Русский медведь. Император - Ланцов Михаил Алексеевич
– Но у меня будет условие.
– Ты ставишь мне условия? Поразительно! Ты первый, кто это делает! Впрочем, почему нет? Я внимательно слушаю.
– Анна. Я хочу, чтобы она пошла со мной. И перерождалась раз за разом, такой рыжей, здоровой и наглой красавицей. Моей нежно любимой ведьмой. С полным сознанием и всеми навыками. Само собой, не моим ребенком или потомком, а кем-то на стороне, дабы ничто не мешало нам разумным образом оформлять наши отношения. Чтобы мы раз за разом находили друг друга и прошли вместе сквозь эти тысячелетия. Ржавая дизельная подводная лодка нуждается в экипаже. Что я без него сделаю?
– Экипаж будет из двух человек?
– Да. Мне хватит.
– Других условий нет?
– Полагаю, что и этого достаточно. Ты же знаешь, что я всегда испытывал очень теплые эмоции к России. Звездная кавалерия верхом на медведях в сверкающих красными звездами шапках-ушанках врубается в плотные ряды зергов… М-м-м… Да ради этого можно хоть тысячу лет трудиться!
– Юмор оценил. Но разве это важно? А как же потомки? Неужели ты не хочешь их привести в светлое будущее?
– Зачем оно им? – пожал плечами император. – Делом нужно заниматься, а не рай строить. Арахнидов в мазут втаптывать или биоморфов по стене размазывать. Нет. Рай – это зло. Удел мертвых душой. Вечная пытка бездельем. К чертям! Живым нужно пламя! А когда из черных глубин космоса станет доноситься шепот Амуна или шелест механизмов Жнецов, жизнь для меня станет особенно осмысленной [30]. Война, борьба, соревнование… Да… Они придают вкус и аромат даже самому пресному мясу.
– И ты не боишься? Ведь не только тебе могу задницу надрать, но и все человечество уничтожить. Там очень непростые противники.
Петр подался вперед, холодно сверкнул глазами, сожалея, что не может выдохнуть в лицо Создателю терпкий дым сигары, и произнес:
– Задавим их интеллектом!
– А его хватит?
– А у меня есть выбор? – скривился император. – Ведь они все равно уничтожат человечество, если столкнутся с ним. Слабых всегда съедают или держат как декоративных собачек, что не сильно лучше. А так у нас есть хоть небольшой, но шанс. Ты ведь не станешь порхать доброй феей и отгонять случайных представителей других разумных? Вот и я так думаю. А наше столкновение с ними неизбежно. Впрочем, что я тебе рассказываю? Ты и сам прекрасно все знаешь. Потому и предложил мне этот вариант.
– Ну что же. Хорошо. Тогда по рукам. И запомни, я не люблю провалов. Не подведи меня.
– Как сказать русский пословиц: «Гусь свинье не товарищ, а брат!» [31] – фыркнул Петр. – Заводи шарманку, пока не передумал.
Адонай улыбнулся и кивнул, а императора вдруг окутало со всех сторон сплошной чернотой. Ни света, ни звука.
«Понеслось говно по трубам!» – подумал Петр, мысленно оскалившись в хищной улыбке.
Эпилог
1 мая 1735 года. Москва
Он открыл глаза.
Темно, но сквозь занавеску пробивался скудный свет. Рядом, облокотившись на небольшой столик, спала какая-то миниатюрная женщина. Из глубин подсознания всплывало – мама. Юми.
«Странное имя», – подумал Он, а потом вспомнил, что именно так звали дочь микадо, что тот под давлением полного разгрома Японии отдал за Александра Петровича – его второго сына. Кем же Он стал?
В этот момент женщина вздрогнула, словно почувствовав на себе этот пристальный и тяжелый взгляд… ребенка, и подняла заплаканное лицо.
– Саша! Сашенька! – воскликнула она радостно и бросилась к сыну.
Потом ему долго, заливаясь слезами, рассказывали о том, что как только его императорское величество, бывший по совместительству отцом юного дарования, заболел, свалился и Александр. Так и провалялся без сознания несколько дней. Переживали все, только вдовствующая императрица Анна, подозрительно прищурившись, рассматривала тельце любимого и единственного сына Юми. Так, словно она о чем-то догадывалась, но сказать не желала. Из-за чего при дворе стали распространятся слухи один глупее другого.
