Виталий Гладкий - Кровь за кровь
У Левы была /да, наверное, и сейчас есть/ сестра, совершенно обаятельная девушка /по крайней мере, в молодости/, очень похожая на армянку. На красивую армянку. Я тогда не знал, что она родственница известного в городе лабуха Бермана. Просто Софья была одной из девчонок, посещающих вместе с подругами танцплощадку в парке культуры и отдыха имени революционера-большевика, расстрелявшего в годы гражданской войны столько юных кадетов и институток, что их телами можно было доверху заполнить чашу городского стадиона. Я принципиально не хочу называть имя этого убежденного борца за светлое будущее, чтобы нечаянно не нарушить его покой в котле с кипящей смолой, адский костер под которым он зажег собственноручно еще при своей жизни.
Так вот, в один прекрасный осенний вечер /конец сентября выдался очень теплым и сухим/ бедняга Сильвер, замученный непосильной учебой, решил развеяться, прошвырнувшись на танцульки. Марка, как обычно, не пустила мамаша, а Плат вместе со своим отцом достраивал дачу – был воскресный день, когда и менты отдыхают. Все шло, как и положено: я пообщался с приятелями, затем закадрил новенькую шестнадцатилетнюю пацанку, на которую уже положил глаз один из местных заправил /пришлось в доходчивой форме объяснить ему кто на самом деле держит мазу на танцплощадке; даже в отсутствии Сереги/, а после завершения мероприятия я, как настоящий джентльмен, пошел провожать свою прекрасную леди, притом кружным путем, по самым темным местам – мне почему-то захотелось отдалить момент расставания; девочка и в самом деле оказалась клевой.
Я наткнулся на них совершенно случайно. Меня так прижало, что я плюнул на изысканные манеры и, попросив у своей подруги пардону, забежал в ближайшую подворотню, чтобы облегчиться. Они затащили Софку за контейнеры для мусора, сорвали с девушки одежонку и уже намеревались приступить к гнусному преступному соитию. Их было трое: один зажимал ей рот, другой держал руки, а третий снимал свои штаны, мучаясь с заклинившим замком "молнии".
Я просто-таки озверел. Меня ни в коем случае нельзя было назвать пай-мальчиком, мое мужское начало тоже требовало выхода /и получало/, но грубо насиловать там, где можно взять лишь вежливо попросив – это казалось мне верхом кощунства.
Я их буквально замесил. У одного из них был нож и этот стервец его достал, и я только огромным усилием воли сдержался, чтобы не забить ему клинок в глотку по самую рукоять. Сдавать несостоявшихся насильников ментам я не стал – моих "университетов" им хватило с лихвой. Позже я узнал, что все трое провалялись в больнице до конца осени.
Поделом…
Так я познакомился с Софьей. А через нее и с Левой, который в порыве благодарности великодушно дал обещание привечать меня в "Огоньке" в любое время и бесплатно. Чем я беззастенчиво и пользовался вплоть до ухода в армию. Правда, не злоупотреблял – все хорошее должно иметь меру. С Левой мы закадычными друзьями не стали – не позволял возраст и общественное положение – но теплые приятельские чувства друг к другу сохранили. Софа вышла замуж рано, за овдовевшего, но богатого Мойшу и ее следы затерялись; по крайней мере, я не интересовался ее дальнейшей судьбой; а Лева пока ничего о ней не говорил…
– У меня есть минут двадцать, – заявил Лева, устало плюхнувшись в кресло. – Сегодня собрался городской бомонд, кого-то будут чествовать, так что болтовня в виде пожеланий и поздравлений растянется на добрых полчаса. Ну а потом, Стас, извини – придется шпарить до утра практически без перерывов.
– И что ты решил? Спрятать голову в песок, как страус? – спросил я с горькой иронией.
– Стас! – возопил Лева; вернее, кричала его душа, а сам он говорил шепотом. – Забудь про Храпова! Эти люди… а, какие люди, о чем я говорю! Они готовы на любую пакость. Тебя просто грохнут – и все дела. И меня за компанию – чтобы не путался под ногами. Я просто не могу… да, я боюсь!.. пошло оно все на хрен!
– Лева, послушай… – Я задумчиво ковырялся в тарелке, на которой красным золотом светился лангуст под винным соусом. – Эти гады украли у моего одноклассника ребенка.
Представляешь!? Он на коленях умоляет помочь в розысках, потому что менты и прочая не в состоянии это сделать. Не знаю, получится ли у нашего агентства или нет, но не дать парню шанс, пусть и мизерный, я просто не вправе. И мне плевать на Храпова и иже с ним. Мы тоже не пальцем деланные и кое-что можем.
– Нет и нет! Стас, ну пожалуйста, любую другую просьбу… все, что в моих силах… – Лева едва не плакал.
