Сергей Майоров - Месть Акулы
— Да что за бред-то! — снова вырвалось у Волгина, и он посмотрел на начальника, подозревая, что тот просто решил над ним посмеяться и теперь скалит зубы, тешась над легковерием подчинённого, но Катышев глядел сурово и требовательно.
— Сами разрабатывать прокурорских мы не имеем права, — сказал Анатолий Васильевич, — но со мной уже связывались «старшие братья».
— Да кого разрабатывать?! Съездить к Ритке да спросить, что за непонятка получилась!
— Не гоношись под клиентом, салага! Спросить всегда успеем, сперва требуется капитально головой поработать…
Впоследствии Волгин долго переживал, что позволил Бешеному Быку — так в неофициальной обстановке звали Катышева — запудрить себе мозги. Слава Богу, что на Тростинкиной все эти подозрения ни малейшим образом не отразились. Волгин предполагал, что важную роль в урегулировании конфликта сыграл Риткин батяня, занимавший весомую должность в штате городской прокуратуры.
Естественно, девчонка шпалер посторонним не передавала и сама из него никого не мочила. Он как лежал, так и продолжал лежать в её сейфе, а виновником всей суматохи стал стажёр экспертного управления, который по ошибке рассовал часть гильз с убийства Шершавчика в пакеты с вещдоками по другим преступлениям. Подробностей Волгин не знал. То ли стажёр вообще не заметил, что натворил, то ли, допустив какую-то промашку, хотел её, ни с кем не посоветовавшись, исправить, а может, всему виной был переезд в новое здание, который баллистическая лаборатория производила как раз в эти дни. Волгин не знал, как именно случилась ошибка, и не особо стремился это узнать. Для него лично история имела совершенно неожиданное продолжение. «Старшие братья», которые отступили так же незримо, как и вклинились в «Дело о следователе — серийном убийце», неизвестно для чего разыскали гражданку Гладкостенную. Выскочив из неизвестности, как чёрт из табакерки, она в течение вот уже восьми месяцев изводила Сергея: сочинив парочку версий убийства супруга, одна другой смешнее, она требовала отчёта о проделанной работе. Первое время заявлялась в РУВД лично и караулила Сергея возле его кабинета, позже стала доставать по телефону, звоня не реже двух раз в неделю, причём умудрилась раздобыть даже номер его мобильника и не стеснялась им пользоваться. «Вы обязаны информировать меня о принятых мерах!» — заявляла Людмила Борисовна таким визгливым и безапелляционным тоном, что Волгин как-то раз не сдержался и высказал ей всё, что думает по этому поводу.
Людмила Борисовна пробилась на приём к начальнику милицейского главка. Бравый генерал женщину выслушал, ногами затопал и потребовал немедленно доставить гадкого опера в свой кабинет, чтобы лично сорвать с нечестивца погоны. Потом, правда, он немного остыл, так что Сергей отделался лишь строгим выговором. В добавление к этому его лишили и квартальной премии, хотя за один проступок два дисциплинарных взыскания накладывать не полагается.
— Лишение премии — не взыскание, — разъяснил Катышев, которого наказали точно таким же образом за ослабление контроля над личным составом в лице старшего опера Волгина.
— А что это? Новая форма поощрения?
— Нас просто вычеркнули из списка и, если станем трепыхаться, враз докажут, что мы по своим показателям просто недостойны «кварталки». Вот раскроешь Гладкостенного — рублей двести в награду отвалят. Если, конечно, к тому времени «строгач» всё-таки снимут…
С августа Людмила Борисовна в РУВД не появлялась, но бомбардировала районную прокуратуру письмами, в которых высказывала новые соображения о мотивах гибели супруга и возмущалась вялым ходом расследования. Каждое такое послание — а к ноябрю их набралось восемь штук — Рита Тростинкина приобщала к уголовному делу, после чего составляла очередное «Отдельное поручение»[1], в котором предписывала Волгину проверить новые факты…
— …А какие бандиты назначили встречу? — спросил Акулов, выслушав пояснения Волгина.
— Она говорит, что «тамбовские». Может, и не конкретно те самые, которые Шершавчика замочили, но с ними знакомые.
— А почему Шершавчик?
— У тебя есть другое название для этого бл…? Для этого безобразия? Кроме того, если каждый раз его ФИО полностью выговаривать, то язык поломаешь, а Шершавчик звучит симпатично и образно. Как ещё можно было его фамилию переиначить? В «Нарезной»? Не годится, нарезными бывают стволы и батоны…
— Какой ты всё-таки циник, Серёга. У человека горе, а ты над его фамилией изгаляешься… Что мы станем с этими «тамбовцами» делать?
