Сергей Анисимов - Дойти и рассказать
Отсутствие привычки к приемлемым формулировкам заставляло студентов подолгу пережёвывать одно и то же, но в целом разговор двигался как надо. Фээсбэшники, уже вроде бы пройдя эту тему, раз за разом возвращались к тем немногим людям, которые точно знали подполковника. Наверняка имелся и кто-то ещё, и так же наверняка многие из.перечисленных не имели представления о том, кем этот подполковник является и где его искать. В итоге всё сводилось к Усаму.
– Хороший актёр. Очень хороший, – Николай с Шалвой почти одновременно дёрнули шеями, каждый думая об одном и том же.
– Уверен в себе, хорошо работает голосом. Немного переигрывал в самом начале… Но тоже по минимуму – так, кольнуло просто что-то. С оружием обращаться умеет, как и все в этих краях, но сам, скорее, выполняет роль организатора. Такое ощущение, что он действительно раньше был каким-то хозяйственником, еще в Советском Союзе.
– Могло быть и так. Дальше.
– Когда пришла та вооруженная колонна, он вроде бы и на подчинённых ролях оставался, но своих организовывал и направлял весьма умело, да и нас тоже. Все построились и потащили кто что. Да и с точки зрения нашего труда…
Николай немного помялся, не зная, как сказанное им будет выглядеть со стороны.
– Вроде и бросали нас туда-сюда, и какие-то свои политические игры у них велись за то, кто из нас на кого в следующие дни работать будет, а сделали мы всё же немало… Домов пятнадцать или двадцать только мы вот с Шалвой прошли, а ведь и разделялись иногда, и другие там тоже были. И земляные работы, и бетонные, и кладка, и штукатурка…
– Что-нибудь особенное было? – поинтересовался один из «москвичей».
– В каком смысле?
– Именно в строительном. Раз уж вы и бетонщики, и каменщики, и всё остальное. Что-то необычное – какие-то ненормальные объекты, детали, что и как…
– Марка цемента хорошая была, – вспомнил Шалва, и Николай посмотрел на него с признательностью. – Когда мы здесь, в смысле в России, работали, такая нам не попадалась.
Несколько человек хмыкнули в ответ на оговорку «здесь, в России», но не слишком насмешливо.
– Хорошие подвалы, хорошая планировка у всех. Хорошая кладка. Один дом вообще был какой-то ненормальный, хотя в нём совершенно обычная семейка жила – штуки четыре мужиков, пара тёток, дети, старухи какие-то.
Николай показал на схеме, где, насколько он помнил, этот дом находился.
– А вот кладка – «галльская», на оба этажа, то есть полтора кирпича в «ёлочку», без бута. И подвал совсем уж как крепость, по полметра бетона в стенах. Мы там второй этаж поднимали, плюс как раз подвал. В нём прямо тюрьма: камер восемь, метр на полтора каждая, да еще проходы у стен и пара отдельных помещений.
– Тюрьма и есть, – согласился Евгений Евгеньевич. – Видали такие. А что вас не там держали?
– Не знаю. Сначала готово не было, а потом, наверное, как-то привыкли и не стали дальше с нами возиться. Тот дом, в подвале которого ребята сидят, он не очень большой, так что им удобнее, наверное, было.
– Может, не сидят уже, – заметил очередной «москвич». Николай понемногу начинал их различать. У сказавшего эту фразу не было нескольких ногтей на держащих сигарету пальцах правой руки. – После вашего побега их могли перевести куда-то ещё, от греха подальше. В другое село, скажем. Да и вообще… – он затянулся и посмотрел в потолок, не зная, видимо, как закончить фразу, не слишком напугав молодых.
Николаю сказанного хватило.
– Я не очень думаю, что это могло так уж повлиять на… – он растерянно посмотрел на товарища, тот ответил ему таким же неуверенным взглядом. – Мы вообще надеялись, что они не слишком обеспокоятся. Мы же конвоира тогда под бетон закатали, а Шалва до этого раз десять ко всем приставал с предложением выкупиться за деньги родителей. Они вполне могли подумать, что раз мы пропали все вместе, то значит, Хамид просто увел нас двоих. Купился, мол…
– Забавно… – сказал после паузы Евгений Евгеньевич. – Очень забавно. Если бы такое придумал более серьёзный человек, я бы сказал, что это красиво. Но у вас, видимо, просто все удачно совпало… Не знаю, что они там в итоге подумали, даже если не нашли тело, но разработка красивая…
Николай вспомнил, как багровела полоса на шее затихающего человека, только что дёргавшего ногами под его захватом, и его чуть не стошнило – прямо здесь, среди бумаг. Красиво ему, надо же…
– В бетон, – произнёс кто-то сомневающимся голосом. – Несколько сантиметров всего, могут и найти.
– С приборами какими-то, может, и нашли бы, – похожим, тоже сомневающимся тоном отозвался старший фээсбэшник, – воздух бы там покачали, бета-меркаптоэтанол измерили… Или собаку хорошую, с четвертью шакальих кровей. Впрочем, собаки тоже разные бывают. Так что могут найти, а могут и не найти, как повезёт. Но вообще – молодцы ребята, без шуток.
