Фридрих Незнанский - Последняя роль
— Тебе положить чего-нибудь?
— Спрашиваешь! Я хочу попробовать всё, что ты приготовила.
— Для этого тебе придется шевелить челюстями до самого утра.
— Я к тому готов, — кивнул Александр Борисович.
На экране телевизора закружился, заискрился и зашумел «Голубой огонек». За последующие полчаса Турецкий успел перепробовать добрую половину всех яств, произнести четыре тоста и разлить по фужерам бутылку шампанского.
И тогда его вдруг пробило на сантименты.
— Ир, — сказал Александр Борисович проникновенным голосом, глядя на жену мягкими, мерцающим взглядом. — В том году я умер, причем два раза… Первый раз, когда просто выключился свет… Я взрыва не слышал, просто вдруг стало темно… А потом, в темноте я услышал твой голос… И вернулся. Оказалось, что это совсем не страшно… Просто как уснуть и проснуться… А потом я умер по настоящему… Внутри меня больше не было желаний — пустота быстро наполняется, — и она наполнилась… Подозрительностью… Злобой… Ревностью… Ир… Прости меня за все… Я вернулся…
Ирина прикрыла ладонь мужа своей ладонью.
— Прости, что дала тебе повод, — тихо сказала она. — Я не могла честно сказать ни тебе, ни себе, что где-то в глубине души, я тебя винила за… нашего нерожденного ребенка.
Турецкий хотел что-то сказать, но Ирина легонько коснулась его губ пальцами.
— Тссс. — Она улыбнулась. — Я сейчас скажу и больше никогда не буду… Прости, что всю свою преданность, теплоту, любовь перенесла на Васю.
Александр Борисович снова хотел что-то сказать, но и на этот раз теплые пальцы жены легли ему на губы.
— Что он стал мне… как сын, — продолжила она. — Прости, что при этом забыла о тебе.
Александр Борисович пристально разглядывал лицо жены, так, словно увидел его впервые. «Она по-прежнему красива, — думал он. — Эта женщина вообще не стареет. Не то что я — старый барбос. И что она во мне нашла? Желчный, злой, вечно недовольный… Нет, я бы на ее месте давно бы бросил такого кретина. Однозначно».
— О чем задумался? — спросила Ирина.
— Да вот думаю, какая ты у меня красавица.
— Ты только сейчас это разглядел? — кокетливо поинтересовалась Ирина.
— Видимо, да.
Ирина вздохнула:
— Балбес.
Александр Борисович тихо засмеялся. Потом плеснул в фужеры шампанское и провозгласил:
— За тебя, Ир!
— За тебя, Саш! С Новым годом!
Они чокнулись фужерами и выпили.
— А все-таки здорово, что мы с тобой сегодня одни, — сказал Турецкий, глядя на жену мерцающим взглядом. — Когда бы еще удалось так поговорить.
— Ты прав. Стоило ждать Нового года ради одного такого разговора. Ведь в другое время тебя никаким калачом не заманишь домой. Целый день где-то бегаешь. Придешь, поешь и — бегом в свой «кабинет».
— Неужели я так делаю? — удивился Александр Борисович.
— Угу, — кивнул Ирина, глядя на Турецкого поверх фужера смеющимися глазами.
— В таком случае, я действительно балбес!
Турецкий допил шампанское и отодвинул от себя тарелку.
— Что-то я не то говорю, Ир, — сказал он, не отводя взгляда от лица жены. — Знаешь, что я подумал?
— Что?
— А ну его это застолье… — С этими словами Александр Борисович передвинулся на диване, так, чтобы быть поближе к жене. — В народе как говорят?
— И как же? — лукаво улыбнулась Ирина.
— Как Новый год встретишь, так и проведешь!
— Неужели это правда?
— Конечно. Народ зря не скажет.
Александр Борисович обнял жену и поцеловал ее в губы. Ирина смешливо поежилась.
— Сашка, дурень… Ну, где у тебя мысли, а? В каком месте?
Турецкий взял руку жены, поцеловал и положил себе на плечо. Потом вновь принялся целовать лицо жены — такое знакомое и такое незнакомое, такое милое и такое строгое.
— Ой! — с смехом сказала Ирина. — Что-то мне шампанское в голову ударило…
— Тебя это расстраивает? — осведомился Турецкий, на секунду прервав поцелуи.
— Наоборот. Мне этого так давно не хватало.
Она обхватила взлохмаченную голову Турецкого и прижала ее к груди.
5Проснувшись рано утром, Турецкий сходил на кухню и выпил рюмку ледяной водки, закусив ее вчерашним салатом, который, постояв ночь в холодильнике, стал в десять раз вкуснее. Если и было похмелье, то после рюмки водки его как рукой сняло.
