Николай Мороз - По следу тигра
Но конкурировать в скорости с машиной лошади тяжело, да еще и на таком рыхлом снегу. Лютик постоянно оступался, наст под ним подламывался, и лошадь проваливалась в снег. И уйти-то некуда, вернее, пока некуда, это дальше хороший густой лесок из мрачных осин и ольхи, за ними «железка» и федеральная трасса. Но туда еще надо добраться, уйдя от погони. Машины преследования настигали, одна из них вылетела на встречку и мчалась, воя спецсигналами рядом с первой. Сзади их поджимал «уазик», тоже воющий на все лады. Расстояние сокращалось стремительно, сейчас одна машина вырвется вперед, и «подрежет» беглеца. И как тогда поведет себя перепуганная лошадь, можно только гадать. Вариантов масса — засвечит, понесет, шарахнется в сторону, споткнется и грохнется в придорожную канаву, вылетит под колеса встречного автомобиля.
Максим зажал поводья между пальцами одной руки, вцепился ими в рыжую конскую гриву, вторую сунул в карман, вытащил пистолет. И подтолкнул Лютика, дернул повод, заставив лошадь выскочить почти на середину проезжей части. Лютик послушно выполнил маневр и даже прибавил ход. Дальше — как получится, один Бог знает, чем это закончится, но делать нечего. Максим выпрямился, развернулся в седле, выбросил руку с «Макаровым» назад и выстрелил, не целясь, несколько раз в сторону машин преследования. Лютик словно и не слышал звуков выстрелов, не бросился в сторону, не остановился на полном скаку. Только бегущий рядом Гоблин мотнул башкой, глянул на Максима снизу вверх и помчался дальше. Зато полицейские «форды» повели себя предсказуемо — затормозили синхронно, дружно повернули навстречу друг другу, «поцеловались» передними бамперами, перекрыв дорогу «уазику».
— Жрите, суки, не обляпайтесь! — в восторге проорал Максим. Запихнул пистолет за пояс, взял поводья обеими руками и снова пригнулся в седле. Через несколько минут появилась уводящая в лес дорога, она обрывалась перед полотном «железки». Здесь Максим остановил лошадь, взял, наконец, стремена и сел в седле уже нормально, как положено, по-человечески. Заметил, что Лютик вздрагивает нервно, двигается боком и странно переступает задними ногами. «Спину ему сбил», — поморщился с досадой и похлопал раненого Лютика по шее.
— Прости, друг, прости, давно я так не ездил. Ничего, в Еремино тебе помогут, надо только туда добраться.
Гоблин лежал на снегу, внимательно слушал, что говорит Максим, и тяжко дышал. Но вскочил и побежал следом за всадником — вверх по насыпи, перепрыгнул через рельсы и покатился вниз.
Деулинский переезд когда-то был охраняемым, потом пост убрали, будку постепенно превратили в притон бомжи и наркоманы. От нее остались только стены и крыша, но сейчас этого было вполне достаточно. Ждать пришлось долго, Лютик уже начал замерзать, вздрагивал всем телом и на месте стоять отказывался. Гоблин сидел рядом с Максимом неподвижно, только крутил лохматой башкой. Наконец, из потока машин отделилась белая «Нива» с прицепом-коневозкой, съехала на обочину и остановилась. Из машины выскочил Олег, бледный, взъерошенный, и все никак не мог открыть дверь прицепа трясущимися руками. Лютик в теплую душную темноту рванул сам, Малышка зафыркала недовольно, но дверь и за ней быстро закрылась. Максим затолкал Гоблина на заднее сиденье, сам уселся рядом с водителем. Границу города пересекли без приключений, спокойно выехали на федеральную трассу и двигались в общем потоке машин. Десять километров, пятнадцать, двадцать — все шло благополучно, пока на очередном посту «Ниву» с прицепом не остановил жизнерадостный коротышка-дэпээсник.
— Что везем? — ткнул он полосатой палочкой в сторону прицепа. Олег обернулся, сунулся, было, на заднее сиденье, но там уже давно и крепко спал Гоблин. Уголок набитой документами папки виднелся из-под накрытых хвостом задних лап пса.
— Уйди, — толкнул Гоблина Олег, но пес сделал вид, что ничего не слышит. Дэпээсник начал проявлять нетерпение, тогда вмешался Максим:
— Лошадок больных на мясокомбинат везем, на колбасу. Боюсь, не успеем, по дороге сдохнут. Болезнь какая-то странная — то ли лишай, то ли экзема, то ли язва сибирская, черт его знает. — Дэпээсника от «Нивы» как ветром сдуло, он даже не обернулся посмотреть, как отъезжает машина.
— Не надо так шутить, пожалуйста, — Олег, казалось, вот-вот заплачет.
