Крэйг Томас - Дикое правосудие
Лок не стал проверять автоответчик. Сообщения значили для него не больше, чем обучающая кассета с упражнениями по иностранному языку, который он уже не будет учить – во всяком случае, сейчас. С этой частью его жизни было покончено, она больше не имела смысла.
Он заглянул в маленький кабинет, просмотрел разбросанные бумаги, отпечатанные варианты партитуры любительской оперы, над которой он так добросовестно трудился. Немота нотных страниц была сродни его прошлой жизни: неоконченная работа, заплесневевшая от отсутствия интереса к ней.
Лок знал, что он сильно изменился. Он просто не увидел этого в зеркале в ванной, в спальне или в зеркальной стене холла, но он понимал это сейчас, сидя под дождем во взятом напрокат «крайслере» и глядя на огоньки, пересекавшие мост Теодора Рузвельта, словно двойная цепочка сияющих жемчужин. Машины проносились мимо него с шипением, как волны, набегающие на песчаный берег. Он изменился. Его квартира превратилась в пустую оболочку, чужое жилище.
Он всматривался в свое былое «я». Мальчишка, дравшийся с другими мальчишками, обижавший свою сестру. Молодой человек, участвовавший в войне с русскими с невинностью и энтузиазмом все того же мальчишки. Полевой агент, получивший новое назначение. Он был всеми этими людьми. Теперь перед ним стояла ясная цель: найти убийц Бет, дважды пытавшихся убить его самого, и покончить с ними.
Сейчас у Лока не оставалось другого объекта для расспросов, кроме Кауфмана, чья близость с Тянем, Ван Грейнджером и, возможно, с Билли во Вьетнаме не давала ему покоя, словно дурной сон, который он пытался и никак не мог вспомнить. Ему предстояло пройти по этой узкой улочке, что бы ни ожидало его в конце…
Он посмотрел на часы. Было около пяти, но на улице уже заметно темнело. Облака затянули небо плотной пеленой. Река блестела отраженным светом автомобильных фар и городских огней. Возможно, Кауфман теперь уходит с работы пораньше: в конце концов, он отсиживает последние дни до пенсии. Лок надеялся, что Кауфман не пойдет в «Мэйфлауэр» или в какой-нибудь другой бар. Он изнывал от нетерпения. Что-то в его душе противилось встрече с самым худшим, но ему хотелось начать. Он снова дрожал, но уже от возбуждения, а не от страха.
Тургенев – что за жуткая, черная ирония! – был почти что его креатурой. Его и Билли. Лок указал Билли на Тургенева. Он занимался проверкой деятельности Тургенева и его компаний…
Усилием воли он заглушил сосущее чувство вины, назойливо цеплявшееся за воспоминания.
Лок смотрел на «форд», ехавший по шоссе к Уотергейту. Когда автомобиль проехал под фонарем, за дымчатым окошком мелькнуло лицо Кауфмана. Лок сглотнул слюну. Автомобиль повернул на дорожку, ведущую к подземному гаражу. Лок знал номер квартиры. Он даст Кауфману десять минут, чтобы тот мог расслабиться и утратить бдительность. Теперь, узнав Кауфмана, он выключил «дворники». Дождь заструился по ветровому стеклу, размыв все окружающее, превратив его в потухший экран телевизора. Секунды тикали в голове у Лока, складываясь в минуты.
Он вышел из автомобиля под дождь, на ходу застегивая плащ, и торопливо зашагал к Уотергейту. Пистолет, лежавший в кармане, тяжело колотился о его бедро.
* * *Воронцов зевнул, облокотившись на конторку приемного покоя больницы. Дородная женщина с сетью красноватых жилок, пронизывавших кожу ее крупного лица, внимательно изучила фотографию из фальшивого паспорта, обнаруженного в автомобиле иранца.
– Кто-нибудь наводил справки о нем или навещал его? Может быть, даже приехал с ним в машине «скорой помощи»? – указательный палец майора постучал по увеличенной фотографии.
– Не знаю… А когда это произошло? – в поведении женщины чувствовалось усвоенное с детства уважение к представителям закона.
– Я назвал вам дату. «Скорая» забрала его по срочному вызову. Его доставили в палату интенсивной терапии, но вскоре он умер. Постарайтесь помочь мне.
Воронцов мог бы навести справки в картотеке, но Бакунин, видимо, уже следил за каждым его движением в направлении Роулса, а иранец был связан с Роулсом. Лучше было попробовать косвенный подход, даже если он не сразу давал результаты.
В фойе госпиталя было тихо; слышались лишь приглушенные голоса проходивших мимо медсестер и врачей. Тепло и тишина действовали расслабляюще.
