Неуязвимых не существует - Басов Николай Владленович

Все больше голов потрясенных, шокированных посетительниц поворачивались от принтера уже ко мне, игнорируя Золотце, которая улыбалась им всем с видом абсолютной победительницы как раз в том соревновании, в котором большинство из них проигрывало… Я мог, конечно, сделать вид, что это просто шутка, но за распечатки полагалось платить, а кроме того, любая библиотекарша запросто установила бы, кто заказал эту распечатку. И кроме того, мне была нужна физиономия Пестелии, пусть даже в таком виде… Вернее, теперь я был не против такого ее вида – я представил, как повешу ее на стену в моей гостиной и смогу любоваться на нее, когда вздумаю, и почувствую, что еще живу на свете.

В общем, я поднялся, гордо вскинув голову, прошел через весь зал, мимо всех моих соседок, столь искушенных в игре взглядами, а может, и не только, я же не проверял, подошел к пунцовой выдавальщице на вахте, оплатил портрет, свернул его трубочкой и ушел, дав себе обещание следующий раз воспользоваться другой библиотекой.

Дома я еще раз рассмотрел ее. И остался доволен. Это была неизмененная женщина редкостной красоты, с кожей цвета старого, чуть красноватого золота. Та статейка, которая рассказывала о провале двух купленных, скорее всего, Сапеговым наемников для ее похищения, была права – нам такие и самим пригодятся. И я решил, что нашел именно ту приманку, которую искал.

39

Снять Золотце на месяц стоило более сотни тысяч общерусских плюс налог, но как меня известили, за пару дней до моего звонка она освободилась, и хотя я не был записан в ее очередь, если бы я согласился заплатить какие-то деньги за срочность, все можно было устроить. Разумеется, я согласился, но таких трат пока не предусматривал, поэтому пришлось экономить и платить только за две недели.

Но когда увидел ее вблизи, решил, что экономил зря. Она этих денег стоила. Она была хорошей, милой, не очень крупной и даже как бы обычной девицей, с какими довольно часто встречаешься на улице и проходишь мимо. И лишь вглядевшись в ее лицо, в ее постоянно смеющиеся глаза, становилось ясно, что эта безыскусственность, отказ от каких-либо акцентов, умение не выделяться ни одной мелочью, эта как бы внешняя стертость облика – похожи на манеру очень хорошей актрисы, которая еще не знает, кем станет в следующей постановке.

Да, скорее всего, она была именно актрисой. Конечно, ее профессия подразумевала, и ей приходилось спать с клиентом, но не с кем попало и вовсе не как попало. Это была своего рода игра, только сценой была жизнь клиента, его быт, его дом и воспоминания, его идеи и мечты, которые она воплощала в жизнь. Именно это и было ее работой – удовлетворять самые замысловатые фантазии клиента, придавая его мечтам аромат свершенности. Разумеется, публика отсутствовала, но от этого игра не становилась легче, а ограничений на талант и совершенство исполнения не предусматривалось, как и в подлинном искусстве.

Нас отвели в небольшую комнатку, лишенную каких-либо признаков публичного дома, даже очень дорогого, скорее напоминающую место для деловых переговоров, и оставили вдвоем. И лишь тогда я понял, что не я ее, а она меня будет выбирать. Я даже испугался на мгновение, что она откажется и моя игра пойдет прахом. Поэтому постарался быть обаятельным.

Став разговорчивым, я почти без зазрения совести вчитался в ее довольно ясное сознание и понял, как она в действительности работает. Это была не проституция, это было какое-то более сложное, совершенное мастерство, присущее в нашем мире, кажется, только древним. Так работали гейши на Востоке, такими были, вероятно, знаменитые гетеры античности, такими остались иные наши современницы, если мы умели это качество в них различить.

В общем, я стал в нее слегка влюбляться, даже не собираясь этого делать. Главное, что меня привлекло, в ней не было ничего от вульгарности даже и дорогой проститутки. Она держалась, разговаривала, шутила со мной, как старый друг или как старинный семейный врач, приглашенный на консилиум, где решающее слово принадлежит не ей, но и ее голос может стать, при необходимости, важным.

