Сергей Зверев - С неба – в бой!
XIII
Монастырск
Дом писателя Бояринова
Спустя пять минут Востряков сидел на стуле около конторки охранника и наблюдал за тем, как в доме идет широкомасштабный «шмон». Наверху, в раритетном кабинете писателя Бояринова, забаррикадировался Каштан. Через дверь с ним вели переговоры сначала рядовые бандиты, а потом и сам руководитель «операции» – солидный московский мафиози по прозвищу Антиквар.
На Вострякова не обращали никакого внимания, точно он представлял собой неодушевленный предмет. Мимо него по лестнице вверх-вниз сновали бандиты, вытаскивая на улицу самые разнообразные предметы. Семену казалось, что он попал на премьеру концептуального спектакля, посвященного действиям банды «зеленых» во время Гражданской войны.
Но в какой-то момент Востряков окаменел. Дверь в очередной раз распахнулась, и внутрь особняка вошла ослепительной красоты женщина, одетая в белую юбку и блузку. Семен увидел ее вполоборота, поразился необычайной грации движений, потрясающей стройности фигуры и вдруг застыл в немом крике. Он хотел вскочить со своего места, что-то сказать, попытался встать, но ноги словно приросли к полу, отказываясь подчиняться своему хозяину. Какое-то кратчайшее мгновение Семену даже показалось, что он перестал дышать.
Красавица сделала шаг вперед, развернулась и с улыбкой посмотрела на Вострякова.
– Аня?!!!
– Здравствуй, Семен, – она грациозно повернулась на каблуках и шагнула к нему навстречу. В этом движении не было ни одной фальшивой ноты – девушка искренне демонстрировала свою радость.
– Как? Как… ты здесь оказалась? – Вострякова в последнее время было почти невозможно чем-либо поразить. Но, как выяснилось, реальность всегда на порядок сложнее ожиданий. В жизни всегда есть место удивлению.
– А ты совсем не изменился, – она остановилась совсем близко, так, что ему стал слышен запах ее дорогих духов. – Такой же жизнерадостный пессимист. Помнишь, мы играли в такую игру? Составляли из двух взаимоисключающих слов новые определения? Неужели забыл? Ты все больше упирал на философию. Мне особенно нравилось «отчуждение приближенных». Хороший термин. То ли Сартр, то ли Камю, то ли Шестов, то ли Мамардашвили, то ли Делез. А на самом деле Востряков! Почему ты молчишь?
– Я вспоминаю. Как у Феллини. «Амаркорд». Кажется, на каком-то диалекте это называется именно так.
Ее глаза обжигали. Так он когда-то впервые определил для себя то восхитительное впечатление, которое производила на него эта женщина. Издалека, сквозь дымку и туман прошедших дней, он увидел ее такой, как в их первую встречу.
Солнце совсем скрылось за непроницаемой завесой тяжелых, свинцово-черных туч. Окрестные поля и перелески превратились в непроходимые болота, дороги размыло, а сам палаточный лагерь на вершине холма приобрел черты сходства с горой Арарат после Всемирного потопа, куда Ной пришвартовал свой Ковчег.
Работать в полную силу было невозможно. Дежурные по утрам с трудом разжигали костер, топили его сырыми дровами, часами в едком дыму готовили завтрак. Только к половине одиннадцатого мрачные фигуры в штормовках с поднятым капюшоном, а кое-кто даже в высоких сапогах с ботфортами начинали движение в сторону раскопа. Это в лучшем случае, если дождь на время прекращался. Тогда до обеда перекидывали отвалы, ковыряясь в сырой глине, которая комьями налипала на лопаты, беспрерывно устраивали перекуры и совсем прекращали копать, если Востряков отлучался в лагерь.
Коли же с утра моросил дождь, все сидели в палатках, бухали, окучивали студенток, играли в карты, пели песни под гитару. А по большей части – дрыхли без задних ног после ночного разгула.
Она приехала утром на электричке, заявилась прямо к завтраку, спокойно, как ни в чем не бывало, поставила свои вещи около выделенной ей палатки, деловито осведомилась, когда начинается работа.
Семен, конечно, сразу же обратил на новую красавицу пристальное внимание. Как начальник отряда, посчитал необходимым лично показать все достопримечательности округи, нашел чистый спальник из своих запасов. И отправил помыться с дороги в реке, стремительно текущей на сто метров ниже по склону. Но потерял голову чуть позже, во время обеда, когда увидел ее глаза…
Ане – двадцать семь, хотя выглядит она моложе. Семену потом казалось, что весь секрет такого свойства ее внешности – неповторимая, сразу очевидная стороннему наблюдателю удивительная соразмерность. Светлые вьющиеся волосы, пухлые губки, правильный овал лица, изящные тонкие руки, стройные длинные ноги, высокая грудь, пышные округлые бедра. Одним словом, писаная красавица. Хоть сейчас на подиум. Но поражало другое – огромные, глубокие как озера (где он украл этот образ?) голубые глаза, режущие твою душу, словно скальпель хирурга.
