Родерик Торп - Крепкий орешек
Ему пришлось распечатать все пачки. Трупы Риверса и парня со сломанной шеей уже окоченели и успели посинеть. Они лежали как пара накрахмаленных и подсиненных сорочек. Умники. Доумничались.
Нога опять давала о себе знать изводящей болью. Он не знал, хорошо это или плохо. Первые пачки быстро растворились в утренней дымке, и он открыл еще пять, прежде чем бросить их. На улице раздались крики, радостные возгласы, визг. Лиленд слышал, что приближался вертолет. Он отодвинул стул, чтобы его не было видно, и распечатал оставшиеся пачки. Ветер вырвал банкноты из раскрытого окна, подхватил и понес вверх разноцветное облако. Люди на улице визжали, машины гудели, и он отправился за второй порцией денег. Шесть миллионов, и еще шесть миллионов, за здание.
Над зданием кружил вертолет из которого свисал человек с телекамерой. Лиленд отошел от окна, чтобы его не видели. Может быть, они и догадаются, кто разбрасывал деньги из окна, но пусть попробуют доказать это. Он распечатал все пачки, прежде чем провезти их мимо двух трупов, подкатил стул к окну, откуда они устремились вверх, словно последний залп фейерверка на Четвертое июля.
Лиленд слышал, как по всему городу гудели машины. Он собрал все свои пожитки, готовый спускаться вниз.
* * *На тридцать девятом он зарядил автомат и встал между компьютерами. Он остановился, осознав всю бессмысленность задуманного. Он был почти готов расстрелять обе обоймы и изуродовать все оборудование. А зачем? Чего он этим достигнет? Он тоже поддался магическому воздействию этих загадочных машин, так хорошо знакомому молодому поколению. Теперь ему было все равно. Все, что он разрушит, будет быстро заменено или работу передадут куда-нибудь еще. Что ж, возможно, люди, работающие здесь, и оценят его благородный порыв.
Он бросил автомат. Пусть полиция поищет отпечатки его пальцев, посмотрим, насколько успешно они справятся с этой задачей. Одного он точно не допустит — он не позволит полиции и «Клаксону» сделать из него козла отпущения.
Даже из-за этого фальшивого жетона. Шесть миллионов, пущенные на ветер, и разрушенное здание было ощутимым ущербом. Возможно, в общей сложности он составит двадцать пять миллионов долларов — достаточно, чтобы посеять панику на Уолл-стрит. Президент «Клаксон ойл» даже представить себе не мог, в какую пучину неприятностей ввергнет его Лиленд. Не мытьем, так катаньем.
Но что бы он ни сделал, ему ничто не вернет Стефани. Он мучился вопросом, когда — как давно — он упустил ее.
Он прибавил громкость.
— Говорит Лиленд. Я спускаюсь.
— Привет, Джо, — это был Эл Пауэл. — Где ты?
Он не хотел, чтобы его уличили во лжи.
— На тридцать девятом этаже. Спускаюсь с сорокового. Только что убил последнего. Вы уничтожили того, что был внизу?
— Мы никого не видели. Что ты имел в виду, сказав, что убил последнего?
— Я уже говорил, что их было двенадцать. Я вел точный подсчет. После девяти утра, когда я прервал связь, я убил еще четверых, в том числе Малыша Тони.
Тако Билл издал воинственный вопль.
— Мы видели двоих, — сказал Эл. — Они упали на патрульную машину.
— Нет. Один из них — Малыш Тони. Другая — женщина, которую он убил, — моя дочь, Стефани Лиленд Дженнаро.
— Успокойся, Джо.
— Нет, я хочу, чтобы была полная ясность. Помимо Тони, я убил еще троих — двух мужчин и женщину. Женщина была последней. Она лежит на сороковом этаже. Я считал и знаю, что убил одиннадцать человек.
— Послушай, Джо...
Он дошел до тридцать восьмого этажа.
— Нет, ты меня послушай, черт возьми! Один из них был внизу. Если вы его не видели, то надо выяснить, где он. Его зовут Карл. Я убил его брата, и он знает об этом. Это здоровенный озлобленный ублюдок, с ног до головы в грязи и крови, как и я. Найди мою внучку. Она расскажет, что один из них был весь грязный и окровавленный. Он — единственный, кого я не убил. Ты понял? Судя по описанию, такой мне не попадался.
— Джо, почему бы тебе не сесть и не дождаться нас. Если, как ты говоришь, на крыше никого не осталось, мы высадим на нее людей...
— У меня остался один патрон, а этот парень слушает нас. На каком вы этаже?
— Заложники спускаются по всем четырем лестницам. У нас нет доказательства, что ты убил столько человек и что их было всего двенадцать. Это мы знаем только с твоих слов. Я прошу тебя, Джо, я убедительно прошу тебя понять наше положение. Дай нам сделать свое дело.
— Значит, остался еще один, — сказал Лиленд.
