Дмитрий Вернидуб - Полынь и порох
– Какого подъесаула? – насторожился Мельников.
– Высокоблагородие в кабине. Как их, Сту… Ступичев, что ли?
– Так это ж, наверное, тот самый, из парка, мать его за ногу! – вспомнил Серега. – Документы проверяли?
В этот момент дверца хлопнула, двигатель взревел, и грузовик рванул с места. Солдаты-связисты с открытыми ртами так и остались стоять с ящиком в руках.
– Стой, гад! Туда нельзя! – заорал Мельников, увидев, что автомобиль заворачивает влево.
– Хлопцы, за мной! – на бегу хрипло выдохнул урядник, держась одной рукой за сердце, а другой зачем-то выхватывая шашку.
Еще при погрузке, наблюдая, с каким напряжением казаки поднимают черные деревянные ящики с коваными ручками, Алешка подумал, что в них что-то железное. Каждый ящик весил пуда три с половиной, а всего под охраной их числилось двадцать.
Стреляя на ходу, Лиходедов обогнал Угоду. За спиной лупили сапогами по брусчатке и отчаянно матерились Серега и студент.
Высунувшись из кабины, подъесаул разрядил револьвер в сторону преследователей.
«Он же с одной рукой…» – мелькнуло у Алешки в голове. Тут его ударило в плечо так, что он выронил винтовку. Сзади кто-то вскрикнул. Набирая скорость и громыхая, грузовик уходил в темноту.
Угода стоял на коленях и, уронив голову на грудь, медленно раскачивался из стороны в сторону. Опираясь на застрявший между булыжниками клинок, старый казак силился встать. Тело его уже не слушалось. Через мгновение он стал заваливаться на бок и рухнул лицом вниз, неестественно поджав ноги.
Студент-партизан пощупал пульс и, вытирая пот, снял форменную фуражку:
– Преставился.
Подобрав Алешкину трехлинейку, Мельников взял товарища под руку:
– Сам дойдешь?
Подташнивало, плечо жгло огнем, но Алексей уверенно кивнул.
Солдаты-связисты стояли у стены с поднятыми руками, а Шурка и хромой студент держали их на мушке. Мельников подошел к солдатам:
– Руки опустите, так-разэтак.
– Вот ей-ей, мы ни сном ни духом… – закрестился тот что постарше.
– Подъесаула этого откуда знаете?
– Он телеграфистами командует у Смолякова. Мы тоже ему подчинялись, – шмыгнул носом второй.
Серега указал на убитого урядника:
– Благодарите Бога, что живы остались. Не явись мы, так-разэтак, он бы и вас пристрелил.
Алешке повезло: рана была хоть и болезненная (пуля задела мышцу плеча), но не опасная. Участвовавший в погоне студент ловко ее перевязал.
– Вениамин Барашков, химик, – он вежливо тряхнул левую руку Алексея. – Я с вашими еще под Глубокой был. А что в ящиках?
– Железяки, – вздохнул Алексей, взглянув на мертвого Угоду.
Шурка с дрожащими губами стоял рядом с телом.
– Что же… Что же нам делать? – срывающимся голосом повторял он.
Студент-химик, не обращая внимания на лепечущего Шурку, недоверчиво переспросил:
– Железяки? Что за железяки?
– Из Петрограда. Части машин с Монетного двора. Все опломбировано.
– Эпохально! – прокомментировал Барашков. Лиходедов посмотрел на часы. Было без четверти четыре.
– Ну, вот что, – он старался говорить как можно тверже. – Часть доверенного нам груза украдена. В том и моя вина. Я должен поклясться, что верну имущество во что бы то ни стало.
Мельников перевел взгляд на полуобморочного от волнения Шурика.
– Один в поле не воин. Да, Пичуга? Мы с тобой, Леха. Даже если придется штурмовать Совнарком, колотить его в гроб.
– Эх! И нас с Журавлевым припишите, – махнул рукой Барашков в сторону раненого товарища. – Все равно наши теперь неизвестно где.
Глава 2
«… Войсковое Правительство распустило в январе месяце Большой Войсковой Круг первого состава и созвало на 4 февраля сего года Круг в новом составе с целью проверить настроение и волю населения и выявить его отношение к современным событиям. Одновременно с созывом Войскового Круга был созван Областной съезд неказачьего населения на одинаковых с Кругом демократических основаниях для установления общего управления Донским краем.
Войсковой Круг пожелал знать точно и правдиво:
– Какие же причины в настоящее время заставляют войска народных комиссаров быть на положении войны с Доном.
– Какие цели они преследуют.
– По чьему распоряжению производится это наступление на Дон.
– Почему в рядах войск народных комиссаров присутствуют военнопленные австрийцы и германцы.
Только 12 февраля делегаты Круга смогли предстать перед главнокомандующим большевистскими войсками Северного фронта Саблиным. Последний на поставленные ему вопросы дал весьма характерные ответы, заявив, что они воюют потому, что Дон не признал Советской власти в лице Ленина, Троцкого и других. С признанием большевистской власти военные действия сейчас же будут прекращены и что вообще они с казаками, а особенно с трудовым казачеством, не воюют, но казачество как таковое должно быть уничтожено с его сословностью и привилегиями».
Из дневников очевидца
Поняв, что оторвался от преследователей, Ступичев упал на сиденье рядом с шофером. Потревоженная рука ныла, боль отдавалась в плечо.
«Вот дьявол! Опять эти сопляки, прямо наваждение какое-то! С его опытом – и так глупо напороться на того же самого гимназиста! На те же грабли! И тот, здоровый, тоже откуда-то взялся… Эх, „ваше шпионство”, ты ведь даже не поинтересовался составом караула! А ведь по закону жанра обязан был. А теперь в кузове только половина ящиков! Что сказать хозяевам? Потерял? Да его если не немцы, так красные повесят – никто не поверит. И где, черт побери, этих флотских карбонариев носит?»
Проскочив Почтовую, грузовик притормозил. В свете фар мелькнуло несколько черных фигур.
– Где Бугай? – крикнул подъесаул матросам.
– Не шуми, благородие, тута мы, солены души! – Из темноты вынырнул грузный детина лет сорока с бородой и без бескозырки. С ним Ступичев насчитал шесть человек.
– Какого черта вас не было?! Где остальные?
– На кадетов напоролись! Они трех наших положили, холера! Их Доренко щас в сторону уводит. Слышь, пальба какая?
– В кузов, в кузов! – замахал наганом Ступичев. Шестеро моряков перемахнули через борт, и грузовик затарахтел по булыжнику.
Ираклия Зямовича мало-помалу охватывала паника. Встретив его сутулую, бесшумно слонявшуюся между могил фигуру, можно было получить сердечный приступ. По-птичьи вертя головой на длинной шее, Ценципер то и дело вслушивался в темноту. Ночь наполняли частые сухие хлопки, словно весь город взялся заколачивать гвозди. Четыре подводы с сытыми лошадьми и полупьяным от страха возницей-молдаванином дожидались у ворот кладбища.
Вдруг неподалеку, у Троицкой церкви, раздались крики, выстрелы, а после – взрыв гранаты. Затем, завывая и скрежеща, показался «одноглазый» грузовик.
– Ну, слава Богу, Валерьян Николаевич! – Опасливо косясь на сигающих из кузова матросов, Ценципер заломил руки.
– Ничего не слава… Хреново все!
И, обращаясь уже к Бугаю, Ступичев заторопил:
– Грузите ящики на подводы!
Потом, распорядившись, чтоб возница и ничего не понимающий шофер взяли один из ящиков, сказал Ценциперу:
– Выкопали? Ведите!
Высунувшийся было кладбищенский сторож, увидев таскающую что-то «братву», в ужасе затворил дверь своей хибары.
Не сразу найдя среди склепов свежевырытую могилу, Ираклий Зямович произнес: «Вот» – и боязливо отошел в сторону.
– Где веревка? Опускайте. – Дождавшись, когда ящик ляжет на дно ямы, Ступичев вынул револьвер и выстрелил в затылок сначала шоферу, потом молдаванину. После, как ни в чем не бывало, бросил остолбеневшему Ценциперу:
– Ну, что стоите? Закапывайте. Да про сторожа не забудьте. Когда мы уедем, он – ваша забота. Импровизируйте, если жить хотите. И не вздумайте заняться эксгумацией или проболтаться. Я скоро вас навещу. Мы ведь теперь партнеры.
Выйдя на центральную аллею, ведущую к воротам кладбища, и увидев двух спешащих на выстрелы балтийцев, Валериан объявил, что все в порядке и беспокоиться не о чем.
Примерно через полчаса появился еще десяток разгоряченных моряков под командой матроса 1-й статьи Доренко.
– Ну и вцепились в нас кадеты, мать их! Пантелея с «Цесаревича» угрохали. Насилу от них утекли!
– От зараза! – сплюнул Бугай. – Ну, ниче, мы тут у церкви тоже каких-то цивилей разнесли. «Стоять!» – кричали, суки.
Доренко вытер рукавом бушлата потное лицо и сплюнул в сугроб.
– Я чой-то не понял, Иваныч, этот баклан сухопутный – теперь командир над нами?
– Баклан – не баклан, а Сиверс его хороводить назначил, – мрачно пробурчал Бугай. – Помалкивай пока. Там видно будет, чей галс правее.
Скрепя сердце «авангард революции» загрузился на подводы, и матерясь по-тихому, что «братвой» командует сухопутный, да еще офицерик, тронулся в сторону Краснокутской рощи.
Ценципер, закидав яму до половины, вдруг сильно захотел в уборную. Горе-могильщик решил перевести дух. Он должен убить сторожа! От этой мысли бросало в пот. Вприпрыжку проследовав за ближайший памятник, Ираклий Зямович опустился на корточки.
