Евгений Сухов - За пределом беспредела
– Что мне им ответить, когда они позвонят снова? – Ресницы Ольги затрепетали и застыли. Создавалось впечатление, будто бабочка присела на цветок.
– Ничего… Пусть примут мои соболезнования, – устало отозвался Варяг, – в случае необходимости я перезвоню им сам. Можешь идти.
Девушка кокетливо улыбнулась. Только сейчас Варяг обратил внимание на то, что Ольга была в узких брюках, сексуально облегающих ее аппетитную упругую попку. Бедная, она все еще надеялась совратить шефа прямо на рабочем месте.
Ольга вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. Звукоизолирующие стены и двери не пропускали снаружи даже шороха, и создавалась полнейшая иллюзия того, что Варяг находится в одиночной камере.
Надавив на кнопку селектора, Варяг коротко распорядился:
– Меня ни с кем не соединять.
Он погрузился в раздумье. Неизвестные, которые били по нему, безусловно, были прекрасно осведомлены обо всех делах Госснабвооружения. Следовательно, направлял их не человек со стороны, а лицо, занимающее одно из ключевых мест в системе, то есть посвященное во многие тонкости переброски оружия. Таких людей было всего трое. Первый – Андрей Егорович Платонов. Сложная фигура. Вторым в списке Варяга стоял заместитель генерального директора Госснабвооружения по восточному сектору, тридцатисемилетний генерал-майор Лозовский Павел Сергеевич. Темная лошадка, надо признать. О нем Варяг знал только то, что генерал был азартным бильярдистом и все свободное время проводил в бильярдном клубе, загоняя в лузу шары. Третьим в списке значился Костылев Арсений Захарович. Год назад он был правой рукой Платонова, затем его неожиданно перевели на пост заведующего отделом внешних связей. Свое перемещение Костылев комментировал так: «Назначен с понижением, зато с расширением полномочий». Ему было лет сорок пять, хотя благодаря обширной лысине выглядел он старше.
Платонова Варяг изучил достаточно хорошо. Андрей Егорович был предсказуемым человеком. Он не стал бы, в отличие от Лозовского, устраивать скандал в парижском казино только потому, что крупье небрежно подал ему фишки. Не мог выпить лишнего в фешенебельном ресторане и запустить мобильным телефоном в метрдотеля.
Андрея Платонова никто не назвал бы святым. Он умел и любил грешить, однако тщательно скрывал свои шалости. О его грешках знали только личный шофер, доставлявший ему проституток, да тараканы, наблюдавшие за любвеобильным Андреем Егоровичем из всех щелей явочной квартиры. А повидать им пришлось немало. Интуиция подсказывала Варягу, что Платонов совсем не тот человек, который отважится бросить ему вызов. Тем более что его подноготная для Варяга не была секретом. И потом какой резон Платонову ссориться, когда он уже давно успел смириться с существующим положением и даже нашел в нем немало хорошего: работать не надо, а деньги и почет те же!
Совсем другое дело Лозовский.
Лозовский был довольно молодым человеком, а молодости, как известно, всегда свойственны дерзость и авантюризм. Генерал-майор относился к той породе людей, которые могли поставить все заработанные фишки на «зеро» по принципу «пан или пропал». Лозовский был игроком чистой воды, а такие никогда не довольствуются достигнутым. Будучи очень честолюбивым человеком, Павел Сергеевич считал, что перерос свою должность и давно достоин большего. Он вполне мог затеять интригу против Варяга, чтобы ничто не помешало ему утвердиться в роли полноправного хозяина Госснабвооружения.
Если дело и впрямь обстояло таким образом, то вел себя Лозовский чрезвычайно осмотрительно. Он не набивался к Варягу в друзья, зато старательно выказывал ему свою симпатию и частенько заглядывал к нему в кабинет поболтать о пустяках. Как специалист по Ближнему Востоку, он отлично знал проблематику своего региона и, конечно же, разработка новых путей доставки оружия заказчикам не проходила без его участия. В принципе Лозовскому достаточно было поднять трубку телефона, чтобы «засветить» не только оправдавший себя канал, но и продать со всеми потрохами всех тех, кто лишь однажды прикоснулся к незаконной продаже оружия.
В кабинете стало душно. Варяг включил кондиционер, и уже через минуту помещение наполнилось живительной прохладой. Сейчас очень к месту была бы чашечка кофе.
Владислав нажал на клавишу селектора и коротко распорядился:
– Оля, принеси, пожалуйста, кофе.
