Михаил Серегин - Основной инстинкт
Забыть о матери не было возможности еще и потому, что всем, что Верка умела в постели, она была обязана матери. Мать была ее единственной и очень талантливой учительницей. Свой опыт мать передавала ей годами, вовсе не стремясь сознательно подготовить себе смену, все получалось само собой. Профессиональный опыт матери сам нашел воспреемницу в лице дочери.
Конечно, Верка уже в двенадцать лет, когда, собственно, все это и началось, уже хорошо знала, что в женщинах привлекает мужчин и чем занимается мать в своей комнате, когда приводит домой очередного незнакомого мужика. Но это было лишь поверхностное знание. Она словно просмотрела картинки в книжке, но прочитать ее пока не успела.
Мать чаще всего работала не дома, возвращалась утром, вдребезги пьяная, и маленькой Верке, которую она будила, приходилось выслушивать ее пьяные жалобы на усталость и неумолимо приближающуюся старость. Старость была главным врагом ее матери, с ужасом отмечавшей с каждым годом, как время разрушает ее красоту и здоровье, уничтожая главное орудие ее труда – прекрасное холеное тело. Мать плакала и утыкалась Верке носом в колени, а той ничего не оставалось делать, как успокаивать ее, поглаживая по голове, и говорить слова, в которые она искренне верила: ее мама – самая лучшая, самая красивая женщина на всем свете.
Мать напивалась чаще всего до такого состояния, что сама не могла ни раздеться, ни помыться, и Верка принималась ухаживать за ней, словно за ребенком. Она стаскивала с нее платье, снимала белье и тащила в душ, где сажала в ванну и мыла ее уставшее от работы тело.
Тело было главной ценностью, которой владела ее мать. Тело было рабочим инструментом, которым мать научилась пользоваться в совершенстве и знала все его особенности и возможности. Ее можно было бы сравнить с талантливым механиком, который знает устройство машины до последнего винтика и понимает, почему этот винтик необходим в механизме и какую роль в нем выполняет. И в то же время она могла управлять своим телом, как автогонщик-виртуоз управляет своим автомобилем, чувствовала, что оно может и что она сама может из него выжать при необходимости. Тело было ее золотым прииском, приносящим ей золотые самородки, на которые было приобретено все в ее жизни – все, что она сумела купить за годы интенсивной эксплуатации своего тела.
Эксплуатируя свое тело пятнадцать лет, мать прекрасно понимала его значение в своей жизни, да и вообще – значение тела в жизни женщины.
Привычная для нее жизнь была на исходе, она знала это и сильно от этого страдала. До тридцати ей удавалось не только держать себя в прекрасной форме, но даже улучшать эту форму из года в год, совершенствовать свой имидж, повышать социальный статус своих клиентов.
Но предел был достигнут.
Дальше была дорога только вниз. Сначала в уровне клиентов.
Что ей предстояло?
Путь от директоров крупных предприятий, партийных секретарей и директоров лучших московских магазинов до лоточников и инженеров, месяцами не получающих зарплату? А закончилось бы это московскими «синяками» и алкоголиками, норовящими трахнуть тебя за полстакана дешевого портвейна, а то и просто за спасибо, за пустую бутылку?
Потом – во всем остальном. В уровне жизни, уровне самоощущения.
Ей удалось купить в Москве роскошную квартиру, обставить свою жизнь всевозможными удобствами вроде прекрасной мебели, чудесной бытовой техники, вкусной еды и красивой одежды, но не больше.
Скопить капитал, о чем она мечтала ежедневно последние лет пять-семь, не удалось.
Виною были наркотики, к которым она привыкала все больше и больше. С каждым годом ей все труднее удавалось держаться, чтобы не сползти в полную наркотическую зависимость, чего она очень боялась. Приходилось больше пить, алкоголь хоть на время помогал забывать о приближающейся старости и не метаться в поисках дозы, желая уйти от страха перед старостью и смертью.
Короче, проблем у нее тогда было не меньше, чем клиентов памятным летом восьмидесятого, во время московской Олимпиады.
Это было золотое время, в буквальном смысле этого слова. Московские менты выловили и вывезли из Москвы за сто первый километр большинство активно действующих проституток, но тем самым создали лишь дополнительные проблемы страждущим мужикам-спортсменам со всего мира.
А кроме того – идеальные условия работы для тех путан, кто ускользнул из милицейской сети.