Женщина прищурилась, снова посмотрев на фотографию. Она работала в дневную смену, но пару суток назад ее перевели в ночную, и эта перемена ее совсем не радовала. Она была на дежурстве, когда в госпиталь доставили человека с сердечным приступом из «Метрополя», и следила за заполнением необходимых медицинских форм.
– Кажется, было двое сопровождающих. Они приехали в машине «скорой помощи» или в автомобиле, – она пожала плечами. Белый халат плотно облегал ее тучное тело. – Я почти не обратила на них внимания. Да… они были обеспокоены его состоянием.
– Следовательно, они знали его.
– Они называли себя его друзьями.
– Они жили в «Метрополе», как и он?
Дмитрий уже выехал в отель, чтобы допросить портье и ночной персонал – любого, кто мог вспомнить, какие люди проживали в отеле одновременно с умершим.
– Не знаю… Какое-то время они сидели в фойе, вон там, а затем ушли. Один из них вернулся на следующий день, но пациент уже умер, – она кивнула. – Я помню, как сообщила ему о смерти его друга. Он очень расстроился.
Воронцов вздохнул.
– И это все, что вы можете вспомнить?
– Это все, что было.
– Спасибо, – он убрал фотографию в свой бумажник. – Всего хорошего.
Воронцов направился к лифту. Непреходящее чувство вины побуждало его подняться к Марфе, увидеть ее, сказать ей, что она умница: благодаря ей им удалось опознать иранца как офицера разведки.
Пока он ждал лифта, раздался сигнал радиотелефона, лежавшего в кармане пальто. Повинуясь почти инстинктивному импульсу, он торопливо пересек фойе и вышел из раскрывшихся стеклянных дверей навстречу ледяному ветру. Звезды, казалось, дрожали и пританцовывали в ночном небе. Кто бы ему ни звонил, разговаривать в больнице было уже небезопасно.
Он вынул телефон. Месяц казался острым серпом, впечатанным в звездное небо. Факелы газовых скважин горели, словно походные костры врагов, обложивших Новый Уренгой.
В трубке потрескивало – звонили издалека.
– Майор? Иван Бочков, киевская милиция. Мне пришлось пятнадцать минут выбивать в следственном отделе номер вашего личного телефона, – последовал сухой смешок или просто раздраженный вздох. – Ленивые ублюдки.
– Вы, украинцы, всегда так говорите о русских?
Этот вопрос заставил их почувствовать себя товарищами.
– Плохое настроение из-за ночной смены, так?
– В яблочко. Майор, ваш запрос отфутболили мне из отдела уголовных расследований. У них, видите ли, нет времени наводить справки.
– Прошу прощения…
– Ничего, все в порядке. Как выяснилось, списки пропавших лиц – то самое место, где следовало искать.
– Ага! – Воронцова охватило возбуждение. – Вы опознали лицо на фотографии?
– Когда его снимали, он был не в лучшей форме, верно?
– Умер от сердечного приступа. Он называл себя подрядчиком одной из газовых компаний. Прописался в отеле под фамилией Помарова, и та же фамилия значится в его документах. Но у другого человека был обнаружен голландский паспорт с его фотографией.
– Я сообщу подробности по факсу, но он не был ни голландцем, ни бизнесменом. Он и в самом деле из Киева – по крайней мере, его семья живет здесь. Вернулся на Украину около года назад. Его единственная дочь недавно сообщила о его исчезновении. Он вдовец, и они сильно не ладили. Примерно три недели назад она зашла к нему и обнаружила пустую запертую квартиру. Она приходила еще пару раз, пыталась звонить и в конце концов обратилась к нам. Следов обнаружить не удалось. Теперь он умер.
– Да, – пока дочь Помарова разыскивала отца, он находился в тысячах миль от Киева, в другой стране. – Как его настоящая фамилия?
– Помаров. Потому-то нам не составило труда вычислить его.
– Что он из себя… кем он был?
– Бывший ученый. Сейчас таких пруд пруди. С окончанием гонки вооружений большинство из них потеряло работу. По словам дочери, он очень переживал по этому поводу. Надо полагать – уязвленная гордость. Раньше он работал в Семипалатинске. Собственно, девушка беспокоилась из-за того, что в последнее время он впал в глубокую депрессию. Вот так-то. Чем еще могу помочь?
– Спасибо, это все, – сказал Воронцов, с трудом переведя дух. – Его специальность как-то не вяжется с моими проблемами. Похоже на тупик. Но, в любом случае, еще раз благодарю и считайте меня вашим должником.
Он выключил телефон, с новой силой ощутив вой ветра, болезненное сверкание луны и звезд. Его бил озноб. Семипалатинск. То самое место, где…