Не думаю, что он научился так притворяться. Скорее всего, его мучила собственная беспомощность и беззащитность. И совесть.
– Знаешь что, маэстро… – Я выдержал тяжелую, длительную паузу. – Когда я махался с тремя козлами из-за Софки – здоровые были битюги, доложу тебя – у меня и в мыслях не было, что могу ни за хрен собачий получить "перо" в живот. Я просто обязан был помочь – вот и весь мой расчет. Извини, что напомнил…
– Сволочь ты, Стас… – Лева дышал, как загнанная лошадь. – А я – еще большая… Дерьмо!
Всю жизнь только то и делаю, что спину гну. Как бы чего не вышло… А оно выходит!
Зачем я к тебе подошел!?
– Затем, что мы до сих пор можем честно смотреть друг другу в глаза. – Я налил себе и выпил. Лева сделал отрицательный жест: не могу, хватит, работа. – Впрочем, как знаешь.
Я тебя не насилую. Пойдем, как говорил наш бывший душка-вождь другим путем.
– Ну уж нет! – отрезал Лева. – Ты меня сейчас выставил последним гадом и хочешь добить? Спрашивай, я расскажу все, что знаю. Мне все равно жизни нет. Деньги? Барахло!
К сожалению, это я начал понимать только к сорока годам.
– Ты прав. Маленькие деньги и впрямь фигня. А вот большие – не скажи…
Лева долго смотрел на меня, будто пытаясь понять, что у его собеседника на уме, а затем печально улыбнулся.
– Узнаю Стаса… Ты в молодые годы был трепачом, и сейчас доказываешь, что у тебя язык как помело.
– Дурная наследственность, Лева. Ну, ладно, ближе к телу, как говорил Мопассан. Говори, что тебе известно про этого паршивца Храпова.
– Ничего такого, что могло бы тебя удивить. Похоже, ты знаешь побольше, чем я. Скажу только то, что он подвизается в компании очень серьезных и богатых людей. Все они "сливки" общества.
– Перечисли, – потребовал я.
Берман назвал с десяток и впрямь известных в городе фамилий, и среди них, к моему огорчению и недоумению, упомянул и Боба Стеблова.
– Неужто Храпов держится с ними на равных? – спросил я удивленно.
– Нет, что ты! Жошка – вот его кредо. Мелкая шестеренка в большом механизме. Не более того.
– Но все-таки в механизме.. – сказал я задумчиво.
– Несомненно, – подтвердил Лева. – Не знаю, чем он их всех берет и что для них делает, но они относятся к нему как… – Он запнулся, подыскивая нужное сравнение. – Как английские лорды к своим слугам – без особого пиетета, но достаточно прилично и даже уважительно.
– Он что, гуляет с ними за одним столом?
– Никогда. За исключением… – Лева замялся.
– Колись дальше, – потребовал я. – Мне важна каждая мелкая подробность, каждый штрих в его поведении.
– Как то раз я нечаянно заглянул в банкетный зал – помнишь? – и застал там весьма солидную компанию, состоящую из нескольких вышеуказанных господ. Среди них был и Храпов. Они, понятное дело, бухали и смотрели видик. Притом, в абсолютно мужской компании.
– Гомики?
– Нет, не похоже. Никаких вольностей я не заметил.
– Говоришь, заглянул в банкетный зал нечаянно? – Я откровенно рассмеялся.
– Ну, не совсем… – Лева смутился. – Бес любопытства попутал. В банкетный зал так просто не попадешь. Охрана, скрытые видеокамеры и прочее. В то время ремонтировали кабинет директора ресторана, соседствующий с банкетным залом, вот я и… В перегородке были щели и я воспользовался моментом.
– Ты не заметил, что они смотрели?
– Было не до того. Какой-то фильм, по-моему, порнуха. Долго рассиживаться в кабинете директора я не мог.
– А почему тебя вообще заинтересовала компания в банкетном зале?
– Как тебе сказать… – Лева попытался пригладить свои жесткие и непослушные волосы. – Они шли туда с видом заговорщиков.
– И ты решил, что в нашем городе появились масоны…
– Я же тебе сказал – бес попутал. Сам не знаю как так получилось, что ноги понесли меня в банкетный… помимо моей воли. Наваждение. Между прочим, если бы меня там поймали…
– Лева покачал головой. – Мама родная… В "Дарвине" с этим очень серьезно. Может, голову и не оторвали бы, но с работы – тю-тю… Пинком под зад – вот и все выходное пособие.
– Понятно. Загнивающий капитализм показывает свое звериное лицо. Помнишь агитки недавних времен? Против чего боролись, на то и напоролись.
Мы еще немного поговорили, и Лева сообщил несколько интересных фактов из ресторанной жизни Храпова. Но главный вопрос, ради которого, собственно, подающий большие надежды детектив Сильверстов и припылил в "Дарвин", я задал в конце разговора:
