Михаил Март - Двуликое зеркало
Марфута подъехал к дому на новенькой «шкоде-октавия». Игрушка ему обошлась в семнадцать тысяч долларов. Денег он не жалел, важно совсем другое – сбылась его мечта.
Парень взял с сиденья сумку, набитую шампанским, шоколадом и фруктами и с важным видом вышел из машины.
Теперь он чувствовал себя королем. Поднявшись, Марфута открыл квартиру своим ключом и вошел в полутемный коридор.
Юля стояла в ванной перед зеркалом и снимала с головы бигуди.
– Готовишься к встрече, крошка? Правильно делаешь. У нас есть отличный повод повеселиться.
Он взял ее за руку, провел в кухню и остановился у окна.
– Смотри вниз. Видишь белую красавицу? Теперь ты не будешь морщиться, глядя на мою старую колымагу. Ну как?
Девушка оставалась равнодушной.
– Я готовлюсь к прощанию, Женечка, а не к встрече. Через десять минут я ухожу и вряд ли вернусь. У меня своя личная жизнь. Ты слишком увлекся, а я тебя предупреждала.
– Кто он? – стиснул зубы Мочкин.
– Мой законный муж. И не делай страшных глаз, я тебя не боюсь.
– А зря. У тебя тонкая шейка, враз обломится.
– А за свой хребет ты не боишься? Глянь-ка еще раз вниз. Видишь вишневую «девятку»? За рулем сидит мой начальник, а рядом с ним майор ФСБ. Между прочим, они ждут меня. Боюсь, уже устали ждать и с минуты на минуту поднимутся сюда.
Юля вырвала руку и направилась в комнату. Разъяренный любовник последовал за ней. На кровати лежал собранный чемодан и сумка.
– Зачем он тебе нужен? Ты же ушла он него. Он скоро умрет…
– А может быть, выживет. Его отец собирается делать ему операцию. Если профессор решился на хирургическое вмешательство, значит, успех обеспечен. Такие люди попусту не теряют времени.
– Но ты же его не любишь?!
– Господи! Угомонись! Неужели ты думаешь, что я способна полюбить убийцу?
Просто меня это возбуждало. И хватит морочить мне голову. Можешь жить здесь.
– Один?
– Заведи себе какую-нибудь бабенку. Будешь ей пускать пыль в глаза своей тачкой и своим независимым характером. Только не влюбляйся, а то она быстро поймет, что ты обычная тряпка.
Марфута размахнулся, но Юля ожидала подобной реакции, и ее колено врезалось любовнику в пах. Парень подпрыгнул на месте и с воем упал на колени.
– Дешевка! – презрительно прошептала девушка, схватила чемодан и направилась к выходу.
Никогда еще Марфута не испытывал такой горечи и обиды. Он катался по полу и рыдал. Он любил ее и ненавидел, он готов был ее убить и простил бы, если бы она вернулась. Впервые за всю жизнь он почувствовал себя сильным и нужным, но его тут же окунули мордой в дерьмо и показали, где место таким, как он.
Самодовольный придурок! Он крыл матом и кусал одеяло, свесившееся с кровати.
Марфута возненавидел весь мир! А что ему оставалось еще делать?
***День подходил к концу. Машина мчалась по шоссе на высокой скорости. За рулем сидел Зданович, а Трошин устроился на заднем сиденье рядом с Юлей.
– Основная задача выполнена, – мягким, вкрадчивым голосом говорил Трошин, – Андрей тебя принял. Не будем вдаваться в подробности, как и что. Важно, что ты на полном основании можешь считать себя хозяйкой в доме и при этом не вызовешь ни у кого подозрений. Будь с мужем внимательна и добра. Искупай свою вину, и он должен доверить тебе. Но не забывай о главном.
– У нас будет время, – непонятно к чему сказала Юля. – Сарафанов плох.
Конечно, мой свекр не даст ему умереть, но и поставить на ноги его непросто.
Краем уха я слышала, будто ему собираются делать еще одну операцию. Придется запастись терпением.
– Время работает на нас. Мы успеем хорошо подготовиться.
– Конечно, а мне придется мучиться по ночам со своим благоверным. Меня тошнит от него. Я только что выбросила кусок сочного пирога, чтобы жрать дерьмо и при этом улыбаться.
– Не огорчайся, детка. Скоро ты получишь любой кусок, который тебе понравится. Деньги делают все! Не упусти свой шанс.
Трошин закурил, а Юля уставилась в окно на мрачный, серый, осенний пейзаж.
Она мечтала о теплом море, песчаных пляжах, ярком солнце и пальмах. Сколько там диких, мускулистых, заго релых дикарей, которые знают толк в настоящей любви!
***Операция длилась больше шести часов. Она стала настоящим триумфом для врачей и кончилась тем, что один пациент потерял жизнь, а второй… Что касается второго, никто, кроме Всевышнего, не мог предвидеть последствий.