Она не заставила себя ждать: уже через пару минут внесла на небольшом подносе чашку кофе и печенье на фарфоровом блюдце. Девушка бросила лукавый взгляд на Варяга, поставила кофе на стол и задержалась в комнате секунд на десять больше, чем следовало бы. Варяг угадал ее нехитрый маневр, но предложения скоротать остаток вечера вместе не последовало. Задрав подбородок выше обычного, Ольга, чеканя шаг, словно новобранец на плацу, направилась к выходу. Варяг невольно задержал взгляд на ее бедрах. Приятные округлости на мгновение всколыхнули в его душе нечто похожее на сексуальное возбуждение. Вечер, проведенный однажды в ее обществе, не прошел для Варяга бесследно, но повторения он не пожелал, опасаясь потерять голову. Удивительно, но он помнил каждый изгиб ее прекрасного тела, а маленькая родинка на правой груди не однажды виделась Варягу в самые неподходящие минуты, вызывая неуместное волнение и отвлекая от серьезных дел.
Варяг сделал небольшой глоток. Горчит – то, что надо! С недавнего времени он испытывал постоянную потребность в кофе. Кофеин, как ничто другое, помогал концентрации мыслей.
Лозовский был из тех немногочисленных людей, которых называют баловнями судьбы. Стать к тридцати пяти годам генералом дано не каждому – половина ровесников Лозовского еще не расстались с капитанскими погонами. Стремительный взлет был бы закономерен, если бы отец Лозовского возглавлял Генеральный штаб или входил бы в число приближенных Президента. Однако Лозовский был родом из дремучей российской глубинки, а потому никаких родственных связей в верхах не имел. Блистательную карьеру совершают либо по протекции, либо благодаря хитрому и изощренному уму. Лозовский, видимо, иллюстрировал собой второй случай. Павел Сергеевич держался всегда скромно, никогда не выпячивал своего «я», хотя в его бледно-голубых глазах чувствовалось затаенное превосходство и честолюбивый огонек.
Для Варяга Лозовский оставался человеком-загадкой. Невозможно было понять какой он на самом деле: рубаха-парень, способный уложить прямо на бильярдный стол длинноногую красотку под одобрительный хохот развеселившихся приятелей, или тонкий изощренный подхалим, умеющий обаять и ублажить самое высокое начальство. Не исключено, что Лозовский совмещал в себе и то и другое. Как бы там ни было, но к нему стоило присмотреться попристальнее.
Наконец, полковник Костылев Арсений Захарович. Тоже темная лошадка! Он работал в Госснабвооружении уже без малого пять лет, но никто не мог ничего сказать о его личных качествах – полковник был бесцветен, как кипяченая вода в стакане. Обыкновенный пахарь, на каких держится любое серьезное учреждение. Судя по его скупым высказываниям, он был вполне удовлетворен своим нынешним положением и не строил амбициозных честолюбивых планов на будущее. Его устраивали привычная работа, неплохой стабильный заработок, возможность пропустить вечерком кружку пенистого пивка, заев его соленым балычком. Трудно было подозревать полковника в каких-то серьезных интригах – он достиг своего потолка и мечтал только о том, чтобы стабильность продолжалась как можно дольше и в связи с переменами в ведомстве его не турнули на улицу. Однако он по-прежнему входил в пятерку самых влиятельных людей концерна и был допущен почти ко всем его секретам. Сбрасывать с доски такую фигуру, как полковник Костылев, было бы неразумно. К нему стоило присмотреться повнимательнее.
Кофе кончился, на дне чашечки остался темно-коричневый осадок. Оснований подозревать кого-то конкретно у Варяга не находилось. А гадать на кофейной гуще было не в правилах вора в законе. Здесь нужны иные методы…
Глава 27. ГОРЫНЫЧ
Слава Петров неспроста считался мастером перевоплощения. В школе он играл в художественной самодеятельности и своими способностями выгодно отличался от прочих сверстников. Особенно ему удавались роли сказочных злодеев – Бабы Яги, Кощея Бессмертного, Змея Горыныча. Первоклашки, взиравшие на Славу из зала, чуть ли не визжали от страха. Даже когда он переодевался в обычный костюм и чинно шел к выходу из клуба, детвора разбегалась от него в стороны. Именно после одного из спектаклей к Славе намертво приклеилась кликуха Горыныч, которая весьма подходила к его внешности, особенно к мимике: злобный самоуверенный оскал неприятно поражал каждого, кто видел Славика впервые.
После школы Петров всерьез решил ехать в Москву для совершенствования актерского мастерства. Он подал документы в ГИТИС. Затем довольно легко преодолел два тура, шумно отмечая на родительские деньги каждую победу в московских ресторанах.
