Эдуард Байков - Фантасофия. Выпуск 4. Шпионский триллер
Во время своей первой экскурсии Виктор с Татьяной, исколесив вдоль и поперек новый Пафос, отправились затем на восток к мысу Афродиты, где обнаружили выжженные солнцем развалины храма богини. Там же находилась и утопающая в зелени средневековая вилла с музеем. В этот же день они побывали в деревне «Священные сады», где расположена византийская церковь с великолепными фресками. На каждом углу турки-киприоты торговали восточными сладостями. Полакомившись там рахат-лукумом, путешественники вернулись в Пафос, заехали в гавань и, оставив машину, пешком добрались до старой крепости — военной цитадели, построенной еще в тринадцатом веке. Попасть в нее можно было только по перекидному мостику.
Все это время их чичероне был Муромов, с увлечением описывающий своей спутнице историю прекрасного острова. Та была приятно удивлена.
— У меня такое ощущение, — целуя его, промолвила девушка, — что ты совсем недавно сдал экзамен по истории и географии Кипра.
— А вот и не угадала, — рассмеялся он, — просто, прежде чем ехать, я основательно подготовился, просмотрев несколько демонстрационных видеокассет по Кипру — их специально подготавливают для русских туристов. Ну, еще кое-какие сведения я почерпнул из специализированных изданий.
— Как все просто, — пробормотала она, — и все же ты у меня умница.
— Стараюсь соответствовать, — улыбнулся он, галантно предложив ей руку.
По всему острову было разбросано немалое количество церквей и базилик [12]. В одной из самых больших внимание Виктора привлекла к себе настенная живопись — изображение Христа в золотистых одеяниях, с одухотворенным лицом. Он долго не мог оторвать взгляд от этого величественного и, в то же время, теплого, человечного портрета Спасителя, поражаясь таланту неизвестного художника, сумевшего передать все шедшее из его сердца.
В то же время Муромов подметил, что лик Христа очень похож на лицо грека. В связи с этим ему вспомнилось, как однажды он по служебным делам заехал в Алма-Ату и, увидев висящие в городе плакаты вождей пролетариата, чуть было не расхохотался — их лица были широкоскулыми, с маленькими глазками — типичные казахи. Наверное, те же китайцы изображают Христа желтолицым, с узкими щелочками глаз.
Подумав так, он отвернулся и, отыскав глазами Таню, рассматривавшую в немом восхищении стенные росписи с сюжетами на тему жития святых, направился к ней в другой конец церкви.
Следующим этапом стало посещение Византийского музея, известного своей большой коллекцией православных икон, собранных со всех окрестностей Пафоса. Это было двухэтажное здание в форме буквы «П», с идущими вдоль всего фасада длинными галереями. В залитом солнечным светом дворике были разбиты клумбы с цветами самой разнообразной окраски. Сочная зелень, изумрудные ветви пальм — как это типично для Кипра! Радующий взор пейзаж средиземноморского побережья.
Они ехали мимо раскинувшихся вдоль берега моря банановых плантаций к коралловой лагуне — излюбленному месту отдыха туристов. Пляж с необыкновенно чистым и мелким песком был весь усеян телами отдыхающих. Искушение поваляться на нем после купания было столь велико, что, оставив машину, они мигом скинули одежду, благо купальные принадлежности были на них, и поспешили к кромке воды.
Морские волны лениво омывали прибрежные валуны. На море — лазурном днем, и черном ночью — уже который день держался полный штиль. Виктор в солнечных очках и светлой каскетке полулежал на матрасе, демонстрируя тренированное, мускулистое тело, и благодушно наблюдал за непрерывной игрой солнечных бликов на водной глади. Татьяна, время от времени, поглядывая на него с улыбкой, ровными слоями наносила на кожу крем от загара. Это было похоже на идиллию, на какую-то райскую жизнь, что так разительно отличалось от ситуации в России за последнее десятилетие. Серые российские будни были наполнены каждодневной борьбой за выживание, страхом, алчностью и жестокостью. Они насквозь пропитались опасностью, кровью и смертью. В них царило безумство отчаявшихся масс и свихнувшихся на вседозволенности выскочек. Эта темная, холодная, сырая и мрачная, но до боли в сердце родная Россия была сейчас где-то там далеко, а они здесь.
Но разве была наша Родина такой доныне — Виктор вспомнил свое детство, юность. Нынче стало выгодно и модно возводить хулу да напраслину на ту великую державу, которую лучшие из лучших элементарно просрали. И кому — русофобам из всемирного масонства, кои есть враги православного христианства, то бишь сатанисты!