Зарецкий снял перчатки и сорвал повязку с лица. Кошман похлопал коллегу по плечу:
– Ты превзошел самого себя, Борис.
Наташа промокнула салфеткой капельки пота со лба своего кумира.
– Я ни на секунду не сомневалась в успехе, дорогой. Это настоящий фурор.
– Не уверен, что я вдохнул жизнь в своего сына, но то, что сам потерял несколько лет, не сомневаюсь. О результатах говорить слишком рано. Они могут быть непредсказуемыми.
– Тебе не идет роль скептика, Борис Михалыч, – улыбнулся Кошман. – Мы присутствовали при историческом моменте. Наука поднялась на десяток ступеней.
Нам не нужны лавры. За свою практику ты сделал не одно гениальное открытие. То, что сделано сегодня, можно приравнять к подвигу.
Кошман повернулся к Наташе.
– Ты ничего не упустила?
– Нет. Все комментарии в процессе работы записаны на магнитофон. Три полные катушки. Теперь надо садиться, по свежим следам расшифровывать записи, делать обоснования и дополнять комментарии и пояснения. Работа серьезная, кропотливая и обширная. Наблюдения за больным могут стать отдельной главой книги. Это будет служить подтверждением и научным обоснованием правильности выбранного пути.
– Не говори чушь, Наташа! – оборвал ее профессор. – Твоя задумка создать первый медицинский бестселлер века грозит пожизненным заключением. Мы не создадим новую Библию. Даже при благополучном исходе нас по головке не погладят. Мы только что по собственному усмотрению отняли жизнь у одного человека, чтобы спасти другого. Это не открытие.
Доктор Кошман считал по-другому.
– Что стоит одна жизнь в сравнении с мировым открытием? Мы думаем о миллионах жизней. Надеюсь, ты не станешь спорить, что самые великие открытия в области психиатрии и хирургии были сделаны во время Второй мировой войны. А почему? Да потому, что врачи Третьего рейха делали их, используя людей, а не обезьян. Они добивались успеха путем бесконечных экспериментов. А почему нет?
Речь шла о врагах, которых ждала газовая камера либо печь. Война есть война, и не врачи виновны в том, что политики развязывают эти войны. Дело врачей – наука и прогресс.
– Однако все нацистские врачи признаны военными преступниками, – резко парировал Зарецкий.
– Показуха для обозленных обывателей. Результаты их трудов, экспериментов и открытий легли на страницы учебников, ими пользуются и по сей день, только забывают упоминать, кто и где сделал то или иное открытие. Обычное чистоплюйство. Американцы умнее нас: врачей расстреляли, а их труды присвоили себе. Они не гнушались свастикой на папках – их интересовало содержание.
Немецких физиков тоже признали преступниками. Американцы их не расстреляли, а предоставили шикарные условия для работы. Результат всем известен. В сорок пятом году они сбросили атомные бомбы на Японию и доказали всему миру, что являются самым мощным и сильным государством на земле. Пора бы забыть о морали.
Все, что тормозит науку и прогресс, по сути своей аморально. Что стоит жизнь этого бандита, – Кошман указал на один из операционных столов, где лежал труп, покрытый простыней, – по сравнению с жизнью твоего сына? Я уже не говорю о том, что ты себя обессмертил как ученый и сделал гигантский прыжок в будущее. Те поколения ученых, которые придут нам на смену, будут интересоваться результатом, а не тем, как его достигали. Тебя же, как Фамусова, беспокоит вопрос, что будет говорить княгиня Марья Алексевна.
– Оставьте меня в покое, – раздраженно проворчал профессор. – Я иду к себе. Труп отправьте в палату и не забудьте надеть парик и прикрыть швы. Андрея – в его комнату. Ван Ли все подготовил. Дежурить начнет Наташа. Через два часа я ее сменю, потом ты, Игорь.
Зарецкий вышел из операционной. Ван Ли стоял за дверью и, как только возбужденный хозяин покинул свою мастерскую, он вошел в помещение.
Наташа надевала на бритую голову покойника парик. Кошман, щурясь, наблюдал за ней.
– Мне кажется, волосы у него были чуть темнее, – критично заметил он.
– Знали бы вы, Игорь Львович, чего мне стоило найти этот парик. Хороших мастерских, ко торые работают с натуральными волосами, не так много. Мало того, что он стоит сумасшедших денег, мне пришлось его стричь и причесывать, а опыта парикмахера у меня нет. Для Андрея я подобрала два парика. С блондинами дела обстоят лучше. Взяла один на смену, если ему захочется стать темным шатеном с проседью. Это придаст ему солидности. – Не забывайте, Наталья Пална: только здоровые и мыслящие люди интересуются своей внешностью, а перед нами лежит существо, которое может так и не стать полноценным человеком.
