Сергей Зверев - Бастион: война уже началась
Справа, на запад, дорога была чиста. Слева – метрах в трехстах от господствующей над географией скалы – бурлила жизнь. Вот невезуха… Туманов чуть не обругался родным и забористым. У обочины стояли два дизель-«Урала», крытые брезентом. Чуть поодаль копошился люд в защитном. Он всмотрелся… Да нет, это не «башибузуки» из охраны базы. Ни бород, ни степенности в движениях. Безусые пацаны в неуклюжих бутсах-опорках суетятся подле «Урала», выгружают какие-то коробки, бачки, трое или четверо обступили человека в фуражке, делают вид, что внимают, а сами переминаются с ноги на ногу, по сторонам лупают. За плечами – автоматы.
Говоря короче, армия. Та самая, что «от тайги до британских морей». Вот это да! – поразился он. Вот это финт ушами. Не много ли чести на вас двоих, а, Туманов?..
Эмоции заглушили рассудок. Он отполз от края, перевернулся на спину. Уставился в небо, которое сегодня было голубое как никогда. Нащупал пачку «Мальборо» в глубине кармана, выковырнул сигарету. Стал курить, забыв зажечь. Словно грозовая туча, половину неба закрыл встревоженный Динкин анфас – впалые щечки, губки в трещинку.
– Что за беда, Туманов?
– Смотри сама.
– Не могу. Высоты боюсь…
Он вздохнул.
– Оплошка у нас с тобой. Красная армия перекрывает дорогу. Блокпосты возводит. Как в Чечне прямо. Знаешь, у меня такое подозрение, что это не учебные мероприятия.
– А что это?
Блестящий вопросец. А горец подумал – ученья идут… Он выплюнул сигарету, вернул тело на исходную, глаза опасливо – на дорогу. Нет, любопытная, однако, штука имеет место. Уж не подгуляло ли наше безнадежное дельце?
Вояки тормознули вишневую «Ниву», следующую со стороны Устюгана. Двое с автоматами встали у капота (ну ни ума, ни фантазии у парней…), третий, не спеша, с высоты собственного величия, взирал на документы. Водитель безропотно мялся у дверцы. А мог бы, кстати, и взроптать. Виданное ли дело – армейцам останавливать и проверять гражданский транспорт? У нас в стране осадное положение? ЧП?
Порядочек. Получив свои ксивы, водила сел за руль и покатил дальше. Умница – главное, не рыпаться… Со стороны Бирюлино проскакали два алтайца на лошадях – чернявые, кривоногие, страшные, как паучата. Один на каюрой, другой на буланой. Их даже не остановили. Правильно – какого рожна проблемы на свою задницу? На этих ирокезов где сядешь, там и слезешь. Они даже головы не повернули в сторону солдат с автоматами. Не заметили. Незаметные они, солдатики.
– В общем так, крошка, – начал он.
– Не называй меня крошкой, – отрезала она.
– А мне плевать, – сказал он. – Слушай сюда, крошка. Пока не узнаем, что тут потеряла наша родная военщина, мы не сможем продолжать путь. Двигаться на юг – глупо. Не пройдем, завязнем. Я прыгаю вниз, а ты – не сойти тебе с этого места – сидишь и ждешь меня, как родного мужа. Усекла? Извини, но со мной ты не пойдешь.
– Почему?
– Нос не дорос, – Динка расстроилась окончательно, он это видел. Но иначе просто не мог себя вести – нервишки пошаливали. – Я приду. Через час, через два, как освобожусь. Но приду. Не забывай про меня.
Она отрывисто сглотнула:
– А если не придешь?
Он соорудил в ответ скорбную мину:
– Не приду?.. Ну тогда перебегай дорогу и топай на юг. Через тайгу, через горы, буераки, реки, раки, через китайскую границу… или какая там – монгольская?.. Куда хочешь. Хоть тресни, но это лучшее решение, чем сидеть и сохнуть, согласись? По крайней мере есть два-три шанса из миллиарда, что тебя не сымут тепловизором.
– И не съедят тигры, – обреченно пробормотала она, заблестев слезинками.
– Совершенно правильно, – согласился он. – И давай не будем лишний раз вспоминать, что мы играем в азартные игры с препротивной организацией, для которой твоя или моя жизнь – явление несущественное, и во имя исправления ошибок они через них с удовольствием перепрыгнут. Встреча с безмозглым как-то более радует, да?
Она не успела ответить. Ветер принес с дороги невнятную брань. Туманов вернулся на позицию. Внизу что-то происходило. Солдатики остановили допотопный «москвичонок», мирно ползущий со стороны Бирюлино. Щуплый шофер отчаянно жестикулировал, выражался, но страж дороги был неумолим – стволом автомата он подталкивал незадачливого шоферюгу к стоящей за «Уралом» кучке людей, причем было заметно, что процедура доставляет служаке удовольствие. Другой солдатик сел за опустевший руль и рывками отогнал машину от дороги. У кустов бросил, вернулся на обочину.
– Задержан до выяснения личности, – констатировал Туманов. – Не повезло по-крупному. Но кто мог подумать? Всю жизнь, горемыка, мотается по земле – без ксив, без головы на плечах – кому он нужен, этот неуловимый Джо?.. Ладно, до встречи, Динка.
Он поднялся, мысленно прикидывая наиболее проходимую дорогу в обход горы.
– Куда тебя несет, несчастье! Сиди… – в сердцах воскликнула Динка. Он подмигнул и натянул ухмылочку.
– Ты моему нраву не препятствуй, женщина. Операцию под кодовым названием «Рихард Зорге» объявляем открытой…
Тропа была устлана камнями и сорной чепухой. Топтали ее явно не люди. Через четверть часа окольными путями Туманов слез с горы и нырнул в придорожный овраг. Поросший низкорослыми ивами, он мог сокрыть в своем чреве целую армию с обозом, и Туманов, весьма довольный этим обстоятельством, двинул было на восток, полагая незасвеченным добраться до «блокпоста», но услышал шум и насторожился. Совсем рядом заскрежетали тормоза. Он сгруппировался и, готовый на последний бой, сел за пыльной ивушкой. Посреди дороги – капотом в Бирюлино – стоял грязно-зеленый «Урал» для перевозки личного состава. Пыхтел, рыгая смрадом. Из-под тента выбирались двое с «акээмами». Выбрались, спрыгнули на грунт, один махнул водителю:
– Пошел!
«Урал», надсадно кашляя, тронул с места. Мелькнул околышек офицерской фуражки.
Вихрастый коротышка в расстегнутой до пупа гимнастерке и шапчонке задом наперед бросил что-то резкое детине с пухлыми губами. Губошлеп подобострастно закивал, взвалил на плечо худой вещмешок, туда же автомат, что-то боязливо попросил. Коротышка нахмурился, но потом снисходительно махнул ручонкой, вытянул из кармана пачку «Примы». Выдал бойцу курева на раз и, волоча приклад по грунтовке, поплелся наискосок – в овраг. На ногах у парня красовались сине-белые кроссовки – китайский «Адидас». А может, таиландский. Не лучше.
Туманов задумался. На физиономии бойца сочной зеленью цвело похмелье. На вопиюще-неуставных кроссовках – три дня до дембеля. Годовщина дедовщины. Понял. Сам был из тех. В кроссовочках, правда, не щеголял (времена не те), но «Далярчиком» и «спотыкачиком» не брезговал.
Словом, добыча своим ходом топала в западню. Смущал один аспект – есть ли ему с того барыш?
Не создавая шума, он двинул наперерез. И наткнулся на солдатика, когда тот уже расположился, разморенный, на склоне под ивушкой и вовсю задавал храпака, натянув на глаза кепку. Автомат лежал под кустом. Ясненько, сообразил Туманов, – молодого на пост, а сам… одной ногой дома. Пухлый тюфяк – напарник топтался на дороге метрах в семидесяти, докуривал сигарету. Неповоротливая тушка отчетливо проступала сквозь прорехи в листве. Полгода в армии – на глазок определил Туманов. Шнурок. К службе притерпелся, уже не в диковинку. Тащит, как может. А куда деваться?
Лезвие «перочинки» легло на гусиную шейку отдыхающего. Правая рука сжала кулак, колено уперлось в худосочный живот.
– Парень, не ори, полосну.
– Ты че, Коржак, охренел… – закудахтал было боец, но заткнулся – Туманов удвоил нажим, незаметно перевернув лезвие оборотной стороной: не царапнуть бы парня. Век же каяться…
– Я не Коржак, – прошептал он зловеще. – Я хуже. – Он приподнял козырек жертвы, чтобы парень узрел перед собой решительные глаза взрослого дядьки со свинцовой щетиной. Тот узрел, разинул рот… – Слушай меня, пацан, и закрой поддувало, – продолжал Туманов. – Мне терять нечего, я убью и не замечу. Так что любой твой вяк – это в твой же пассив. В могилу, иначе говоря. Обдумаешь? Обдумай. Минута пошла.
Фактически он дал ему секунд десять. Парень шнырял зрачками, явно обалдевший (а как не обалдеть: служили мы, служили, никого не трогали…), но в принципе молчал, в зазнанку не кидался.
– Обдумал?
Солдатик осторожно кивнул. Туманов убрал нож, завладел автоматом. Опустил предохранитель на одиночный огонь – до второго щелчка, оттянул без лязга затвор. Перебрался на другой бережок овражка и, отчаянно себя срамя (ай да молодец против овец…), наставил на парня ствол.
– А теперь давай бухтеть. Утоляй мою информационную жажду.
– Слушай, мужик, перестань, а? – заканючил защитничек, принимая положение сидя. – Ну какого хрена ты ко мне прилип? Я тебя трогал?
Обкакался не на шутку боец. А как же – дембель в опасности. Угроза катит. Но выслушивать мольбы и воздыхания у Туманова времени не было.