– Мам, – перебил ее Александр, – а что случилось после смерти моего деда?
– Деда? – осеклась Юми.
– Петра. Когда я лежал без сознания, он мне снился. А сейчас… я просто не могу вспомнить ничего, что было после его смерти. Ведь его убила родная сестра с помощью шпильки с ядом.
– Верно, – ошарашенно произнесла императрица, удивленными глазами уставившись на сына. Ведь то, что произошло в той комнате, было тайной, которую не выносили за пределы очень ограниченного круга лиц. И ее сын совершенно точно ее знать не мог.
– И что же было потом? Во сне Петр сокрушался, что, умирая, попросил у жены глупость. Видимо, под действием яда, лишившего его разума.
– Глупость?
– Да, он попросил не вырезать детей и мужа Софьи.
– Кхм… – кашлянула Юми, раскрыв до предела и без того немалые блюдца, в которые превратились глаза.
– Я про них ничего не знаю, не слышал. Что с ними стало?
– Вдовствующая императрица выполнила обещание, данное мужу. Она не стала их вырезать. Она приказала их похоронить заживо. Вместе с Софьей в одной братской могиле. Говорят, что в этом месте еще не один день из-под земли доносился вой, полный ужаса и безнадежности.
– Хорошо, – спокойно кивнул Александр, не моргнув и глазом. – Петр доволен. Такой поступок нельзя было прощать. Так ведь?
– Так… – как-то автоматически кивнула Юми, следя за совершенно не по-детски жестким и цепким взглядом сына.
– Как папа? Пойдем к нему.
– Пойдем… – согласилась она. Ей нужно было переварить и осознать то, что произошло. Требовалось время. Потому что жуткие мысли, обильным потоком хлынувшие ей в голову, совершенно выбивали из колеи. И если раньше она просто пожимала плечами, отмечая странности свекра и свекрови, то теперь еще и сын вдруг стал очень странно вести себя…
Они шли по коридору. Юми семенила чуть сзади с потерянным видом, а Саша двигался уверенными шагами вперед. «Как Петр…» – отметила про себя Юми совершенно рефлекторно. Походку свекра она узнала бы всегда. Так никто не ходил. Мощно, энергично, уверенно. А Александр, не обращая внимания на странные взгляды матери, уверенно пер вперед. Благо, что память подростка услужливо подсказывала, где располагались покои отца, так что заблудиться он не боялся.
Закрытая дверь, из-за которой буквально тянуло тягостной атмосферой.
Угрюмые, уставшие лица гвардейцев.
Уверенные, твердые шаги также, по слухам, умирающего наследника, вызвали у них удивление. Да и вообще…
– Николай, не кисни, – усмехнувшись произнес подросток, глянув на лицо командира поста, которое отдавало смесью сочного лимона пополам с зубной болью.
– Так как же не киснуть, ваше императорское высочество? – удивился он, отметив, впрочем, странность. Саша никогда к нему так не обращался. – Вон какие дела делаются. Печаль, да и только. Хорошо хоть вы в себя пришли.
– Печаль была бы там, под Гродно, если бы гранаты кончились. А это – дело житейское. Все мы смертны. Так ведь? Или тебя так пугает эта косая стерва своим лысым черепом?
– Я… – опешил бравый офицер, прошедший с Петром через все наиболее значительные баталии.
– Прорвемся! – сверкнув глазами, произнес Александр и кивнул на дверь.
Офицер, взбодрившийся и оживший, сурово глянул на бойцов караула, и те спешно ринулись открывать дверь перед наследником престола. И Саша, не медля, решительно шагнул вперед.
Небольшой «предбанник».
Легкая занавеска ажурной работы.
Зал. Большой и просторный. А у центральной части дальней стены обширная кровать, на которой, тяжело и отрывисто дыша, лежал бледный как полотно император. Практически синюшный. Даже на вид казалось, что он скорее оживший труп, чем все еще умирающий человек.
Внутри полно народа.
На твердые и уверенные шаги цесаревича все обернулись.
