Александр Тамоников - Пороховой загар
— Опять Вашингтон?
— Конечно. Нам воевать с Россией никакого резона нет. Как прикажете это делать? Заблокировать проливы? Так Черноморский флот России прорвет блокаду. Против нынешней России ни Турция, ни Европа воевать не смогут. Я недавно познакомился с секретной аналитической запиской Пентагона. Так вот, по мнению американских экспертов, Россия и без применения ядерного оружия способна уничтожить армии Североатлантического альянса за период от месяца до двух. С применением ядерного оружия война продлится ровно столько времени, сколько потребуется для подлета русских ракет до той или иной страны альянса. Это несколько минут.
— А как же удар возмездия?
— Хаял, иногда меня удивляет твоя наивность. Ты всерьез считаешь, что если русские нанесут по Европе ядерный удар, то американцы проведут ответную атаку?
— Конечно. Они должны это сделать.
— «Должны», Хаял, не всегда значит «обязаны». Если Москва предупредит США о том, что против них никаких действий не будет, то американцы не станут разворачивать на себя ядерные ракеты России. Это апокалипсический сценарий. Хотя, несмотря на всю абсурдность данного развития событий, в Брюсселе вполне серьезно обсуждают эту тему.
Шафар достал дорогой портсигар, щелкнул зажигалкой, прикурил сигарету, выпустил облако дыма и спросил:
— Для чего ж тогда США провоцируют военный конфликт между нами и Россией, пусть и локальный? Чтобы просто дать понять, кто в мире хозяин?
— А разве этого мало?
— Это, Улуч, неубедительно. Мы не сможем оказать достойного сопротивления русским. Они не станут наносить удары по крупным городам и густонаселенным районам, ограничатся военными аэродромами, частями ПВО, батареями противоракетной обороны, несколькими нашими кораблями. На этом все и закончится. В Брюсселе забьются в панике, Европа вздрогнет. Украина… о ней вообще не говорю. Мы понесем потери, Москва же покажет, что с ней лучше дружить. Что получат в итоге американцы?
— США, как и всегда, извлекут из конфликта собственную выгоду. Ведь во главе американской внешней политики всегда стояло соблюдение своих интересов, а не каких-то союзнических, блоковых. Но эту тему не нам обсуждать.
— Почему же не нам? Мне придется выделять огневую группу для проведения диверсий против сирийцев. Я же буду нести ответственность, если акция потерпит крах.
Банадир усмехнулся и заявил:
— Чтобы избежать ответственности, тебе надо сделать совсем немногое. По секретному каналу сбрось мне представление об увольнении всех военнослужащих, привлеченных к акции, за проступки, дискредитирующие турецких офицеров и солдат. Пусть оно будет у меня. Если группа справится с поставленной задачей, то документ исчезнет, а воины получат вознаграждение. Если же они провалят акцию, то никакого отношения к вооруженным силам не имеют. Их ждет суровое наказание за сотрудничество с террористами.
Шафар рассмеялся.
— Отличная формулировка, особенно в условиях, когда Анкара поддерживает целые террористические организации и даже ИГИЛ.
— Мы всего лишь помогаем формированиям умеренной оппозиции, Хаял. Ну а если они вдруг переходят на службу ИГИЛ, то это не наша вина. В условиях хаоса, творящегося в Сирии, это данность, ежедневная реальность. Даже мудрые американцы не смогут выставить нам обвинений по этому поводу. Достаточно напомнить им, где оказались оппозиционеры, подготовленные и вооруженные ими. Вашингтон потратил на это огромные деньги.
— Ты о тех отрядах, которые ушли в ИГИЛ сразу же после прохождения курса подготовки, проводимого американскими инструкторами?
— Именно. Но обезопасить себя не помешает.
Шафар затушил окурок и осведомился:
— Значат ли твои слова, что в случае неудачи мы сдадим группу Араса?
Банадир вздохнул.
— Такова жизнь, Хаял. Арас и его подчиненные — всего лишь пешки в игре. Если ты хочешь победить, то ими приходится жертвовать.
— Зачем мы влезли во все это дерьмо?
— Что ты имеешь в виду?
Шафар посмотрел на Банадира и пояснил:
— Я говорю об уничтожении российского «Су-24». Вот результат — резкое обострение отношений с Россией.
— Это тоже не нам обсуждать. Наше дело, Хаял, выполнять приказ. Впрочем, ты можешь отказаться. Вот только что с тобой будет дальше? Вряд ли Анкара потерпит подобную выходку. Увольнением это не закончится. Сейчас не те времена, чтобы уходить из армии, подав рапорт. В наши дни такой шаг может стать поводом для обвинения в государственной измене. Это трибунал и приговор по законам военного времени. Так что давай работать, Хаял.
