Пауло Коэльо - Победитель остается один
И вот наконец они находят уединенное место, садятся на удобную скамейку со спинкой. Здесь они будут наедине — никто сюда не придет, потому что тут ровным счетом ничего не происходит. Морин в прекрасном настроении.
— Какая красота! А вы знаете, почему Создатель отдыхал в день седьмой?
Игорь не понял ее вопроса, но она продолжает:
— Потому что в шестой, прежде чем Он завершил труды и оставил человеку совершенный мир, к Нему пришли несколько голливудских продюсеров и сказали: «Об остальном можешь не заботиться! Мы сами займемся цветной пленкой для заката, спецэффектами для бурь и штормов, сами поставим свет и запишем звук, чтобы человек, слыша рокот волн, всякий раздумал, что это — настоящее море!»
Она смеется, но ее спутник по-прежнему сосредоточен и серьезен.
— Вы спросили, кто я…
— Я не знаю, кто вы, но вижу, что город вы знаете прекрасно. И могу добавить: вас сам Господь послал. Всего за один день мне довелось испытать надежду, отчаяние, одиночество и удовольствие от приятного общества. Столько разнообразных чувств разом!
Он достает из кармана какой-то предмет — деревянный брусочек не больше пятнадцати сантиметров длиной.
— Мир полон опасностей. Где бы вы ни находились, повсюду можно встретить тех, кто не моргнув глазом готов напасть, ограбить, убить. И никто — поверьте мне, никто — не умеет защищаться. Все мы — в руках тех, кто сильнее.
— Вы правы. И потому, наверное, эта штучка, которую вы держите, — для того, чтобы вам не причинили зла?
Игорь осторожно, как художник, кладущий последние мазки на свой шедевр, отвинчивает верхнюю часть цилиндрика, снимает крышку, которая оказывается головкой длинного штыря — на его металлическом острие вспыхивают солнечные блики.
— С этим вас не пустят в самолет! — со смехом замечает она.
— Разумеется, не пустят.
Морин понимает, что сама судьба свела ее с этим привлекательным, учтивым и, вероятно, богатым человеком, способным уберечь ее от всех опасностей. Она не знает уголовной статистики, но понимает, что надо быть готовым ко всему.
Для этого и существуют мужчины — для того, чтобы быть готовым ко всему.
— Конечно, надо точно знать, куда направлять удар. Стержень, хоть и стальной, но тонкий, а потому — хрупкий, и, кроме того, слишком короткий, чтобы причинить серьезную рану. Если тыкать куда попало, эффекта не будет.
Подняв штырь, он подносит его на уровень уха Морин. Страх — ее первая реакция — тотчас сменяется восторженным любопытством.
— Вот, к примеру, здесь — идеальное место. Чуть выше — удар отразят толстые кости черепной коробки.
Чуть ниже — попадешь в вену, человек умрет, но может успеть отреагировать. Если он вооружен, то нанесет ответный удар, потому что нападающий стоит к нему вплотную…
Штырь медленно проползает по ее телу, слегка касается груди, и Морин понимает: он хочет одновременно и произвести на нее впечатление, и возбудить ее.
— Вот уж не думала, что специалист по телекоммуникациям так разбирается в этом вопросе. Но судя по тому, что вы сказали, это довольно мудреный способ убийства.
Ее слова означают: «Мне интересно то, что ты говоришь. И сам ты тоже мне интересен. Через минуту возьми меня за руку, чтобы мы вместе полюбовались закатом».
Стальное острие скользнуло по груди, но не задержалось там, хотя грудь и затрепетала. И вот наконец остановилось чуть ниже подмышки.
— Теперь оно — напротив сердца. Сердце окружено грудной клеткой — это его естественная защита. В драке таким коротким клинком серьезный ущерб не нанесешь. Он непременно наткнется на ребро, и если даже проникнет в тело, кровотечение будет не столь сильным, чтобы вывести противника из строя. Он может даже не почувствовать удар, который вот здесь будет смертоносным.
Что же она делает здесь, в безлюдном месте, наедине с этим совершенно незнакомым человеком, рассуждающим на такие жуткие темы?! И едва успев подумать об этом, Морин ощущает нечто подобное разряду тока — и тело перестает повиноваться ей. Борясь с удушьем, она хочет вдохнуть поглубже, но теряет сознание.
Игорь — как тогда с Оливией — обнимает ее за плечи, но на этот раз прислоняет обмякшую женщину к спинке скамьи. Надев перчатки, опускает ее голову на грудь.
