Владимир Першанин - Я – бронебойщик. Истребители танков
Затем «тридцатьчетверки», увеличив скорость, повернули на позиции врага. Если первую часть боя наши танки выиграли сравнительно легко, то по мере приближения к немецким траншеям усиливался встречный артиллерийский огонь.
Поднимались фонтаны фугасных гаубичных разрывов. Прямых попаданий я не видел, но заметил, как остановилась одна, затем другая поврежденная «тридцатьчетверка». Поднялся в атаку соседний полк.
Затем дружно захлопали противотанковые пушки. Небольшого размера, низкие, они хорошо маскировались в капонирах. Были видны только вспышки выстрелов и поднимались столбы пыли перед длинными стволами с дульным тормозом.
Танки не снижали ход, также поднимая завесу пыли. Сквозь нее летели раскаленные трассы бронебойных снарядов. «Тридцатьчетверкам» приходилось туго. Останавливался или загорался один танк за другим. Я обратил внимание, что некоторые машины вспыхивали мгновенно, на ходу, а затем взрывались.
Позже я узнал, что в битве за Харьков немцы впервые широко применили кумулятивные снаряды (мы называли их «бронепрожигающие»). Они прожигали кумулятивной струей броню и воспламеняли танк. От высокой температуры следовала почти мгновенная детонация снарядов, и машина взрывалась. Мало кто из экипажей успевал выскочить.
Но «тридцатьчетверки», несмотря на потери, ворвались на позиции, круша орудийные капониры, блиндажи, доты. Наш полк тоже принимал участие в атаке. Поредевшие батальоны выбивали из укреплений остатки немецкой пехоты. Танки, как всегда, ушли вперед. Никто не знал, что нас уже окружают, и наступление продолжалось.
Поредевший батальон приостановился перед высоткой, откуда немцы вели сильный огонь. В нашей шестой роте насчитывалось полсотни человек, а неделю назад было сто двадцать. Не лучше обстояли дела в четвертой и пятой ротах.
Мое отделение состояло из пяти человек: два противотанковых расчета и Бондарь со своим «дегтяревым». Мы стреляли по приземистому доту, откуда частыми вспышками бил какой-то новый скорострельный пулемет. Подбежал капитан Ступак:
– Все возитесь? Гнатенко, переходи на другую позицию. Справа бронеколпак голову не дает поднять.
Егор с напарником подхватил ружье и, пригибаясь, побежали по узкой траншее в указанное комбатом место.
– Ты чего медлишь, Коробов?
Я не медлил. Я ждал, когда замолкнет рычащий звук пулемета, и даст возможность мне высунуться. При таком темпе стрельбы расчет должен наверняка сменить ствол, а может, и затвор. Замолчал!
– Паша, быстрее! – поторопил я напарника.
Мы подняли наше двадцатикилограммовое ружье на сошки. Я ловил в прицел узкую темную амбразуру. Выстрел, второй, третий… Брызнуло отбитое крошево железобетона.
– В амбразу бей! – надрывался Ступак.
Я выпустил две оставшиеся пули в обойме, одна из них звякнула о заслонку, которой спешно закрыли амбразуру.
– Есть! – подпрыгнул белобрысый Паша Скворцов и зарядил новую обойму.
Комбат выстрелил из ракетницы, давая сигнал к атаке. Люди поднимались неохотно и, пробежав несколько шагов, снова ложились.
– Евсеев, мать твою! – ревел комбат. – Я, что ли, твою сраную роту должен поднимать?
– Она не сраная, – отчетливо произнес лейтенант Евсеев. – Ребята, а ну встали, пулемет молчит. Вперед, за Сталина!
Люди поднимались и, пригибаясь, бежали вперед.
Двое немцев вытащили в траншею рядом с дотом ручной пулемет «Дрейзе» с барабанным магазином на семьдесят пять зарядов. У этой штуковины был точный бой и хорошая прицельность.
– Прикончите его! Он сорвет атаку, – продолжал командовать Ступак.
Бондарь, вжимаясь в приклад своего «дегтярева», выпускал ровные, по пять-семь патронов, очереди. Ушлый сержант умел работать, когда на него глядел комбат. Бруствер вокруг «Дрейзе» дымился пылью от близких попаданий.
Второй номер расчета отшатнулся. О каску отчетливо звякнула пуля, немец исчез в траншее. Пулеметчик повел строчку, успев свалить одного и другого бойца. Но строчка внезапно захлебнулась, а рота уже приближалась к траншее и доту.
– Молодец, метко бьешь, – хлопнул по спине Антона Бондаря комбат. – Медаль за мной. Все вперед!
Меня задело то, что мы с Пашкой Скворцовым заткнули чертов дот с его скорострельным пулеметом и не заслужили даже доброго слова. Тот, спрятанный пулемет в бетонной коробке, не давал голову поднять, но мы его погасили. Кроме того, я командовал отделением, но меня словно не замечали. Зато комбат сразу расхвалил Бондаря, к которому у меня имелось немало претензий, в том числе, за трусость.