— Да какие тут шутки. Слушай, мы так и до вечера не доедем. — Максим поменялся с Олегом местами и сам сел за руль. Владелец «Подковы», переживший за сутки столько, сколько обычно человеку хватает на полжизни, немедленно заснул. Еремино оказалось поселком городского типа, сплошь состоящим из длинных двухэтажных панельных домов. На коневозку внимания никто не обращал, Гоблин на чужой территории вел себя спокойно и даже не отвечал на «приветствия» местных дворняжек. Остановились на самом краю поселка, рядом со старым одноэтажным зданием из красного кирпича. Навстречу коневозке выбежали из конюшни две девушки, и Максиму показалось, что они готовы расцеловать лошадей и Гоблина. Максим прошелся по новой, построенной из старого кирпича конюшне, проинспектировал все денники. Малышке с жеребенком отвели большую «комнату», Лютику достался дом поменьше. Все восемь лошадей сытые, чистые, спокойные и любопытные, с новым человеком знакомились охотно. Гоблин промчался по новым владениям, сунул нос в решетчатую дверь каждого денника, а потом улегся на сене. Максим вернулся к деннику Лютика.
— Ты извини, я ему тут холку немного повредил, но так уж получилось, — сказал он Олегу, но тот только махнул рукой.
— Ничего, заживет. Даша завтра приедет, я ей звонил, сказал, что все хорошо, что мы переехали.
— А что еще сказал? — спросил на всякий случай Максим.
Олег оторвался от созерцания поврежденной спины Лютика, посмотрел на Максима слегка безумным взглядом и ответил негромко:
— Ничего, только это. Боюсь только, что они нас все равно найдут.
— Если болтать лишнего не будешь, не найдут. Ты им не нужен, как и лошади, как и больные дети.
«Не тронут они тебя, не успеют», — эту свою мысль озвучивать Максим не стал. Он пошел следом за Олегом в его новое жилье — небольшой, на одну семью дом рядом с конюшней.
— Здесь вам лучше будет, — сказал, прощаясь, на следующее утро Максим, — и вам, и лошадям, и детям.
— Надеюсь, — Олег никак не мог привыкнуть к тому, что все закончилось, и все тряс Максиму руку, благодарил, приглашал в гости и предлагал денег.
— Главное — не болтай, — еще раз повторил Максим и щелкнул по носу Гоблина. Пес не обиделся, лишь мотнул головой и чихнул.
Максим дошел до Ереминского поворота, поймал попутку — длинную дальнобойную фуру, уселся в кабину рядом с водителем. Неразговорчивый мужик с худым небритым лицом процедил сквозь зубы, что едет на ремонт, что начальники — сволочи, а погода дрянь. Максим кивал и поддакивал, а сам не мог отделаться от мысли: то, что он узнал вчера — это война? А как по-другому можно назвать применение оружия массового поражения — сибирскую язву — против мирного, ничего не подозревающего населения? Но были и еще варианты: диверсия, вредительство, а также обычная, но кем-то щедро оплаченная и надежно прикрытая глупость, а также надежда на «авось». На то, что пронесет, не рванет. Еще как рванет, ведь сибиреязвенная бактерия обладает большой устойчивостью к высокой температуре, высушиванию и дезинфицирующим веществам, а сами споры могут сохраняться годами. Откуда же вылезла эта зараза, кто ее раскопал? Раскопал, раскопал… А прежде, чем раскопать, это добро надо закопать, причем не просто так, а в соответствии с ветеринарно-санитарными правилами сбора, утилизации и уничтожения биологических отходов. Похоронить, накрыть крышкой, желательно, из бетона, подступы обнести колючкой и повесить на нее предупреждающие знаки.
«В землю закопал, надпись написал» — крутилась в голове старая песенка, пока Максим брел к дому. Поднялся по лестнице на второй этаж, открыл новым ключом дверь, вошел в квартиру. Холодно-то как, на улице теплее. Не раздеваясь, прошел в комнату, захлопнул неплотно прикрытую створку окна, повернул ручку. И до самого вечера, вернее, ночи прокручивал в голове то, что увидел, услышал и пережил за последние сутки. Но не складывалась картинка, рассыпалась, как в детском калейдоскопе. Не хватало небольшого фрагмента, малюсенького осколка, который не даст узору развалиться. Да еще и подстегивала ехидная, даже издевательская мысль, что этот фрагмент он уже видел, и не так давно. Но либо забыл о нем, либо не принимает давний случай в расчет. Или не считает его важным, или не сосредоточился тогда на происходившем, действовал на автопилоте, или отвлекся на что-то другое.
«Так не пойдет», — пришлось подниматься с дивана, одеваться и брести в кухню. Максим обшарил все шкафы, ящики и тумбочки, пока не обнаружил то, что искал — школьную тетрадку с таблицей умножения на последнем листе и древнюю, с высохшим содержимым стержня, авторучку. Нашелся, правда, огрызок зеленого карандаша. Кухонным ножом его удалось привести в рабочее состояние, авторучка полетела в мусорное ведро. Максим раскрыл тетрадь, пролистал страницы с подробным перечнем благоприятных (и не очень) для посева огородных культур дней за прошлый год. Чистых страниц осталось немного, поэтому особо не размахнешься.