Спустя десять дней Востряков запишет в своем полевом дневнике, прямо на обороте какого-то чертежа: «Аня Роенко. Стажерка института. Замужем. Попытки завести с ней роман успехом не увенчались. Точка. Конец связи».
К концу сезона, перед самым отъездом, ее образ стал более емким. Но рука начальника отряда не могла вывести на бумаге никаких красивостей и отделалась казенными сухими фразами, будто из рапорта: «Умна, начитанна, тактична. Беззаветно предана науке. Терпелива, рассудительна. Обладает навыками организатора. Играет на гитаре. К спиртному равнодушна, но за компанию может выпить. Немного курит. Боится змей, лягушек и жары. И еще раз подчеркнем – связей, порочащих себя, не имеет. С моих слов мной же записано верно: Начальник договорного археологического отряда Семен Павлович Востряков».
Кто у нее муж, было доподлинно неизвестно. Эта великая тайна скрывалась от простых смертных. Видимо, потому, что муж в их число как раз и не входил. Семен увидел его на Казанском вокзале, когда они вернулись в столицу.
К входу в подземный переход, где «кучковались» прощающиеся участники экспедиции, бесшумно подкатила «Тойота» серебристого цвета. Водитель открыл заднюю дверцу, откуда легко выбрался моложавый, хотя уже немного лысоватый господин средних лет в черном костюме-тройке и помахал рукой Ане. Она быстро расцеловалась со всеми и, закинув на плечи аккуратный рюкзачок, пошла к машине. Господин из иномарки дежурно обнял Аню, сказал ей что-то и открыл дверцу «Тойоты». Аня обернулась, отыскала взглядом в толпе Вострякова и послала ему воздушный поцелуй. После чего исчезла за тонированными стеклами японского автомобиля. Машина отъехала так же бесшумно, как и появилась. Семену оставалось лишь грустно повторять про себя: «Хороша Маша, да не наша».
Но так только начиналась их история.
Сверху по лестнице двое бандитов тащили огромные древние часы. Тяжело дыша, они старались ступать аккуратно, но тот, что шел первым, спиной к выходу, неловко поставил ногу, потерял равновесие и неуклюже рухнул вниз, обрушивая сам антикварный предмет и своего напарника, который, не удержавшись на месте, тоже грохнулся на мраморные ступени. Пространство первого этажа огласилось трехэтажным матом.
– Хорошие душевные ребята. Тебе, наверное, не скучно? – Первый шок прошел, и Востряков поспешил скрыться за стеной привычного сарказма.
Но Аня ничего не ответила. Однако Востряков успел заметить, как возмущенно побелели ее щеки, а скулы напряглись, четче очерчивая изумительный овал лица.
– Кстати, ты, похоже, не очень удивлена нашей встрече? Не так ли? – Семен поймал любимую манеру разговора и не собирался отступать. – И этот солидный господин, как я понимаю, твой новый муж, почему-то заявил, что заочно меня знает. Что бы это значило, хотел бы я знать?
– То, что ты оказался втянут в эту историю, целиком на моей совести, – Аня вдруг сделалась какой-то усталой, под ее глубокими глазами залегли темные тени, словно за несколько секунд она постарела на несколько лет. – Это я посоветовала Антиквару послать сюда именно тебя. По моей просьбе он связался с Разуваем и…
– Что? – Вострякову показалось, что театр абсурда, в котором он вынужден был участвовать уже в течение нескольких дней, пополнился новым, самым ярким действием. – Ты хочешь сказать, что я именно тебя должен благодарить за то, что оказался в этой переделке? Это опять игра? Форма, так сказать, «приближения отчужденных»?
Аня отрицательно покачала головой, хотела что-то ответить, но тут к суете двух бандитов, успешно вставших на ноги и с трудом вытаскивающих слегка подпорченные часы в дверь, добавились новые исполнители. Массовка покинула сцену, в свете рампы показались главные герои.
Первым по лестнице спускался Каштан. Он шел, гордо подняв голову, засунув руки в карманы, всем своим видом давая понять, что капитан покидает корабль непобежденным. Стараясь держаться прямо, монастырский авторитет степенно прошел к выходу из особняка, ногой открыв разбитую выстрелами дубовую дверь.