Александр Борисович выкурил сигарету, вмял окурок в пепельницу и вернулся в спальню. Некоторое время он стоял перед кроватью, глядя на спящую жену и улыбаясь. Всё-таки Ирка обалденно красивая женщина, подумал он. И как она со мной живет, с таким ослом? Могла бы найти себе какого-нибудь олигарха… Они нынче любят умных да красивых. Глупые куклы с ногами от ушей их уже не устраивают. Внезапно в голову Турецкому пришли стихи. Он присел на край кровати и тихо зашептал.
Твои глаза — как чистые озера,
Где крохотные камушки на дне,
Где водорослей тонкие узоры,
Где сам я отражаюсь в глубине…
Ирина улыбнулась во сне.
— Ты моя лапа, — прошептал Турецкий, наклонился и осторожно, чтобы не разбудить, поцеловал жену в щеку.
Затем примостился рядом и, сладко зевнув, тут же уснул.
Проснулся он спустя три часа. Ирины рядом не было, но из комнаты раздавался ее негромкий голос — она с кем-то беседовала по телефону.
Александр Борисович лежал в постели и, весело щурясь, поглядывал в окно. Настроение был отличное. Он знал, что сейчас встанет, пройдет на кухню, достанет из холодильника пару вазочек с салатами, графин с недопитой водкой, огурчики и… При мысли об этом «и» на душе у бывшего «важняка» стало тепло и уютно.
Ирина в гостиной положила трубку. Послышались ее легкие шаги, дверь распахнулась и она вошла в спальню.
— А, ты уже проснулся. Как самочувствие в первый день нового года?
— Лучше, чем в последний день старого. А ну-ка, иди сюда! — Турецкий хлопнул ладонью по постели.
Ирина села на кровать, наклонилась и поцеловала мужа в губы. Лицо ее, однако, выглядело встревоженным.
«Плохие новости», — понял Александр Борисович и почувствовал, как отличное настроение куда-то улетучивается. Ни дня без плохих новостей. Когда же это кончится!
— Ир, кто звонил? — тихо спросил Турецкий.
— Алина. Моя троюродная сестра из Астрахани.
— Это которая? Такая двухметровая дылда с рыжими волосами?
Ира покачала головой:
— Нет. Невысокая, черненькая. У нее отец татарин.
— А, помню, помню. Зажигательная дамочка. И чего она хотела? Уж не в гости ли решила пожаловать? Если так, то я согласен. Завсегда рад хорошенькой женщине.
— Сань, прекрати юродствовать.
— Оп-па. — Александр Борисович нахмурился. — Кажется, я не «догнал» ситуацию, как говорит наша дочь. Что случилось?
— У Алины маленький сын — Марат.
— Да-да, я помню, — кивнул Турецкий. — Маратик. Славный мальчуган. С ним что-то случилось?
— Случилось, Сань. Он попал под машину. Множественные повреждения внутренних органов. Нужна операция.
Турецкий взлохматил пятерней волосы.
— Н-да, дела. Мы можем чем-то помочь?
Ирина пересела на диван и задумчиво сложила руки на груди.
— Ир, так чем мы можем помочь? — повторил вопрос Турецкий.
Ирина вздохнула:
— Боюсь, что почти ничем. Операция очень дорогостоящая. Нужно отвезти мальчика в Германию. Мужа у Алины, как ты помнишь, нет. Родители ее далеко не миллионеры, даже наоборот. Живет в заводском общежитии. В общем, деньги взять неоткуда.
— Так надо обратиться с призывом к каким-нибудь спонсорам. Дать объявление в Интернете и так далее.
— Уже давала.
— Ну и?
— Собрала только четверть суммы.
— Значит, надо еще раз бросить клич.
— Она готова, но времени уже нет. Через пять дней Марата нужно везти в клинику. Иначе всё.
Александр Борисович задумался.
— Черт, и мы с тобой нынче не при деньгах. Нинке за семестр не заплатили. И за ремонт машины я еще не расплатился. Сколько хоть нужно-то?
— Вместе с реабилитационным курсом тридцать тысяч долларов.
Турецкий присвистнул.
— Ого!
— Вот тебе и ого. Жалко мальчишку. Очень способный парень. С четырех лет на пианино играет. Сейчас в музыкальной школе для одаренных детей по классу композиции учится.
— Сколько ему сейчас?
— Как Ваське. Десять. — Ирина страдальчески сжала пальцы. — Черт, и ведь ничем нельзя помочь.
Александр Борисович помолчал.
— Да, сумма большая, — выдал он, наконец. Протянул руку и погладил жену по плечу. — Ну, зая, не расстраивайся ты так. Я попробую что-нибудь придумать. У меня много знакомств, ты же знаешь.
— Не думаю, что твои знакомства тут помогут, — грустно сказала Ирина. — Никто не захочет отстегнуть с барского плеча тридцать тысяч. Это ведь не вложение денег, а акт милосердия. На это мало кто способен.