-то и надо было – однажды взять и забрать чужое… – Тут Ингвар усмехнулся снова. – Это как ритуальное убийство, Филипп. Первая кровь должна быть чужой. Тебе понравилось быть сильным и беспощадным? Ты хочешь еще? Скажи честно.
Я вспомнил, как «узи» пляшет в руках и плюется свинцом. Ненавидящий взгляд шведского кормчего, Роальда, и то, как он захлебнулся кровью за этот свой взгляд. Почему-то здесь же – Динку и ее сдавленный крик в подушку. Да, мне все это нравилось. Нравилось играть первым номером. Ведущим в «Distant Gaze». Ведомыми пусть будут все остальные.
– Да, я хочу еще, – сказал я негромко.
– Вот этого я и ждал, – сказал мой отец, конунг Ингвар. – Ты быстро растешь. Я уже говорил тебе это? Теперь смотри сюда…
Он вернулся за стол и включил свой старый план-шетник. Немного поколдовал над ним, затем развернул дисплей ко мне. На экране возникла цветная объемная карта. Очертания здешних земель были мне знакомы. Дорога, обозначенная на карте стрелками, вела куда-то на северо-запад, к заливу, и дальше – уже по воде.
Отец ткнул стилусом в верхний левый угол карты, и картинка увеличилась.
– Сигтуна, – произнес он. – Старая шведская столица. Биргер еще не построил крепости в проливе [19], да и не построит – по крайней мере в нашей истории. Богатый город. Так что это будет настоящее дело. Все, что было у нас до сих пор, – это детские игрушки. Фейерверки над рекой.