Александр Золотько - Под кровью — грязь
Он должен это сделать. Должен и все. Ему не оставили выбора. Либо он сделает все до конца, как потребовал тот … мужик, либо…
Сердце екнуло, и желудок судорожно сжался. А если он обманул, если все это он делает напрасно? Потом, об этом потом. Он уже зашел слишком далеко, чтобы останавливаться.
Агеев двинулся по коридору налево, мимо комнаты отдыхающей смены и столовой. На пороге комнаты бодрствующей смены остановился. Жильников сидел спиной к двери и что-то писал. Наверное, одной из своих блядей. Жильников переписывался почти с двумя десятками телок и часто читал вслух письма от них гогочущей казарме с комментариями.
Поплачут девки, механически подумал Агеев, наревутся. А ему какое дело? Что он, девок плачущих не видел? Еще как! Если бы не это, он бы, может, и не целился сейчас в спину земляка. А ведь вместе призывались, шевельнулось воспоминание. Как будто сто лет назад.
Не отводя глаз от спины Жильникова, Агеев подошел к двери в комнату начальника караула, толкнул дверь и вошел.
Здравствуйте, здравствуйте. Начальник караула изволили дремать, сидя на спине. Сука, ведь спит же в неположенное время, а попробуй подремать в бодрствующей смене. Агеев навел ствол автомата, палец лег на спуск, и в этот момент прапорщик открыл глаза.
Агеев дал ему три секунды на то, чтобы прапорщик понял, что это не сон. Удивление сползло с лица начальника караула, уступая место гримасе страха. Прапорщик попытался встать, рот открылся, но больше ничего прапорщик сделать не успел.
Очередь получилась длинная, две или три пули прошили грудь и лицо начальника караула, ствол автомата повело вверх, и остальные пули ударили в батарею парового отопления за топчаном. Комната почти сразу наполнилась паром, вода хлынула на еще вздрагивающее тело начальника караула, мгновенно окрашиваясь в красный цвет.
Агеев метнулся назад, успел рассмотреть недоумение на лице обернувшегося Жильникова и снова нажал на спуск. Пули прошли навылет, звякнул, разлетаясь осколками, графин с водой, полетела штукатурка со стены.
Агеев почти оглох от грохота, он не разобрал, вылетел ли хоть один звук из открытого рта Жильникова, не понял, отчего звенело в голове – от выстрелов, или от крови, которую гнало взбесившееся сердце. Потом, это потом. Найти Зимина, пока этот засранец не побежал к двери.
В три прыжка преодолев коридор, Агеев вышиб ногой дверь туалета. Зимин шарахнулся от двери. Все-таки успел штаны надеть, подумал Агеев отстраненно, только ремень еще не нацепил.
– Что? – спросил Зимин.
– Дембель у меня, – сказал Агеев, – досрочный.
Зимин попятился к окну, закрытому ставнями:
– Не…
– Вот такие дела, – сказал Агеев и выстрелил.
Пуля попала в плечо, Зимин крутанулся на месте, на стену полетели брызги крови. Агеев выстрелил снова, и очередь прошла по ногам. Зимин рухнул на пол и закричал. Он даже не пытался ползти или сопротивляться. Он просто кричал, надрывно и тоскливо.
Агеев медлил, словно зачарованный он смотрел на искаженное болью и страхом лицо Зимина. Непонятное чувство заполняла всего Агеева, радость? наслаждение?
Почти как в увольнительных, только в его власти были не малолетки. Агеев наклонился к Зимину, чтобы заглянуть в глаза. Что он сейчас чувствует? Просто боль? Или еще что-то? Страх? Чего он боится, смерти или его, Андрея Агеева?
Время словно остановилось для Агеева. Он ткнул стволом автомата в лицо лежащего, ствол скользнул по груди, к животу. Здоровой рукой Зимин неожиданно схватился за ствол, от толчка палец Агеева потянул спуск. Очередь распорола живот Зимина. В лицо Агеева плеснуло теплым, он шарахнулся назад, ударился спиной в стену.
– Сволочь! – Крикнул он.
Палец словно судорогой свело на спуске, пули кромсали лежащее тело, отбрасывая в сторону ошметки плоти.
Потом наступила тишина. Агеев с трудом разогнул пальцы. Все. Вот теперь действительно все.
Он отсоединил пустой магазин и бросил его на пол. Вытащил из подсумка запасной, пристегнул, дослал патрон в патронник. Не торопясь, прошел по коридору. Вода из батареи парового отопления залила все в комнате начкара и растекалась дальше. Агеев, хлюпая сапогами, подошел к телу прапорщика, потянул его за ногу. Тяжело. Потом тело сползло с топчана, голова тяжело ударилась об пол.
Агеев расстегнул кобуру у прапорщика и потянул пистолет. Вытащил запасную обойму. Выпрямился, и руку что-то дернуло. Он забыл отстегнуть ремешок от пистолета. Агеев дернул сильнее, но ремешок не поддавался, тело прапорщика выгнулось.
Агеев нащупал на рукояти пистолета карабин и с трудом отстегнул его. Нормально. Теперь можно идти.
Мельком глянул на тело Жильникова, сунул пистолет в карман шинели, автомат взял в руки.
Подошел к двери, отодвинул засов и оглянулся. На светло-сером линолеуме коридора чернели жирные комья грязи. Натоптал, подумал Агеев, ничего – помоют.
Наблюдатель
Земное притяжение вело себя просто подло. Голову клонило вниз, веки опускались стремительно, а вот подниматься не хотели вовсе. Гаврилин встал со стула и двинулся широкими шагами вокруг пульта.
И даже словом перекинуться не с кем. Это политика руководства, чем меньше общаются, тем меньше треплются. Хотя, это логично. Тот, кто никогда не выболтает свою тайну, легко может трепануться о тайне чужой.
Гаврилин знал твердо, что пока единственная тайна, которой он владеет – вообще существование Палача на свете. Правда, этой тайной он владел не единолично, было еще человек десять, но Гаврилин был один из немногих, кто представлял себе весь объем функций и возможностей Палача.
Гаврилин остановился, сделал четкий поворот кругом и двинулся вокруг пульта в противоположную сторону. Чтобы голова не закружилась. От избытка информированности. Грустно, конечно, признаваться даже самому себе, но именно слово «представлял» наиболее полно характеризовало уровень информированности Гаврилина. Представлял. Его все еще продолжали держать на голодном пайке.
Это злило, и злость даже отогнала немного сонливость. Какого черта, в самом деле! Гора все время рождает мышь. Несколько лет подготовки, тренировки, инструктажи, тесты – и все это только для того, чтобы выполнять чисто диспетчерскую работу. Поезд «Москва – Воркутю» прибывает на пятую путю. Шутю.
При первом знакомстве с работой, Гаврилину показалось, что теперь в его руках нечто важное и опасное. Наша служба и опасна и трудна. И не видна не только на первый взгляд, но и на второй, и на третий, и даже на ощупь не определяется.
Совсем, абсолютно. Даже если возникнет экстремальная ситуация, выяснится, что Палач вот в настоящую секунду прокололся, что надо действовать стремительно и однозначно, задачей Гаврилина будет вначале стремительно сообщать информацию координатору, а потом однозначно дожидаться дальнейших указаний.
Вы стали мелким чиновником, господин Гаврилин. Вы пропитываетесь пылью и запахом чернил. Брюки ваши лоснятся на заднице, а пиджаки – на локтях.
Скоро вы начнете полнеть, лысеть, терять форму. Хотя вот это грозит вряд ли. Гаврилин вспомнил свою попытку уклониться от одной из регулярных тренировок, и на душе потеплело. Нет, о его физическом здоровье начальство беспокоится, надеется, наверное, что в здоровом теле откуда-нибудь возьмется здоровый дух.
Может и возьмется. А пока внутри даже не дух, так, душок.
В динамике на пульте щелкнуло и голос, почти не искаженный помехами сказал:
– Папа, ты меня слышишь?
Гаврилин рухнул на стул и торопливо нажал на клавишу:
– Слышу, сынку, слышу.
– Мы уже расходимся по домам, я решил немного покататься на машине с ребятами.
– Только там осторожнее на дороге.
– Не волнуйся, папа, и передай привет маме.
Наружка развлекается. Благо, в Конторе не особенно следят за формой передачи информации. Все понятно и все в порядке. На настоящий момент. Ясно сказано – поехали кататься, значит, все прошло более – менее спокойно.
Можно смело информировать начальство. Гаврилин нажал кнопку на пульте. Загорелся огонек. Зеленый. Через десять секунд напротив него замигал красный. Можно спокойно отключать пульт и решать, как провести остаток ночи.
Гаврилина с самого начала умилял пульт связи. Как в старых шпионских романах. Даже с начальством нет прямой телефонной связи. Кому нужно – звонят, наблюдатель поднимает трубку. Все остальное путем нажатия кнопочек. Они тут предусмотрены на все случаи жизни, если можно жизнью назвать подобные ночные бдения.
Гаврилин задумчиво постучал пальцами по крышке пульта. Согласно инструкции, после получения сигнала (красный индикатор номер три) следует обесточить пульт путем нажатия кнопки «Стоп». После чего пульт с места оператора включен быть не может.
