Константин Хохряков - Ассенизаторы. Расплата
— Ну раз ты настаиваешь… Я прямо тебе удивляюсь. На толпу один с голыми руками — это тебе пожалуйста, нормально. А как с родителями встретиться, так сразу испугался… Ну шучу, шучу! Не смущайся ты так, тебе не идет! Ты мне больше другим нравишься. Каким обычно: сильным, уверенным в себе. Чтобы за тобой, как за каменной стеной.
— Что купить-то? Я просто даже не представляю… Что они любят?
— Не мучайся ты! Маме коробку конфет купи, а папа хорошему коньяку будет рад. Он сам-то хоть и не пьет практически, но зато угостить друзей-знакомых любит…
— Что бы я без тебя делал, спасительница моя?
Хорошо, что в торговом центре есть почти все, что только душа пожелает! Были бы только деньги. А вот с этим-то пока как раз проблем нет. Недолго побродив по магазину, купили красочно оформленный экспортный вариант конфет местной кондитерской фабрики и бутылку «Арарата».
— Мариночка! Ну где же ты ходишь? Обещала пораньше прийти. Мама ждет, переживает…
Открывший дверь широкоплечий, среднего роста мужчина, кинув одобрительный взгляд на огромный букет белых роз, приветливо улыбнулся и протянул мне руку. Темноволосый, с начинающей пробиваться сединой. Из-за него выглядывает миловидная стройная женщина, тоже с доброжелательной улыбкой. Вот тут-то и пригодились старания Руслана:
— Здравствуйте, Владимир Игнатьевич! — произнес я и соответственно, но не чрезмерно ответил на его крепкое рукопожатие. — Добрый вечер, Нина Федоровна! — с приличествующим поклоном символически прикоснулся губами к протянутой руке.
Уловил заинтересованные взгляды. Что же дальше-то делать? Как-то с родителями любимых девушек раньше знакомиться не доводилось. Когда презенты-то вручать?
— Мама, папа! Знакомьтесь — это Георгий! Ну, чего ты? — легонько толкнула Марина локтем в бок. — Проходи!
— И действительно, что это мы в дверях-то торчим? — произнесла мать Марины приятным мелодичным голосом. — Проходите, пожалуйста. Никого пока еще нет. Гости позже подойдут. Мариночка, давай быстрей, переодевайся, помогай. Времени-то немного осталось.
— Я сейчас, мамочка! Мы все успеем! — и вновь легонько подтолкнула меня.
Интересно! Я, стало быть, не гость? А кто же тогда, в таком случае?
— Это вам, Нина Федоровна! — немного смутившись, протянул ей конфеты. — С днем рождения вашей дочери!
— Большое спасибо, Георгий! Красота-то какая! Володя, только посмотри!
— Поздравляю вас, Владимир Игнатьевич! — протянул коньяк в подарочной упаковке.
— Спасибо! Проходи в комнату, — принял он презент. — Женщины на кухне займутся, а мы пока посидим. Не возражаешь? Ничего, что я на «ты»? Возраст вроде бы позволяет.
— Конечно, Владимир Игнатьевич! — кивнул, проходя в указанном направлении. — Так даже лучше, привычнее.
Присели в кресла возле журнального столика, напротив выключенного телевизора. Отец Марины, подбросив в руке коробку с «Араратом», вопросительно посмотрел на меня:
— Попробуем, пока женщины не видят, Георгий? Как, кстати, по батюшке-то?
— Александрович! Но лучше просто Жора. Рановато еще по отчеству величать.
— Ну так как? — собрался собеседник встать за посудой.
— Нет, Владимир Игнатьевич! Я пас. И так-то редко употребляю, а тут только из госпиталя вышел.
— Чем хворал-то? — заинтересованно посмотрел на меня. — Что-то не похоже, что простуда? — а по глазам заметно — знает больше, чем говорит.
— Споткнулся на ровном месте, головой ударился. Вот и пришлось полежать недельку. Даже чуть больше.
— А где трудишься, если не секрет? В армии, раз уж госпиталь?
— Нет, Владимир Игнатьевич. В милиции.
— Вот, значит у кого дочка в последнее время пропадает. Ты, выходит, за ее сумочкой-то бегал недавно? Не страшно было?
— Не успел испугаться. Очень уж быстро все произошло.
— Ну, ладно. Раз уж от коньяка отказываешься, давай женщинам тут плацдарм подготовим. Не возражаешь?
— Нисколько! С удовольствием.
Журнальный столик, как выяснилось, — трансформер. Покрутив под столешницей-сэндвичем ручку, Владимир Игнатьевич поднял ее на необходимую высоту. Затем повернул поверхность на девяносто градусов и разложил. Получился довольно приличных размеров обеденный стол. Вдвоем перенесли его на центр комнаты, накрыли скатертью. Дальнейшие расспросы прервал звонок в дверь.
Вслед за вернувшимся из коридора Владимиром Игнатьевичем в комнату вошли Удальцов с супругой и… Митрофанов собственной персоной, тоже со своей половиной, если верить обручальным кольцам на их безымянных пальцах. Вот уж кого никак не ожидал здесь увидеть!..
— Удивлен? — Митрофанов пожал мне руку.
— Если честно, то да!
— Я с Владимиром Игнатьевичем знаком еще с тех времен, когда он в прокуратуре работал.
— А сейчас? — довольно глупо спросил я.
— Я уже на заслуженном отдыхе. Дочери эстафету передал. В областной администрации тружусь, — за Митрофанова ответил Владимир Игнатьевич. — Скромный у тебя боец, Сергей! — обратился он к Удалому. — Хоть бы словом обмолвился, что гранату собой закрыл. Споткнулся, говорит, головой ударился, поэтому в госпиталь и попал.
— Я же тебе говорил, Володя, хороший парень. А что не треплется на каждом углу о своих заслугах, так это не в упрек. Ладно! Пойдем, поговорим. Женщины твоим помогут, а Жора пока отойдет от допроса с пристрастием.
Оставшись один в комнате, долго соображал, чем бы себя занять? На глаза попалась уложенная в специальной подставке возле телефона стопка небольших листочков для записи и авторучка. Взяв несколько бумажек, задумался…
Строчил, перечеркивал, вновь писал… Наконец, начало получаться что-то осмысленное.
Еле успел спрятать написанное, когда Марина неслышно подошла сзади, обняла за плечи:
— Скучаешь? Бросили тебя тут одного… Поможешь?
— Конечно, Мариночка!
Попытался обнять ее, но сдержал порыв. Не время! Поймут еще не так. Только спросил:
— Что нужно делать?
— На стол носить, а то у нас запарка. Прогуляли с тобой… Остальные-то где?
— Не знаю, вышли куда-то. Может, покурить?
— Папа-то не курит. А ты? — хитро посмотрела мне в глаза.
— Я же обещал! — улыбнулся в ответ. — А свои обещания выполняю всегда!
Совместными усилиями довольно быстро заполнили почти весь стол. Вино, естественно, доверили открывать мне. Действительно, не женщины же этим будут утруждаться? Это испокон века занятие мужчин.
Наконец все собрались в гостиной. Началось чествование именинницы, для чего, собственно, мы все здесь и собрались. Одно за другим звучали поздравления моей милой Марине. Сидящая слева от меня девушка благодарно кивала и всегда находила для поздравившего несколько ответных теплых слов. Настал и мой черед. Встал, на секунду затаил дыхание, как перед снайперским выстрелом, и, иногда подглядывая в родившиеся недавно строки, с чувством выдал:
— Пусть звезды светятся в глазах твоих,
Пусть счастье, как шампанское, искрится,
Пусть слезы никогда не блещут в них,
И в сердце пусть печаль не постучится.
Пусть этот день, как песня соловья,
Перечеркнет всех хмурых дней ненастье.
Пусть жизнь твоя, как майская заря,
Приносит каждый день в ладонях счастье![1]
С днем рождения, Мариночка! И прошу принять от меня этот скромный подарок, — вновь протянул ей коробку с телефоном. — Будь всегда в пределах досягаемости своих родных, близких и знакомых!
Ответом стали счастливый взгляд любимой и бурные аплодисменты собравшихся, а Сергей Терентьевич тайком показал поднятый вверх большой палец. Когда овации стихли, поднялся глава семьи:
— Хорошее поздравление, Жора! Чувствуется, что идет от души. Сам написал?
— Сам, Владимир Игнатьевич, — признался я, — только что.
— Он у нас вообще талант, Володя! — вмешался Удалой. — Еще и песни пишет и сам же их исполняет под гитару. Душевно получается!
— Правда? — заинтересовалась хозяйка. — Жора, может быть, что-нибудь исполните? Гитара у нас есть. Владимир Игнатьевич когда-то в молодости пытался научиться играть, но ничего из этого не вышло.
Покинув комнату, через некоторое время вернулась с довольно дорогой гитарой.
— Извините, пожалуйста, Нина Федоровна, — вынужден был отказаться я, — но только если в другой раз. Сегодня настрой совершенно не тот. Да и песни у меня больно уж… особенные. Только расстройство одно с них. Зачем праздник-то портить? Вот подходящую к случаю могу, даже с удовольствием, — смягчил свой отказ. Зачем обижать маму невесты?
— Действительно, — Удальцов был уже и сам не рад, что затронул эту тему, — давайте как-нибудь потом. На войне и для войны те песни написаны. Будет еще повод послушать.
Пробежал по струнам… Подкрутив немного колки, настроил инструмент. Попробовал — вроде бы неплохое звучание. После этого выдал классику для данного случая — песенку крокодила Гены про день рождения, который бывает, к величайшему сожалению, чрезвычайно редко. Исполнение прошло «на ура».