Боль усиливалась, и он, чтобы хоть как-то ослабить ее, приспособился к медленному ритму движения, опираясь на перила руками и плечами. Он окончательно выдохся, и надо было выбираться отсюда. Ему срочно требовалась медицинская помощь. Если полиция будет двигаться с такой скоростью, они доберутся до него не раньше, чем через несколько часов, даже если высадят десант на крышу. Они могут попытаться поднять его на вертолет и при этом невзначай уронить. Всякое случается. Все заинтересованные в этом деле стороны вздохнули бы с облегчением, если бы оно так и осталось тайной.
Лиленд удивился самому себе: он боялся упасть даже после того, что случилось со Стефани. Опять подкатила тошнота. У него оставался один патрон, Карл бродил где-то здесь, а полиция все никак не решалась подняться наверх. Складывалось впечатление, что всем была нужна его смерть. Особенно президенту «Клаксона». После минувшей ночи список убитых Лилендом значительно расширился.
* * *Спускаясь вниз, он силился припомнить все события кровавой ночи и вспомнить, где находились тела убитых им террористов, но настолько вымотался и устал, что сильно сомневался что память вернется к нему даже после отдыха. «Ладно, пусть другие беспокоятся об этом». Он будет спать, ни о чем не думая. На все вопросы он ответит потом, после разговора со своим адвокатом.
На тридцать втором этаже он решил было еще раз заглянуть в офис Стефани, но выкинул эту мысль из головы, понимая, чем это было чревато. После того как ему окажут медицинскую помощь, он примет ванну, поест и отдохнет — именно в таком порядке. Ему хотелось увидеть внуков. Он хотел поговорить с Кэти Лоуган. У детей был отец, но Лиленд сомневался, что они захотят жить с ним. Они были уже не маленькие, а Лиленд — еще не стар. В них заключался теперь смысл его жизни.
На двадцать восьмом этаже он остановился передохнуть. Он тяжело опустился, вытянув левую ногу поперек лестницы. Болело все — обе ноги, спина, грудь, руки. При ходьбе он пытался снять напряжение с одной части тела, отчего боль сразу же перекидывалась на другую, скручивая ее до спазмов. Он знал, что справится с этим. Он заставит себя сделать это, как только предстанет перед людьми, перед камерами. Он соберется. Ему хотелось скорее выздороветь, поправиться; он мечтал о куске жареного мяса и печеном картофеле, а на закуску он съел бы ассорти из креветок.
Он поднялся.
* * *Ему пришлось вторично остановиться на двадцать втором этаже. Он лег спиной на лестницу, чтобы расслабились и отдохнули мышцы грудной клетки. Здесь, в двух шагах от лестницы, открывалась неведомая для него земля — лабиринты комнат и офисов, служившие своего рода важными бастионами на границах канцелярских территорий. Что если он войдет туда и обнаружит другие компьютеры, еще более дорогостоящие, загадочные и непостижимые для него? Он шел, думая, что пожилой человек сохраняет веру в себя, несмотря на меняющиеся обстоятельства, несмотря ни на что.
На девятнадцатом этаже он услышал, что его вызывают по рации. Он выключил ее, поскольку предстояло пройти опасную зону. Он гадал, в каком именно месте заминированный стул упал на кабину лифта. Судя по разрушениям, которые он видел по телевизору, опасность могли представлять все четыре лестницы. Если заложники укрылись в середине здания, то почему же он не видел их? Он не хотел видеть их. У него оставался один патрон, и жаль было истратить его, размозжив голову невиновному.
Лестница была цела. Ударная волна, по-видимому, ушла через окна. Может быть, и здание не так уж сильно пострадало. Он не стал осматривать два этажа, зная, что это связано с неоправданным риском. У Карла вряд ли было богатое воображение, но, чтобы взять под наблюдение два этажа, которые могли заинтересовать Лиленда, особого воображения не требовалось.
На пятнадцатом он еще раз отдохнул, растянувшись на полу. На потолке не хватало плит, стекла были выбиты, но во всем остальном это был обычный офис, готовый в понедельник принять своих служащих. Он сел на стол, откинулся назад, чтобы ничто не давило на бедра, потом лег. Ему пришлось тщательно протереть стекло на часах, чтобы узнать время. Был почти полдень, если они шли правильно.
Ему хотелось остаться здесь, на этом этаже.
Но надо спускаться. Его дочь умерла. Ее дети осиротели. Он должен идти, останавливаться нельзя.
Он поднялся с огромным трудом. Мышцы дрожали от перенапряжения, как будто его вздернули на дыбу. Солнце стояло уже высоко, и свет, лившийся в окна, играл перламутром. Кто будет убирать комнату его дочери? Когда его родители умерли, ему пришлось взять на себя все заботы. Может быть, поэтому Господь пощадил его, и в последний путь Карен снаряжал другой. Он не хотел касаться тела Стефани, не имел права вторгаться в ее интимную жизнь.