Когда мы бежали к траншее со своим тяжелым ПТРС, там уже бой подходил к концу. Я заметил, что Бондарь, который обязан был находиться рядом со мной, припустил вперед, вслед за наступающей ротой. Решил еще раз показать себя перед комбатом.
У распахнутой задней дверцы дзота лежал заколотый штыком немец. Кто-то из наших возился внутри. То ли собирали трофеи, то ли снимали со станка пулемет. Я тоже хотел глянуть, что там за штука, с такой бешеной скорострельностью.
Но рота вела огонь из всех стволов по отступавшему врагу. Стрелял из «дегтярева» Антон Бондарь. Стучали характерные громкие очереди американских «томпсонов», били наши ППШ, хлопали винтовочные выстрелы.
Немцы, как всегда, отступали грамотно, прикрывая друг друга огнем. Но пули находили свою цель, падал то один, то другой солдат. Я выпустил половину диска, когда заметил два вездехода БМВ. В них прыгали солдаты, к одному цепляли противотанковую пушку.
Расстояние составляло метров триста, не так и близко. Я отложил автомат и целился в вездеход, который собирался буксировать пушку. Бондарь, выпустив остаток диска, кричал:
– Где трофейный пулемет? Я сейчас их прикончу к чертовой матери!
Но «дрейзе» немцы унесли с собой и вели из него огонь. А пулемет в доте никак не могли снять со станка. Возможно, он был поврежден.
Я стрелял, целясь в бронированный двигатель. Броня там была так себе, тонкая. Но мои пули не смогли вывести его из строя, хотя раз или два я попал в цель. Вездеход развернулся, набирая скорость.
– Коробов, целься лучше! – это кричал Ступак.
Я выпустил обойму, целясь в борт и бензобак. Пули были зажигательные, вездеход загорелся. Из него выскакивали немцы и, пригибаясь, убегали. Огонь перекинулся на зарядный ящик. Сдетонировало сразу несколько снарядов, перевернув пушку и разбив задний борт вездехода.
– Фрицы, гады, удрали, – не мог успокоиться необычно активный сержант Антон Бондарь. – Остался бы хоть один диск, я бы их положил.
– Так заряжай свои диски, чего глазеешь? – резко заметил я.
– Далеко вездеход успел укатить, – гнул свое Бондарь. – Поэтому и остальные мазали.
Это был намек в мой адрес, что я не сразу подбил БМВ. Наверное, он хотел, чтобы эти слова слышали Ступак и ротный Евсеев. Но они рассматривали пулемет, извлеченный из дота.
– МГ-34, какой-то модифицированный образец, – сказал комбат.
Подошел старший лейтенант Зайцев, тоже осмотрел пулемет. Он отличался более массивным казёнником и облегченным кожухом. Тимофей Макарович был специалистом по оружию.
– Это новый пулемет, МГ-42. Я слышал про них. Скорострельность двадцать пуль в секунду. Андрей, принеси ленту из дота. Опробуем.
Я нырнул в небольшую дверь. Дот был оборудован по-немецки добротно. Деревянный пол, лежанка. Толщина передней стенки была сантиметров восемьдесят. Здесь же лежал убитый пулеметчик.
Пуля из противотанкового ружья ударила в каску, снесла верхнюю половину черепа. Продырявленная каска валялась в углу. Глаза пулеметчика вышибло из орбит динамическим ударом, стена была забрызгана кровью. Я торопливо подхватил коробку с лентой. На выходе заметил, что второй пулеметчик тоже получил мою пулю.
У него была перемотана тряпьем вывернутая рука. Когда он пытался убежать, его закололи штыками атакующие. Не так плохо я стрелял, достал обоих пулеметчиков. Но говорить ничего не стал – Ступак не спрашивал, а хвалиться, как Бондарь, было противно. Еще подумает, что тоже на медаль напрашиваюсь.
Зайцев открыл крышку казённика, вставил конец ленты и передернул затвор. Дал длинную очередь вверх. Отдача шатнула старшего лейтенанта. Стреляные гильзы вылетали с необыкновенной быстротой, пулемет словно рычал, быстро вбирая в себя металлическую патронную ленту.
– Во, гады, чего выдумали! – ругнулся Ступак. – Дай-ка я попробую.
Установив сошки на бруствер, дал несколько очередей по горящему вездеходу и щиту перевернутой пушки.
– Зверь! Евсеев, скажи старшине, чтобы прибрал его вместе с патронами. Пригодится.
– Отдайте его мне, – снова влез Бондарь. – Я хорошего помощника подберу, будем фрицев крошить.
Капитан Ступак оглядел его странным взглядом:
– Ты, что ли, его в бою добыл? Пулеметчиков в доте Коробов прикончил. И субординацию не забывай. Без тебя решат, куда пулемет пристроить.
– В штаб дивизии его надо сдать, – посоветовал Зайцев. – Все же новый образец оружия.