— Знаешь, Улуч, я не против того, чтобы служить нашему правительству и выполнять его приказы, какими бы абсурдными они ни были. Но предпочел бы делать это там же, где и ты, в генеральном штабе, подальше от передовой.
Банадир рассмеялся.
— Вполне объяснимое желание.
Шафар спросил:
— Скажи, ты можешь походатайствовать моему переводу в Анкару? Я согласен на любую должность.
— Кое-какие связи у меня есть, Хаял, но сам понимаешь, одного ходатайства мало.
— Сколько?
— Сейчас я ничего сделать не могу даже за деньги.
— Из-за акции?
— Да. Позже, когда блуждающая огневая группа начнет работу, можно будет вернуться к этому вопросу. Тогда же мы обсудим и сумму, которая потребуется для решения вопроса о твоем переводе.
— Но я могу рассчитывать, что мы вернемся к этому вопросу?
— Да. Это я тебе обещаю.
— Кофе?
— По чашечке, и я поехал дальше.
Шафар вызвал помощника и приказал приготовить кофе.
Спустя пятнадцать минут командир бригады проводил представителя генерального штаба и вернулся в кабинет. Он долго стоял у окна, анализируя ситуацию, затем вызвал начальника строевой части, своего племянника, на которого мог полностью положиться.
Капитан Пакар явился тут же.
— Разрешите, господин полковник? — спросил он, открыв дверь.
— Входи, Озлем.
Капитан вошел.
Командир бригады указал на кресло у журнального столика.
Пакар присел, преданно посмотрел в глаза дядюшки.
— Дело, Озлем, такое. Секретное. Кроме нас с тобой, о нем не должен знать никто.
— Даже начальник штаба?
— Я же сказал, никто!
— Понимаю.
— Сейчас капитан Конкер и майор Дагар готовят специальную группу для выполнения ответственного задания. Список будет вручен мне. Я передам его тебе. На военнослужащих, указанных в нем, сегодня же оформи представление об увольнении из рядов вооруженных сил. Пометь документ прошлым месяцем. Конкретное число и причины увольнения обозначишь сам. Затем по секретному каналу связи передашь представление в генеральный штаб на имя полковника Банадира.
— Это тот, кто был у вас?
— Да.
— Понял, сделаю. Но с секретным каналом может возникнуть проблема. Он под контролем начальника связи бригады, а тот — человек не самый надежный.
— Воспользуешься моим личным каналом, через секретную часть.
— А доступ, код?
— Все получишь, сначала подготовь представления.
— Понял, господин полковник.
— Молодец, хорошо служишь. С матерью давно общался?
— Вчера говорил по телефону.
— Как она?
— Хорошо. Все по-прежнему. Спокойно живет в Стамбуле. Моя сестра, как вам известно, держит магазин, помогает матери.
— Надеюсь, от меня привет ей передал?
— Конечно, я всегда передаю от вас привет.
— Надо мне самому поговорить с ней. Все же сестра.
— Она будет рада.
— Ты уже сколько ходишь в капитанах?
— Три года.
— Пора и майора получать. — Шафар с улыбкой посмотрел на племянника. — Как ты на это смотришь?
— Как я могу смотреть на повышение в звании? Хорошо смотрю, но вряд ли начальник штаба представит меня.
— А ты на должности начальника штаба бригады потянешь?
Капитан растерялся.
— Это так неожиданно. Не знаю, что и ответить. Вроде рано мне еще. Во всей армии, насколько я знаю, капитаны не становятся начальниками штаба бригад. Даже майоры, и те редкость на такой должности.
— В бригаде, Озлем, все решаю я. Нам предстоит провести акцию. Это сделает та самая группа, список которой я тебе передам. Если дело пройдет успешно, то я добьюсь твоего повышения по званию и по должности. Ты, главное, сейчас сделай то, что я сказал, как надо, скрытно. А дальше?.. Мы же родственники, ты у меня единственный племянник. Я просто обязан помочь тебе и сделаю это. Но и ты должен во всем слушаться меня.
— Я так и поступаю, дядя Хаял!
— Возможно, тебе придется выполнять задания, не связанные непосредственно со службой. Готов?
— Конечно. Все, что скажете.
— Хорошо. Я передам тебе списки ближе к вечеру. А сейчас ступай. А сестре я позвоню и похвалю тебя.
— Благодарю, она будет рада.