Вспоминалось такое: безоблачное небо, сияющее на нем солнце, цветущие луга с порхающими по ним бабочками — душами божьими. А еще врезавшаяся в память картина из раннего детства: широкое поле, полное благоухающих трав — васильков, лютиков, одуванчиков, ромашек… и стрекот кузнечиков. Господи, такая красота, благодать, умиротворение! И, казалось, впереди ждет что-то несказанно радостное, прекрасное, великое — от предвкушения чего сладостно замирало сердце, душа взволнованно трепетала, озаряясь светом преходящим и одновременно предвечным. Вот что всплывало в памяти Муромова о социалистической советской России.
«Беснуйтесь до времени, оглоеды! — сурово думал полковник. — Настанет срок, получите все сполна от Судии Вышнего!»
От Него каждому воздастся — по делам и помыслам его. Предающий отчизну — предает родителей своих, и народ свой, и любовь свою, а самое страшное — душу свою отдает во власть врага рода человеческого. А тот рад-радёхонек…
* * *Мимо них, направляясь к воде и грациозно покачивая при этом бедрами, ожившей богиней прошествовала красивая блондинка со сногсшибательными формами. Полковник, не удержавшись, бросил на нее невольный взгляд — длинные стройные ноги, аппетитные ягодицы, плоский живот, роскошная грудь. У любого здорового мужика при виде этих ста семидесяти сантиметров лакомой плоти потекли бы слюнки. Вот она — прелесть чар, истинная дщерь Лилит! Такие самки призваны искушать добрых христиан — невольно подумалось Виктору. В следующее мгновение он, спохватившись, быстро отвел взгляд, что, впрочем, не укрылось от его спутницы.
— И что это ты там увидел? — иронично поинтересовалась она.
— Да так, — пробормотал тот, — ничего заслуживающего внимания.
— Неужели? — непритворно изумилась Татьяна. — А мне показалось… По-моему вы лжете, господин дипломат!
— О чем ты говоришь, лапушка? — он придвинулся к ней, прильнув губами к ее шее. — Да разве мне еще кто-нибудь нужен?
И, подражая голосам оперных певцов, громко пропел, вызвав ее звонкий смех:
— Кто может сравниться с Татьяной моей?!..
* * *А сам подумал: где прелесть, там и дьявол — прельщает враг души живые человеческие. Ох, как ловко прельщает всеми соблазнами мира! Ловит на живца: кого на славу, кого на богатство, кого на власть, а кого и на утехи плотские. Умело давит на тщеславие, честолюбие, корысть, алчность да похоть. Сильна власть отца лжи над умом и чувствами. Да только Создатель могутнее! Посему и власть эта дана лукавому на время. Важно устоять, не соблазниться, не погубить душу бессмертную, но… трудно сие подвижничество — труднее не бывает. Нельзя жить во грехе, но и без оного тяжко — отсюда и мощь греховности.
* * *Когда они, возвращаясь в отель, проезжали Пафос, в глаза им бросилась забавная сценка из повседневной жизни островитян — на площадке летнего кафе официант кормил большущих пеликанов. Экзотическое зрелище настолько понравилось туристам, что, притормозив, они со смехом наблюдали за птицами, пока те не насытились и степенно удалились.
Виктор захватил с собой в поездку фотоаппарат «Никон» — одну из лучших моделей, запасся кучей пленки и без устали снимал свою подругу повсюду, где они только бывали. Запечатлел он и лакомившихся рыбой пеликанов. Официант, растаяв при виде Тани, даже доверил столь очаровательной особе покормить птиц из своих рук.
— А почему ты не хочешь сфотографироваться сам? — уже в машине, отсмеявшись, с лукавой улыбкой поинтересовалась у него девушка. — Хотя, понимаю — дипломатическая служба, засекреченность и все такое.
— Ну, нечто в этом роде, — ухмыльнувшись, он наклонился и доверительно прошептал ей на ухо, — специфика моей деятельности не позволяет мне рисоваться перед объективом.
— Да-да, все понятно, — скорчив серьезную мину, она согласно покивала головой, вызвав у него смех, и, не удержавшись, расхохоталась сама.
Вдвоем они очень часто смеялись над любой глупостью, по самому незначительному поводу. Многое из того, на что раньше каждый из них и не обратил бы внимания, теперь вызывало смех. Это было похоже на какой-то заговор, некое тайное невысказанное вслух соглашение, когда скрытый смысл известен и понятен лишь двоим, а всему остальному миру неведом. Влюбленные люди могут понимать друг друга с полуслова, достаточно любого намека, двусмысленности и даже просто недосказанной фразы.