Он посмотрел серьёзно на обоих.
– Была лет десять или пятнадцать назад какая-то книжка, фантастическая… Там то ли телепатов, то ли экстрасенсов держали под охраной в некой государственной конторе, и один из них сбежал по цепочке случайных в общем-то событий. Типа, проходил мимо часового в тот момент, когда тот чихал, и так далее. Если всё, что вы тут рассказывали – правда, то стоит признать, что степень вашего везения, причём везения обоснованного, пожалуй, является приемлемой для любого из нас… Из таких, как мы…
Николай смог только пожать плечами. Горло у него чем-то перехватило. Шалва смотрел серьёзно и грустно, не мигая. На душе было почему-то очень плохо.
Называвший себя Евгением Евгеньевичем офицер смотрел, не мигая. Свои мысли о происходящем высказывать
вслух он не собирался. Ребята явно были не в чём не виноваты, более того, они действительно держались молодцами, но слишком много неправильного было во всей этой тёмной истории. Прежде всего – почему местные умники, прокрутив действительно оригинальную и наглую операцию, ограничились использованием добытых рабов почти по их прямой специальности, то есть как строителей? По всем местным реалиям, даже если бы они вздумали открыть в Биное какой-нибудь реабилитационный центр для своих раненых и использовать студентов в качестве медиков, это выглядело бы лишь ненамного более дико. Да, строители с опытом в качестве рабов – это всегда хорошо, это куда выгоднее, чем бессловесное скотоподобное быдло из ни на что более не годных пленных или жителей окрестных областей, – несчастных и никому не нужных крестьянских ребят, на которых одних держится Россия. Но ведь добытые с риском «городские», причём из самого Петербурга, – это живые, ходячие деньги, немалые даже по местным меркам. У каждого есть родители, способные разбиться в лепёшку, продать городские квартиры, машины, чёрта в ступе – лишь бы получить шаткий шанс выкупить из рабства своих детей.
Более того, такой вариант просто напрашивался! Студент Сослани, по его словам, довёл предлагаемую сумму до сорока тысяч «мёртвых президентов», и эту цифру можно было смело умножать на четыре. Почему не продали его? Почему не продали остальных? Ребят, что бы там им не казалось, не так уж в итоге и били, более или менее адекватно кормили, да и держали не в яме с земляными стенками, а в подвале – то есть, по местным меркам, почти в курортных условиях. Почему? Собирались использовать на всю катушку именно как строителей, и только потом продать? Или дело именно в строительстве? Но они же не бункер для Хаттаба строили, а обычную бытовуху, ну не стоит это денег, которые можно было получить «уже вот прямо сейчас»! Даже если вся это история действительно была просто отработкой канала или необычной «завязкой» скурвившегося подполковника «на компромат», то приказать местным умникам терять деньги, игнорируя обычный и крайне прибыльный бизнес, никто бы не смог. Сделали дело – и дальше, по привычному сценарию: продажа родителями и тётками машин-квартир, большие пачки денег, немалая возможность лишиться и денег, и жизни при передаче, уже имея двухмесячной давности полуразложившийся труп родного сыночка в мелкой могиле в окрестностях того же Биноя, и только при о-очень большом, почти невероятном везении – успешный обмен. Других вариантов не было, потому что ни у одной семьи пострадавших, как обычно, нет рычагов, способных заставить государство сделать то, что оно обязано делать – защищать своих граждан силами внутренних войск, а если потребуется, то и армии, авиации, и даже флота. А сами по себе «простые» граждане нашему государству особо, к сожалению, не нужны. Да и не учатся те «непростые», ради которых кто-то что-то стал бы делать силами армии или спецназа, в медицинском, и в стройотряды они не ездят… Они на экономическом и юридическом обычно учатся. В Кембридже. Значит – только деньги. Но этого не произошло, более того, в этом направлении никто из «хозяев», похоже, и не работал.
И еще. Почему несчастную девочку не затрахали насмерть в первые же дни? Если бы её начали насиловать немедленно после приезда в село, оттащив от остальных на десяток метров, – это было бы более обычным, более отвечающим жутким местным реалиям. Но она продержалась аж два месяца – значит, её тоже берегли. Неизвестно, конечно, жива ли она сейчас, но всё равно это интересная и не очень стандартная деталь. Симпатичная молодая девушка-славянка в «общем» чеченском рабстве, не принадлежа одному конкретному владельцу, дольше трёх-четырёх дней выдержать не сможет. Даже если её не забьют в процессе, далее следует или профузное кровотечение, или смерть от болевого шока. Или, если повезёт, суицид. Почему этого не произошло? Что здесь не так? Что ждёт в селе их самих и морскую пехоту? Какая ловушка? Сколько людей он потеряет из-за того, что не сумел понять настоящий смысл всей этой истории?… Сколько людей потеряет батальон моряков?
