Андрей Таманцев - Точка возврата
— Нет, — поправил Борода, — скорее всего, четыре пусковые и четыре транспортно-заряжающие. Странно, что «крокодилов» нет. Это тягачи с прицепами, — пояснил он. — Транспорты ракеты возят. Обычно в дивизионе порядка дюжины «крокодилов».
— И куда они, по-твоему, могли деться?
— Хрен его знает.
Времени у нас было в обрез. Эшелоны могли подать уже завтра. Штурмовать дивизион нужно было прямо сейчас. Штурмовать втроем. Если Муха прав, а его данным я доверял полностью, это было делом не таким уж сложным. Раненые и женщины останутся в «лагере», а Борода подождет где-нибудь поблизости, пока мы с Артистом и Боцманом не сделаем свою работу.
* * *Майор Турков отдежурил уже семь часов. За это время обычно исчерпывались его физические и моральные возможности по добросовестному несению службы. Он проверил посты и караулку, даже дал караулу вводную «пожар». Правда, очень скоро, минуты через две, дал и отбой этой вводной. Он покрутил ручку телефона, при этом шума и воя в трубке не убавилось, и доложил в дивизию, что на «Коленвале» за время его дежурства происшествий не случилось. И, будучи уверенным, что доклада его никто не услышал, хотя дежурный по дивизии, разумеется, этого доклада и не ждал, подозвал своего помощника-сержанта.
— Боец, — сказал ему Турков, — вот что, боец! Я сейчас дам тебе приказ, о ходе выполнения которого не должен будет узнать ни один враг, включая тебя самого.
— Слушаю, пан майор!
— Отвечай, замудонец, я что, по-твоему, похож на пана?
— Никак нет, господин майор!
— То-то. Давай, что ли, беги в кунг.
— Виноват, господин майор, в кунге не осталось.
— А ты поищи.
— Я-то поищу, Вячеслав Аркадьевич, но только там точно нет.
— Х...ево, сержант. Придется пусковую вскрывать.
— Я-то вскрою, да только вам же влетит, Вячеслав Аркадьевич.
— Ты что, солдат, жаждешь смерти своего командира?
— Никак нет, пан майор!
— Я т-те щас устрою «пана»! Давай вскрывай бегом... Вторую. Вторую вскрывай.
— Есть!
Боец умчался спасать погибающего командира. Через некоторое время он вернулся и выставил на кривоногий стол цилиндрическую алюминиевую банку, выкрашенную в защитный цвет. Турков отвинтил крышку и с наслаждением понюхал содержимое банки.
— Заметят, Вячеслав Аркадьевич...
— Говна они заметят. Воды принеси.
Пока сержант ходил за водой, Турков достал из ящика стола флягу и маленькую жестяную воронку, аккуратно перелил спирт во флягу, оставив на донышке банки граммов пятьдесят. Когда появилась и вода, он решительно наполнил ею банку. Закрыл, поболтал. Открыл, показал сержанту.
— Нюхай.
— Спирт.
— Смотри — мути нет. Если не пить, то и незаметно. Неси обратно.
Сержант умчался возвращать банку на пусковую. Майор извлек из своего универсального стола тарелку, наполнил ее спиртом и поджег. На поверхности заплясали зеленые язычки — это выгорал ацетон. Но едва пламя сделалось синим, он быстро, неаккуратно накрыл тарелку журналом дежурства. Потом он развел спирт водой в стакане и погрузился в томительное ожидание, постукивая по граненому стеклу ребром ножа. Наконец глуховатый звук сменился кристально звонким. Турков довольно улыбнулся, поглаживая себя левой рукой по животу, выпил полстакана, отставил его, сладко вздохнул и полез за сигаретой.
Сержант не возвращался, но Туркова это уже не слишком волновало. Сержант славный парень. С ним интересно бывает поговорить. Ближе к утру можно будет и ему налить полстакана. Нет, четверть, хватит с него. Майор проспит до развода, на разводе ему будет плохо, хуже некуда, но помощник дежурного как раз в это время ложится на четыре часа, да и все равно развод проводить некому, кроме него, майора Туркова. Он командир дивизиона тактических ракет. Командир несуществующего дивизиона. Или полунесуществующего? Дьявол его знает! Надо еще выпить!
И майор выпил еще.
В его голове пробегали каруселью обычные злые мысли о его, майора Туркова, жизни. Эти мысли добирались до него всегда, даже во сне. Только теперь они немного подобрели, не так мучили, не так издевались.
Когда после училища лейтенант Турков получил должность начальника расчета, ему виделась впереди заманчивая военная карьера. Без всяких знакомств, только за счет красного диплома, реального знания техники и хороших офицерских качеств он попал на службу в Группу советских войск в Германии. Там можно было не только продвинуться по службе, но и прибарахлиться, что для молодого человека, ищущего верную спутницу жизни, было достаточно значимо. Верная подруга нашлась из числа вольнонаемных работников, обслуживающих Группу войск. Глядя на аппетитную хохлушку Галю, женатые офицеры глотали горькую слюну, а холостые только и стреляли глазами, надеясь наградить Туркова комплектом мощных боевых рогов. Но Галина была специалистом другого рода. Она осуществила свою мечту, став офицерской женой, и вся ее дальнейшая деятельность была направлена только на укрепление отхваченного счастья. Еще в Германии она родила Туркову сына и дочь и приступила к выполнению программы по обеспечению детей материальными благами на всю оставшуюся жизнь.