Если бы кто-нибудь случайно забрел в этот уголок пляжа, то увидел бы всего лишь уснувшую на скамейке женщину и подумал: «Устала… Набегалась в поисках продюсеров и дистрибьютеров…»
Притаившийся за старым складом паренек, который облюбовал это место, чтобы подсматривать за парочками, сейчас уже лихорадочно звонит в полицию. Он все видел. И думал, что все это — шутка, пока мужчина в самом деле не воткнул стилет в тело своей жертвы. Паренек решил до появления полиции не вылезать из своего укрытия: этот маньяк может в любую минуту вернуться, и тогда он пропал.
Игорь швыряет стилет в море и направляется в сторону отеля. На этот раз его жертва сама выбрала себе смерть. Когда она появилась на террасе, он ведь сидел в одиночестве, размышляя о том, что делать, и вспоминая прошлое. Он и подумать не мог, что она согласится пойти с ним — с человеком, которого видит впервые в жизни — в безлюдное место, однако она не колебалась, не замедлила шаг. И сто раз могла бы убежать, когда он начал показывать ей, в какие точки следует вонзить короткое лезвие, чтобы удар был смертельным, — однако продолжала сидеть рядом и даже не запаниковала.
Мимо по закрытой для движения полосе проносится патрульная машина. Игорь провожает ее глазами и с Удивлением замечает, что она въезжает на пирс, который никто — ни один человек — не посещает во время фестиваля. И утром, и сейчас, под вечер, здесь пустынно, хотя это, конечно, лучшая точка, где можно полюбоваться закатом.
Через несколько секунд в том же направлении, оглушительно завывая сиреной, мигая фонарями на крыше, промчалась карета «скорой помощи».
Игорь уходит прочь: он убедился — кто-то был свидетелем его преступления. Как этот «кто-то» опишет его? — Мужчина, с седеющими волосами, в джинсах и черном пиджаке поверх белой сорочки. На основании свидетельских показаний сделают словесный портрет, а это займет известное время и вскоре заставит сыщиков понять, что под это описание подходят десятки, если не тысячи людей.
С той минуты как в ответ на попытку сдаться властям ему посоветовали отдохнуть и выспаться, Игорь считал, что больше никто не помешает ему выполнить его предназначение. Его мучили другие сомнения: достойна ли Ева тех жертв, которые он собирался принести миру? И поначалу был уверен — да. Но теперь что-то иное скребло его душу и перед глазами то им дело возникал образ маленькой торговки кустарными сувенирами, виделись ее густые ресницы и невинная улыбка.
«В каждом из нас есть частица Божьего огня, — казалось, говорит ему Оливия. — Всем нам при рождении дарован был некий умысел, имя которому — Любовь. Но она не должна быть сосредоточена в одном человеке — она рассеяна по миру и ждет, когда ее откроют и обретут. Проснись, пробудись для нее. Что прошло, то не вернется. Что придет, должно быть узнано».
Он мысленно возражает ей: «Мы узнаем, что план был неверен, когда дойдем до самых отдаленных его последствий. Или когда милосердный Господь поведет нас в ином направлении».
Игорь глядит на часы: у него еще есть двенадцать часов — времени хватит, чтобы сесть в свой самолет с той, кого он любит, и вернуться в…
Куда? В Москву, к своей работе — и это после всего того, что он испытал, перестрадал, обдумал, спланировал? Или благодаря всем принесенным жертвам воскреснуть, избрать абсолютную свободу, открыть в себе нового, неведомого человека и уж с этой минуты делать лишь то, о чем мечтал, когда Ева еще была с ним?
4:34 РМ
Жасмин курит, уставившись бездумным взглядом в море. В такие минуты ей, ощущающей свое единение с бесконечностью, кажется, будто она обретает невиданное могущество и способность творить нечто чудесное.
Она вспоминает старинную притчу, неизвестно где вычитанную. Ходжа Насреддин однажды появился при дворе в роскошном тюрбане и попросил денег на благотворительность.
— Пришел просить денег, а сам носишь такой великолепный и, без сомнения, очень дорогой тюрбан, — ответил ему властелин. — Сколько стоит эта необыкновенная вещь?
— Пятьсот золотых, — отвечал ему суфийский мудрец.
— Это ложь, — прошептал на ухо повелителю его визирь. — Ни один тюрбан не может стоить таких денег.
Однако Насреддин стоял на своем:
— Я пришел сюда не только просить, но и договариваться. Я заплатил такие деньги за тюрбан, ибо знал, что во всем подлунном мире только наш повелитель сможет купить его за шестьсот золотых, чтобы полученный доход я мог обратить в пользу неимущих.
Польщенный султан выплатил требуемую сумму. А мудрец, yже выходя из дворца, сказал визирю:
