Михаил Соколов - Гладиатор
– Я польщен вашей откровенностью. – Голос Николая звучал несколько натянуто. – Кроме того, меня разбирает любопытство: кто такой Гоблин?
– Ото! С вами следует держать ухо востро.
– Только не надо опять начинать! – отмахнулся Николай.
– Хорошо. Гоблин – это наш основной фаворит.
Пока его никто не смог победить. Я не предлагаю вам биться с ним, потому как не уверен, что вы сумеете хоть недолго продержаться. Но, если бы вы согласились, вам выплатили бы куда больше. Скажем, пятьсот тысяч долларов.
– У вас тут, я вижу, печатный станок. Ну и размах!
Николай посмотрел на Нину. Она спокойно слушала отца. Но Николаю показалось, что это спокойствие дается ей с большим трудом. Почему она так волнуется? Почему Качаури все время играет с ним, будто кошка с мышкой? Вопросы, вопросы…
– Это плата за страх. Кстати, если боец погибает, деньги, согласно завещанию, пересылаются любому указанному лицу. Если никого нет, то, конечно же, они остаются у нас.
– Я тоже должен буду писать завещание?
– А вы согласны? – быстро спросил Качаури.
– Что? – спросил Николай. – Что согласен?
Качаури засмеялся.
– С вами приятно иметь дело.
– А с вами нет. От вас исходит запах мертвечины.
Качаури улыбнулся.
– Мертвечины? Вы хотите меня оскорбить?
– Нет, просто констатирую факт. Кстати, с вашим Серым я, пожалуй, соглашусь завтра выйти.
– Вот и отлично. Я удовлетворен.
Качаури взял из вазы большое яблоко, с хрустом надкусил.
– Не хотите ли потанцевать? Молодежь любит танцевать.
– После общения с вами хочется еще выпить, – ответил Николай, беря рюмку.
– Где, кстати, вы только что были? – неожиданно спросил Качаури.
– Гулял. Должен вам сказать, у вас такой огромный дворец, такой огромный!.. Есть где погулять, – ухмыльнулся он.
– Ну, ну, – проговорил Качаури.
– Пожалуй, пойду-ка еще пройдусь, – сказал Николай.
– Не хотите ли кого-нибудь в компанию?
– Обойдусь, в одиночестве лучше думается.
– Ну, значит, по рукам. Завтра можно на вас рассчитывать?
– Только Колян, только Колян.
Глава 26
НОЧНОЕ ВОСХОЖДЕНИЕ В ГОРЫ
Он встал из-за стола, чувствуя, что выпил и съел достаточно, больше не хотелось. Не глядя по сторонам, не обращая внимания на попытки заговорить с ним и дружеские похлопывания по плечу, он прошел до все еще приоткрытой двери, возле которой продолжали отдыхать привратники-бугаи.
Вышел в вестибюль, ярко, празднично освещенный. Особенно ярко после цветного полумрака зала.
Входная дверь вежливо пропустила его наружу и, закрывшись за ним, почти отсекла громкие музыкальные звуки праздника.
Здесь уже была ночь. Черная, томительная южная ночь с млечной россыпью звезд и неумолчным рокотом несдающихся волн.
Николай прошелся по пляжу. Хотелось уйти подальше от этой сверкающей громады здания, стеклянно-сияющей сзади. Побыть одному, уйти от тревожных чувств, навеянных переизбытком спиртного.
Было странно, он не мог понять… Может, Ленка права и следует, пока есть возможность, уйти отсюда? Ведь его здесь ничто не держит. Барон заблуждается. Эти липовые протоколы не имеют для него никакого значения. И вообще, они ничего о нем не знают. А он уже узнал достаточно. Так почему же он еще здесь?
Николай запрокинул голову: над ним быстро, ломано ткали воздух летучие мыши. Их было ужасно много: темные быстрые молнии на фоне огромных серебристых звезд. И где-то спрятался месяц…
Он здесь три дня, отпуск едва начался, а он уже завяз: старший лейтенант со своей девчонкой. Упырь, двое его убийц, последовавших за ним по тропе небесных охотников. А еще Нина, а еще жизнелюбивая Ленка, а еще Барон с замком и всеми своими угодьями.
А еще вся эта эсэнговская знать, где нет только президентов и членов правительств, потому они безупречны и ни в чем не бывают замешаны.
Что же тогда мучает его? Что?
– Ворон считаете? – услышал он за спиной вежливый голос. – Вороны давно спят. Или, может быть, звезды? Бесполезное, скажу я вам, занятие.
Насмешка все же чувствовалась в этом безликом ватном голосе. Николай повернулся. Сзади, заслоняя часть дворца, длинно и узко взметнулся совершенно черный силуэт.
– Это ты? – узнал Николай.
– Я? Кто я?
– Крокодил.
– Вот интересно, меня здесь в лицо никто Крокодилом не называет.
– А как тебя называют?
– И на "ты" никто не называет, – словно не слыша, сам с собой разговаривал тот.
– Как же тогда?
– Геннадий Иванович.
– Это длинно. Я тебя буду Крокодилом величать.
Скажи мне. Крокодил, ты только женщин привык убивать или мужиков тоже?
– Кто попадется.
– А за что? Босс приказывает или тебе самому дозволено выбирать?
– Все во имя дела.
– А ты ханжа, Крокодил. Хочу тебе по секрету сказать, не люблю холуйствующих рептилий.
– У каждого свой вкус, – усмехнулся тот.
– Нет, ты, Крокодил, послушай. Не ускользай.
Когда я встречаю рептилию, мне хочется ее раздавить. И я, что интересно, давлю.
– Вам следует отдохнуть. Завтра трудный день.
– Ты заботишься обо мне. Ты заботишься, да? Люди такие неблагодарные, ты заботишься, а они неблагодарные.
Николай подошел к нему вплотную. Месяц вдруг вырвался из-за тучки, ярко залил все вокруг необыкновенно белым светом. Длинная физиономия Крокодила была над ним. "Не меньше двух метров", – подумал Николай. При неожиданно ярком лунном свете видна была вместо лица ничего не выражающая маска. Николай почувствовал гадливость и, особенно не напрягаясь, ударил в подбородок. Так ясно представил, как Крокодил хладнокровно расстреливает пьянчужку, так ясно, будто сам видел, а не слышал от влюбленного старшего лейтенанта.
Крокодил длинно, как жердь, завалился на песок.
Николай сделал шаг вперед. С закрытыми глазами, словно бы во сне или в сомнамбулическом трансе, Крокодил медленно извлекал из-под полы пиджака пистолет-пулемет "АГРАМ-2000" с длиннейшим глушителем и, хоть и не видя, точно целился в Николая.
Уже не с отвращением, а скорее с гадливым удивлением Николай нагнулся, отобрал оружие, выпрямился и ударил носком туфли телохранителя в висок.
Не для того, чтобы убить, просто, чтобы успокоить на время.
Повернулся и быстро зашагал по дороге. Ему казалось, что движение успокаивает. Дорога привела к КПП, где у ворот его остановил охранник. Посветил фонариком в лицо и неожиданно, без слов пропустил, скользнув напоследок лучом по руке, в которой Николай все еще сжимал рукоять пистолета.
Николай попробовал куда-нибудь приспособить пистолет, но глушитель сильно мешал. На ходу отсоединил, сунул в карман, а пистолет закрепил за поясом. Дорога слепо фосфоресцировала под луной. Он сошел с дороги, двигаясь почти на ощупь, оказался на склоне и стал карабкаться, цепляясь за траву, кусты, деревья. Не думал – куда? зачем? – лез и лез, прилагая все силы. Ему хотелось утомить мышцы, довести себя до изнеможения.
Вдруг склон окончился. Николай оказался на поляне, окруженной низкорослыми деревьями. Моря здесь не было видно, но оно все еще слышалось даже отсюда, шумело за спиной. Он быстро пошел в сторону от моря: хотелось самым коротким путем забраться на скалу, возвышающуюся над всем окрест.
Он обходил деревья, вытянув руки, чтобы вовремя отводить ветки. Выйдя вскоре еще на одну поляну, вспугнул стадо каких-то животных. Скорее всего диких свиней, а может, и оленей; животные шумно, треща ветками, унеслись сломя голову прочь. Месяц вновь исчез за тучками. Вслушиваясь в темноту, он терпеливо ждал, когда вновь станет светло. Ожидание затянулось. Наконец он услышал идущий снизу, продолжительный далекий шум – гул, с которым ветер разгонял волны. Не раздумывая, направился в противоположную сторону.
Вновь разорвались облака, стало светло, и ближняя вершина поплыла над ним; он двинулся напрямик по склону, не обращая внимания на то, что временами, погружаясь в переплетения кустарников, перестает что-либо видеть.
Взобравшись наверх, обнаружил, что находится на небольшом скальном выступе, который чуть выше был уже покрыт сухим, трещавшим под ногами мхом.
Вновь начался подъем, и, по мере того как он поднимался, скала постепенно становилась отвеснее. Последние метры ему пришлось лезть на ощупь, выискивая пальцами и ступнями скальные трещины. Сердце сильно стучало. Он полз все быстрее и радовался, что почти ничего не видит и, значит, высота под ним не мешает. Он уже стал бояться, что это восхождение никогда не кончится. Но тут ему повезло – огромный треугольник тьмы, во вновь наступившем лунном затмении мрачно зависший над головой, оказался неожиданно близко.
Последние метры путь ему освещал месяц. Он карабкался сзади валунов, иногда шатких, иногда очень прочно выдерживающих ступни – и вот долез. Сел на камень; сзади была небольшая покатая поляна, дальше внизу росли кусты, отдельные деревья, а еще ниже вновь начинался лес.
