Дмитрий Стародубцев - Сильвин из Сильфона
Мистер Colgate, пристально наблюдавший за происходящим, злорадно скривил губы, вытер носовым платком крупные капли пота со лба и бросил взгляд на мобильник в руке.
Вот она, эта страшная кнопка! Одно прикосновение — и он, лично он, а не кто-нибудь другой, превратит это торжество в сущий ад! Если мэр — император Рима, то он — тот самый молодой дерзкий варвар, который безжалостно разрушит погрязшую в пороках Римскую империю, положит конец старому ленивому укладу, изменит жизнь людей до неузнаваемости. И тогда лавры победителя украсят именно его чело! Сколько лет он был на побегушках, безмолвно выполнял указания паханов, довольствовался жалкими крохами с их пышного стола. Воровал, отнимал, убивал, пока они наслаждались богатством и лучшими женщинами. Его даже заставили подтирать задницу этому умалишенному ублюдку, мнимому оракулу! Но теперь справедливость восторжествует! Быть может, его даже вызовут в столицу и допустят к одной из самых нефтеносных кормушек!
Он примерил палец к заветной кнопке и представил, как будет ее нажимать. Нет большего удовольствия, чем наблюдать за смертью врага, но еще большее удовольствие стать причиной этой смерти!
Внезапно под окном бесцеремонно припарковался рекламный грузовик с громоздкой щитовой конструкцией. Ранее он был в составе праздничной колонны, но теперь решил встать здесь — возможно, так определили организаторы. Высокий транспарант плотно перекрыл обзор площади, и как мистер Colgate ни заглядывал в углы окна, он не обнаружил ни одной щели, через которую можно было бы хоть что-нибудь разглядеть. Теперь он мог догадываться о том, что происходит на улице, только по доносящемуся шуму.
Мама мия, этого я не предусмотрел! Но неужели такой пустяк меня остановит!
Мистер Colgate растерянно огляделся и почти сразу заметил на облупившемся платяном шкафу допотопный радиоприемник. Он подскочил к нему, включил, повернул регулятор громкости — о чудо! — в то же мгновение услышал, сквозь рьяные оркестровые марши и натурализм многолюдья, голос диктора местной радиостанции, ведущего с пеной у рта репортаж: И в от, наконец, мэр нашего города поднимается на сцену. Он приветствует собравшихся на площади Согласия горожан…
Что ж, это выход. Конечно, лучше было бы наблюдать за происходящим своими глазами, например, у телевизора или находясь непосредственно на площади, но теперь куда-то бежать нет времени. Не отменять же все! Эту квартирку, это окно, расположенное всего в сотне метров от возведенной сцены, он выбрал сам, предпочтя нескольким других вариантам — ведь ему нужно видеть все своими глазами, следить за мэром и за боссом, который должен подать сигнал к взрыву. Теперь, если операция сорвется, прежде всего его обвинят в неудаче и, пожалуй, в наказание разжалуют и сошлют куда-нибудь на северное побережье навязывать контрабандный алкоголь и без того спившимся эскимосам. Нет, кукиш вам! Благодаря этой радиорухляди он в курсе происходящих событий и сам примет решение, когда активировать заряд. У него хватит ума!
Наконец Сильвин увидел Старикашку вблизи. Тот с парадной медлительностью поднялся на сцену и проследовал к головастому микрофону. Сильвин, чувствуя пульсацию сердца во всем теле и вяжущий привкус во рту, приник к экрану телевизора. Глаз мэра он не увидел — слишком много солнца, но не было сомнений, что новоявленный император ни о чем не догадывается — чересчур безмятежен, на его лице нет ни единого признака опасения за свою жизнь. Неужели сейчас Сильвин станет свидетелем самой ужасной трагедии за всю историю Сильфона?!
Старикашка житейским движением подчинил себе микрофон, определив ему необходимую высоту и угол наклона, и поздоровался с бурлящей людской массой, вскинув вперед, как было принято у древних римлян, правую руку Далее он всего несколькими мастерскими жестами свел на нет приветственный гул и в хрустальной тишине дружески-иронично заговорил стенограммой: Я приветствую вас, славные жители нашего города! Извините за этот маскарад! Поверьте — я бы с удовольствием поменял доспехи полководца на скромную тогу рядового гражданина. Но у этого праздника есть свои режиссеры, и, я вынужден подчиниться их. смелым замыслам (одобрительный смех,). Я здесь, чтобы не только поздравить вас с Днем города, но и сообщить о блестящей победе, которую мы все вместе одержали. После трех лет бесконечной и, я бы добавил, кровопролитной борьбы, мы завоевали право иметь собственные воздушные ворота. То есть, аэрокомиссия приняла решение строить новый аэродром здесь, у нас, а это значит, что наш город очень скоро приобретет важное международное значение (достает из поданной помощником папки какие-то бумаги и показывает их). Не мне вам объяснять, сколько выгод получит городской бюджет и каждый из вас лично (взрыв всеобщей радости)…
Пока мистер Colgate напряженно вслушивался в шипение частот, пытаясь понять, что происходит на площади, этажом выше, прямо над ним, в голой комнате с единственным столом, у лэптопа и нескольких таинственных электронных приборов, опутанных проводами, колдовали трое в одинаково скучных костюмах. Из динамиков компьютера слышался шум площади и напевы мэра, продолжающего свою пламенную арию.
Добавь помех! — потребовал один из костюмов, и другой коротко сыграл длинными пальцами на клавишах клавиатуры. Хорошо. Сейчас начнем. Приготовились. Поехали! Что-то щелкнуло, мэр в динамике запнулся, но тут же, как ни в чем не бывало, продолжил свою речь, хотя другим голосом и на другую тему, а посторонние шумы резко трансформировались. Теперь на экране компьютера вразнобой подпрыгивали две шкалы звуковых дорожек — прежняя и та, которая только что была активирована.
Надеюсь, он повелся! — произнес костюм, который здесь распоряжался. А куда он денется с подводной лодки? — ответил тот, который следил за работой аппаратуры. К чему это все? Надо было просто его хлопнуть! — высказался третий костюм, который до этого безучастно стоял у окна. — Бесят меня все эти новомодные штучки!
Старикашка, тем временем, закончил свое пафосное вступление и в последующие пять минут тщетно успокаивал захлебывающуюся в радости площадь. Стихия бушевала, неистовствовали флаги, на громадном мониторе транслируемая картинка больше напоминала репортаж с футбольного стадиона, где тысячи воодушевленных победой фанатов в шквальном порыве благодарили своего кумира за решающий гол. Это был триумф, даже VIP-трибуна разом поднялась с мест и безудержно аплодировала, отбивая ухоженные ладони.
Тут многоуважаемые оппоненты вменяют мне в вину, — продолжил мэр, перекрикивая на первых словах шум, — что я устроил День города накануне выборов якобы для того, чтобы этаким запрещенным приемом резко поднять себе рейтинг. Это неправда, и я хочу вам это доказать!..
Какой-то незримый диссонанс почуял мистер Colgate, что-то странное в окружающей обстановке. Он огляделся, прислушался и внезапно поймал это несоответствие: что-то нескладное было в шуме, доносящемся из окна, и уличном фоне в динамиках радиоприемника. Вроде бы и там, и там одно и то же — присутствие нескольких тысяч людей, но все время ощущается какое-то легкое, как взвесь на дне коллекционной бутылки, различие, будто оба события происходят в разных местах и с разными людьми. Впрочем, слишком задумываться над этим он не захотел, тем более что несколько лет назад, когда мэр выступал на этой же площади примерно перед таким же количеством людей, мистер Colgate избавлялся от наличных на Карибах в компании одной бывшей монашки и не мог знать, что речь, которую он сейчас слышал в прямом эфире, уже когда-то произносилась.
Наверное, пора! Он сжал мобильный телефон в своей руке и прикоснулся пальцем к смертельной кнопке. Сейчас же он ощутил страх, который огненной лавой разлился по жилам, хотя этот страх только разгорячил кровь, придал решимости во что бы то ни стало завершить начатое.
Запись 17
Сильвин продолжал смотреть репортаж с площади Согласия. В горле уже стоял кусок свинца, во рту не осталось ни молекулы влаги. Больше всего на свете ему сейчас хотелось все бросить, куда-нибудь сбежать, далеко-далеко, например, воспарить над Сильфоном, оставив внизу всю мерзость жизни, зарыться лицом в облака, чтобы ничего не видеть, залить уши расплавленным ветром, чтобы ничего не слышать, и никогда больше не возвращаться. Но то, что происходило на экране, вопреки всему, всецело удерживало его внимание.
А дело в том, что по настоятельному приглашению Старикашки на сцену уже поднимались оппозиционеры — несколько известных политиков и крупных предпринимателей, которые до этого сидели компактной общиной и с кислыми лицами наблюдали за происходящим. Идите сюда, все идите! Весь этот сектор! Я прошу! Нет, я требую! С женщинами идите! С охраной идите! Не стесняйтесь, не укушу! Поднимайтесь же, скорее! — запанибрата подбадривал мэр.