— Притащим сюда и постараемся заглянуть в душу. Как говорит Бешеный Бык, в нашей стране нет человека, который хотя бы раз в жизни не нарушил какого-нибудь закона. Если правильно задавать нужные вопросы, то что-нибудь непременно раскроем. Главное — не забывать о презумпции виновности: «Каждый человек считается подозреваемым, пока не доказано обратное», и не сбавлять темпа. Тогда они в чем-нибудь да признаются.
— Требуют денег?
— Какой-то старый долг.
— М-да… Я, конечно, люблю свою работу, но… Скажи, в территориальное отделение её нельзя отфутболить? Всё-таки вымогательства — не наш профиль. Да и вымогательством здесь, что-то мне подсказывает, совсем не пахнет.
Волгин отворил дверцу сейфа, достал пухлое ОПД, а из него — стопку «Поручений» Тростинкиной и шмякнул бумагами по столу:
— Нельзя.
* * *«Стрелка» была «забита» на девятнадцать часов в сквере перед кинотеатром «Максим». Учреждение культуры переживало период упадка, денег на ремонт и обзаведение современной аппаратурой не хватало, репертуар давно устарел, так что на плаву оно удерживалось лишь благодаря дискотекам, по выходным дням проводимым студентами, выходцами с африканского континента. Сегодня, в пятничный вечер, дискотеку почему-то отменили, так что по фойе, в ожидании начала сеанса, слонялись только несколько подростков, зашедшие поглазеть на «Основной инстинкт» с Дугласом и Шерон Стоун.
Волгин и Акулов тоже находились внутри кинотеатра, перед панорамным окном, выходящим во двор, где должны были разыграться основные события. От бездельничающих малолеток, половина из которых, несомненно, успела заправиться героином, оперов отделяла шеренга пальм в высоких кадках. Между декоративными насаждениями оставались широкие промежутки, так что юноши и девушки видели оперов и начинали шептаться, строить догадки об их занятии, но подойти ближе и увериться в правильности предположений мешала тётенька-контролёр. Как только кто-нибудь из юных зрителей проявлял повышенный интерес, женщина отгоняла его взволнованным перефразом из «Бриллиантовой руки»:
— Иди, мальчик, не мешай! Не видишь, здесь милиция работает?!
Руководил операцией Катышев. Прослышав о намечающемся «вымогалове», он воодушевился и разработал несколько планов действий. Основной, три запасных и по четыре дублирующих на каждый из них, не считая общего запасного. Предусмотрено было всё, от неявки бандитов на встречу до их появления при поддержке снайперов и бронетехники, все, кроме того, что произошло на самом деле… Инструктаж Гладкостенной и «группы захвата», которой предстояло вступить в силовой контакт с супостатами и выкрутить им верхние конечности, Анатолий Васильевич провёл лично, в актовом зале управления, изобразив всю диспозицию разноцветными фломастерами на специальной доске.
С «убойщиками» он поговорил отдельно и позже. Начал, повторив Акулова практически дословно:
— «Сто сорок восьмая»[2] — не ваш профиль. Я не говорю, что вы дров наломаете, но… Короче, на передовой мы обойдёмся без вас. Будете осуществлять связь и фиксировать действия злоумышленников…
Для этого Гладкостенная, вернее Людмила Иванцова — овдовев, она взяла девичью фамилию, — предоставила свою видеокамеру. Роль оператора досталось Акулову, и он, хотя и не имел прежде дела с подобной техникой, освоился быстро. Волгин получил в своё распоряжение радиостанцию «Виола-Н», по которой должен был дать команду группе захвата после того, как бандиты произнесут угрозы в адрес Людмилы Борисовны, а она отдаст им конверт с требуемой суммой. Группа захвата, как ей и положено, расположилась скрытно. Людмила Борисовна встала перед крыльцом кинотеатра. В её сумочке был спрятан диктофон. В дальнейшем, если дойдёт до суда, магнитная запись разговора должна будет послужить основным доказательством, но сейчас, поскольку слышать диалог в режиме реального времени оперативники не могли, после выдачи денег Людмила Борисовна должна была закурить.
— Действие обыденное и вполне мотивированное, — трижды подчеркнул Катышев на инструктаже. — Всем понятно, что женщина волнуется. Не будем изобретать велосипед и ставить оригинальность выше практичности. Старый, добрый, проверенный способ, ещё наши деды им пользовались. И правнукам, наверное, придётся… Вот если б вы не курили, то нам пришлось бы попотеть…