Спустя два года дивизион перевооружали. Вместо старого комплекса «луна» на вооружение ставили «точку». Турков, который учился в училище уже на новом комплексе, знал его в совершенстве. Боевая работа на «точке» была проще, чем на «луне», но требовала серьезных инженерных знаний. И Турков, только-только получив третью звездочку на погоны, стал командиром батареи. Хорошему офицеру, прекрасно переучившему личный состав на новую технику, вскоре присвоили внеочередное звание, соответствующее занимаемой должности. Капитаном он и покинул Германию вместе с войсками, сдававшими наши западные рубежи. У него был выбор. Он мог попроситься чуть не в любую дивизию, в любой округ. Галина хотела жить на родине, и он выбрал Украину, Прикарпатский военный округ.
В девяносто первом он был майором, комбатом, и метил в командиры части. После путча он дернулся было перевестись в Россию, но Галина натянула поводья, он фыркнул, ударил копытом, но остался. У них была квартира в Ужгороде, у отца Галины — дом в пригороде Тернополя. Из всего этого получился особняк во Львове. Галина хозяйничала в особняке, быстро перестроившись, включилась в активную коммерческую деятельность, а Турков прозябал в Виноградове, в разрушающейся казарме. Престижный некогда майорский оклад стал ничтожным медяком рядом с прибылями Галины. Турков был Турков, а не Турченко или Турчук, поэтому его карьера сделала резкую и полную остановку в армии, которая переживала тяжелую украинизацию. Галина воспитывала детей на украинском языке, отец, и до этого больше проводивший свое время в казарме, штабе или возле пусковых, чем дома, стал им совершенно чужим. Жена раздалась вширь, окаменел подбородок — примета удачливых и непреклонных торговцев, голос... голос стал чужим — требовательным, с брезгливыми нотками, совсем не тот, которым Галина десять лет назад называла час и место, назначая свидание.
Турков и раньше-то не брезговал ни немецкой водкой «Кристалл» (синяя этикетка со снежинкой), ни русской «Пшеничной», ни украинским «Спотыкачем», ни армейским спиртом, из которого нужно было выжигать ацетон и другие примеси. А тут пустился во все тяжкие без особых угрызений совести: он себя похоронил.
И вот год назад он стал командиром части. Он давно остался единственным офицером, знающим технику комплекса и боевую работу на ней. Пехотинцы, которые распределялись в дивизион, годились только на должность командиров взвода охраны. Впрочем, от Туркова давно уже не требовали никакой боевой работы, никаких учебных и тем более боевых пусков. Да на Украине и не было полигона для последних. Пока жив был Союз, пускать боевые ракеты ездили в Капустин Яр. Теперь требовали от командира части только, чтобы технику не разворовывали и чтобы солдаты не бегали. Технику, впрочем, из дивизиона все время куда-то переводили, откомандировывали, Турков остался даже без командирского «уазика». Наконец, дивизион подпал под расформирование. Так что Турков стал командиром расформированной части. Специальная комиссия приняла у него и угнала куда-то все «крокодилы», стоявшие под ракетами. Остались только боевые машины и пара транспортных. Солдатами комплектовали только взвод охраны и взвод механиков-водителей, чтобы хоть кто-то мог выводить технику из боксов. Пусковые остались без расчетов.
Но часть, формально расформированная и несуществующая, продолжала существовать. Приказа о сдаче всего имущества и передаче личного состава другому командиру не было. Более того, дивизион забросили в горы, так что Турков лишился даже комнаты в казарме и поселился в кунге, в машине-мастерской. У него в подчинении остался всего один офицер и полсотни солдат. Время от времени пусковые заводились, загружались учебными ракетами, лишенными заряда и маршевого топлива, проводились дивизионные учения. Но Турков был отстранен от них. Парней из УНСО дрессировали сухощавые дядьки в камуфляже, говорившие с сильным акцентом. Где и когда иностранцы обучились работе на «точке», для Туркова не было загадкой. Когда-то в ГСВГ было четыре отдельных ракетных дивизиона, по одному в каждой танковой дивизии. Во всех дивизионах служили бывшие однокашники Туркова. Так что судьбу трех дивизионов он знал. Они были выведены из Германии и теперь стояли в России. Первый, родной дивизион Туркова побывал даже в Чечне, но о том, как он там воевал, если вообще воевал, Туркову известно не было. Участь третьей ракетной части была загадочна. Она не появилась нигде. Скорее всего, вся еще недавно секретная техника была сторгована другом Горби другу Бушу.