Вериной матери повезло – она тогда только что вернулась в Москву из Швейцарии, где полгода лечила маленькую Верку от малокровия, в Москве ее из-за долгого отсутствия подзабыли, и она ускользнула от внимания московской полиции нравов, проводившей накануне Олимпиады санитарно-профилактическую чистку.
Из-за искусственно созданного властями дефицита цены на женские тела взлетели фантастически. В бой за доллары ринулась целая армия дебютанток, большинство из которых по профессиональному уровню не стоили и тогдашнего советского рубля.
Она пользовалась бешеной популярностью, поскольку продавала за деньги не тело, а общение с женщиной. С настоящей женщиной.
Олимпиада-80 в Москве была вдвойне праздником. Не только для спортсменов, но и для оставшихся в Москве проституток.
Во-первых, ей всего за месяц удалось заработать такие деньги, о которых она просто и мечтать не могла. При огромной цене именно на нее каждый день у нее был расписан на неделю вперед. За день приходилось принимать до двадцати человек, уделяя каждому не больше часа и хоть немного времени отводя на сон, чтобы чуть-чуть отдохнуть и не потерять форму и товарный вид.
Она столько работала, что после Олимпиады, стоило только мысленно представить мужской член, как на нее накатывала волна какой-то дурноты, словно на пятом месяце беременности, а низ живота наливался свинцом, и каждое движение бедрами отзывалось в нем острой болью усталости, физиологического пресыщения.
Но зато после Олимпиады у нее, наконец, появилась в Москве приличная квартира.
Мать ничего не могла дать дочери, кроме тайн своей профессии, и она щедро делилась ими с Веркой, когда та мыла ее в ванной. Мать чувствовала огромную благодарность к дочери за эту ее искреннюю помощь, продиктованную любовью, и выкладывала ей все свои ценности как плату за любовь дочери.
Верка рано узнала от матери о скрытых прежде от нее тайных пружинах взаимоотношений мужчины и женщины. Мать с подлинным вдохновением рассказывала ей о том, как ее тело реагирует на мужскую ласку и что она в этот момент испытывает.
Мать иногда жалела о своей пьяной откровенности, особенно когда наутро трезвела. Но у нее никогда не было склонности к ханжеству. Каждый человек стремится к сохранению того, что составляет для него главную ценность в жизни. Веркина мать больше всего дорожила своим телом. Она чувствовала, что обязана передать Верке как можно больше тайн своей профессии, оставить ей наследство, которое сможет обеспечить жизнь дочери.
Засыпать одна мать тоже не умела, она укладывала Верку с собой и разговаривала с ней, не в силах закрыть глаза, потому что на нее тотчас наваливалась тошнота, все начинало кружиться, а сама она срывалась в бездонную пропасть, в которую летела, кружась и кувыркаясь. Она хваталась за Веркины руки, открывала глаза и начинала говорить о самом важном для себя и, как она считала, для Верки тоже, поскольку Верка тоже будущая женщина.
Только поначалу Верку пугали материны пьяные приходы, и она закатывала той истерики и заходилась в рыданиях. Она очень скоро привыкла и доверилась матери, чувствуя, что та искренне хочет ей добра. Утренние сеансы по передаче сексуального опыта и обучению сексуальному мастерству очень скоро стали привычной школой, каждый урок в которой перестал быть психологической сенсацией для Верки, это стало обыденностью и даже обязанностью. Это стало просто жизнью.
Своего первого клиента Верка перехватила у матери. Однажды та напилась так, что не смогла добраться до дома самостоятельно. Ее привел столь же пьяный толстячок, ее постоянный клиент. На ногах он тоже едва держался и остался пить кофе, чтобы хоть чуть-чуть привести себя в порядок. Пока Верка укладывала мать и слушала ее откровения, она сама настолько возбудилась, что тут же захотела применить полученные только что от матери знания на практике и без труда завела толстячка, наповал сразив его напором брызжущей из нее сексуальности.
Наутро она похвасталась матери первым заработанным ею червонцем, чем вызвала сначала материны слезы, а потом – подробный «разбор полета». Мать считала своим долгом подсказать дочери все ошибки, которые та допустила, чтобы в следующий раз она могла их избежать. В том, что следующий раз наступит очень скоро, она не сомневалась. И не ошиблась. С тринадцати лет Верка начала заниматься проституцией более-менее регулярно. Мать была довольна дочерью, видя, как та идет по ее стопам.