Конечно, она спросила меня, что нужно сделать. Я ответил, что нужно просто жить в маленькой квартире, а подробности объясню потом, если она захочет и если позволят обстоятельства. Признаться, тут я не знал, как действовать. Рассказать ей все было невозможно. Чем бы ни кончилось мое предприятие, Охранка очень быстро выйдет на нее как на соучастницу, они пропустят ее через сотню своих мясорубок, фильтров и допросных машин, а мне хотелось, чтобы она не пострадала, чтобы ее оставили в покое, отпустили с миром.

И даже если ее не поуродовали бы сверх меры, ей грозила другая беда – ее могли заставить плясать под дудку Охранки. А это мои бывшие коллеги умели. Затем, выжав человека досуха в назидание другим, его чаще всего безжалостно вышвыривали на помойку или приканчивали из патологического страха, что хоть малая толика информации станет известна врагам.

В общем, подумав, я не стал скрывать своих опасений и почти объяснил, почему вынужден секретничать, и она поняла. Это была удача – эта Пестелия, со всем, что было ей свойственно. Так, шаг за шагом, я начал понимать, почему Сапегов положил на нее глаз и почему владельцы отказались ему продать ее, словно обычную рабыню, и даже, не задумываясь, пошли на силовые меры, когда это потребовалось.

Уже минут через двадцать она согласилась, что для нее, как мне сообщил главный распорядитель – толстый, но подвижный, довольный собой и жизнью мужичок, ничуть не похожий на сутенера, – было рекордно коротким сроком. Обычно уламывать Пестелию приходилось неделями, даже месяцами, а большинству она вообще отказывала. И хозяева, по контракту, не могли ее принудить, иначе бы они потеряли ее вовсе.

Я и сам не очень понял, почему она согласилась на предложенную работу. Но все кончилось хорошо, я расплатился, подписал нашим общим с Джином именем контракт, заполнил какие-то громоздкие формуляры по страховке Золотца, по обещанию восполнить всякий вред, какой можно было только предусмотреть, кучу других обязательств, и уже вечером повез красавицу в заранее снятую квартирку, которая находилась недалеко от особнячка на Соколе, но все-таки не имела к нему отношения. Разумеется, я арендовал квартирку таким образом, чтобы по арендному договору невозможно было выйти на нас с Джином и, сверх того, довольно просто было понять, ведется ли за ней наблюдение или она чиста, как шотландское виски высшей пробы.

В такси, которое мы меняли раза три, причем в таких местах, которые сбили Пестелию с толку, поскольку она не очень хорошо знала Первопрестольную, она попробовала разговорить меня, но я вполне успешно отмолчался или, в пиковых ситуациях, отшутился, открыв для себя, что не поддерживать с ней беседу было трудным делом. Потом она успокоилась, она видела и не такое.

Вчитавшись в ее сознание, что было почти так же приятно, как читать ясные, скромные и свежие мыслишки ребенка, я с удивлением обнаружил, что, несмотря на мое необычное поведение и странные просьбы, я ей нравился. И, как ни странно, она поверила мне. Решила, что я не заставлю ее делать что-то сверх ее сил, не причиню ей боли и в конце концов окажусь славным малым с заскоками лишь чуть более замысловатыми, чем у других.

Ей даже было интересно, она получала удовольствие от этой таинственности и неопределенности, она почему-то думала, что получила необычную возможность отдохнуть, не напрягаться, не нервничать, и упивалась грядущим бездельем с изрядным пылом редко простаивающей девушки.

40

Возможно, это не было джентльменством по любому счету, но вечером, заполучив Золотце, я ничего не стал предпринимать, а как обычный грубый работяга, намаявшийся на проклятой работе, завалился спать. Она восприняла это с юмором, устроившись в отдельной спаленке с телевизором и кипой свежих любовных романов, которые накупила по дороге.

Ночью, когда я неожиданно проснулся отдохнувшим, то обнаружил, что она эту спальню выскоблила до стерильной чистоты и спит с видом пай-девочки. Я собрался было отложить окончательную вербовку на завтра, но она вдруг проснулась, села в кровати, а увидев, каким свежим я выгляжу, стала одеваться. Она еще не знала своей роли, но автоматически, хотя и совсем немного, попробовала меня обольстить. Надо сказать, она была так хороша, что ей это почти удалось.