Сергей Зверев - Объект 623
— Не стреляй… — захрипел, закрываясь руками, белесый тип с выпуклыми воспаленными глазами. Он пятился к торпедному аппарату и с удовольствием бы выхватил пистолет, если бы он у него был. Как скажешь, дружище, можно и не стрелять. Он ударил сжатым кулаком в полоску жиденьких усов над верхней губой — ей-богу, лучше бы тот позволил ему выстрелить! Задребезжали торпеды, выложенные в ряд на полу. Их еще не успели вставить в торпедные аппараты. Он мельком огляделся. «Перепланировка» налицо. Никаких лишних контейнеров в помещении для стрельбы. Только несколько откидных коек, прижатых к стене. Так уж повелось в отечественном флоте — где живут, там и стреляют. Здесь же наклонный люк над головой, через который осуществлялась загрузка. Вот они, пресловутые торпеды 533-го калибра — четыре штуки разложены вдоль стен под кроватями, еще четыре — под двумя торпедными аппаратами — красно-белой боевой частью к носу. Торпеды выглядели как новенькие! Оснащенные магнитными взрывателями, реагирующими на металл, с уровнями глубины, относительно устаревшие, снабженные двигателями внутреннего сгорания (современные торпеды используют электротягу за счет химических аккумуляторов, а то и ракетные двигатели). Но все равно оружие грозное — скоростное, дальнобойное, бесшумное. Хотя, если присмотреться, можно заметить, что краска кое-где отшелушилась, видна ржавчина. Но условия для их хранения, судя по всему, были идеальные: температура от плюс пяти до плюс пятнадцати, влажность — от пятидесяти до шестидесяти процентов…
Он вылетел обратно в центральный отсек — и вовремя. Там все уже было в пару и дыму, трещали и лопались трубы, бешено вращались стрелки манометров. Капитан с разбитой челюстью норовил подняться, выплевывая выбитые зубы. Его глаза вертелись, как стрелки окружающих его приборов. Рука по-прежнему пыталась дотянуться до пистолета, запрятанного под курткой. Глеб схватил его за грудки, поднял и резко встряхнул.
— Стоп-машина, злодей! А ну, останавливай свою колымагу! — Он не мог позволить, чтобы лодка, лишенная управления, плыла по узкой бухте сама по себе. До скалистых берегов считаные десятки метров, если субмарина треснется об скалу, она превратится в братскую могилу. А один из пассажиров на ее борту, ну, просто до одури хочет жить! Капитан, казалось, ничего не соображал. Но когда ствол автомата уперся под горло, в воспалившихся глазах объявилась кроха здравого смысла. Глеб схватил его за шиворот, подтолкнул к приборам. Заработала рукоятка телеграфа, ведомая нетвердой рукой. Начал замедляться винт в поворотной кольцевой насадке, выполняющий одновременно функции вертикального руля. Лодка задрожала еще сильнее, и Глеб невольно втянул голову в плечи. Боже, только не столкновение со скалой…
Кажется, встали, можно не молиться.
Впрочем, как сказать. Шатающийся капитан вдруг издал душераздирающий вопль, сопровождаемый хрустом раскрошенной челюсти, обернулся — перекошенный, свирепый, со сверкающим сатанинским взором — и схватил Глеба за горло двумя руками! Откуда сила у этого вурдалака? А ведь он чуть не расслабился! Не видать тебе реванша, дружище, это конец вашей трудной и дорогостоящей операции!
В глазах уже витали завихрения тумана, он уже задыхался, костистые пальцы продавливали кожу, и он начинал понимать, что означает фраза «жизнь выдавливается из тела по каплям». Трясущимися руками он упер ствол «Кипариса» капитану в живот, надавил на спусковой крючок и за долю секунды выплюнул остатки магазина. Капитана отбросило, словно в живот засадили чугунным ядром. Он доломал раскуроченный сонар, свалился на своего подчиненного с пышными усами, умершего минутой ранее…
Глеб кашлял, держась за горло. Цветные концентрированные круги носились перед глазами. Невозможно так жить, ему требуется долгий, троекратно оплаченный отпуск по собственному желанию! Лучше в Швейцарии. Но пока он помнил последовательность предстоящих действий. Лодка застыла в стоячей воде — слава Создателю, она ни во что не вляпалась! Срочно требовалось опустить ее на грунт! Он заковылял в электромеханический отсек. Как же славно, что все вентили кранов управления кингстонами выкрашены в однообразный зеленый цвет. Он крутил его лихорадочно, словно матрос-новобранец, над душой у которого завис суровый старшина с секундомером. Хлынула забортная вода в балластные цистерны. Дьявол, ее же сейчас перекосит! Он бросился на центральный пост, кашлял, чихал, защищаясь руками от обжигающих водяных паров. Вертелся, выискивая тот самый заветный кран. Отыскал, бросился к нему, терпел, когда на руки стали брызгать горячие капли, а кожа — покрываться волдырями… Мама дорогая, дел-то сколько! Он влетел в гальюн, окутанный жаркой мглой — в сауне попроще будет! — припал к зеленому крану. Из гальюна, подмечая, что нос лодки начинает задираться (ну, не может он одновременно находиться во всех отсеках!), он бросился в торпедную часть, запнулся о лежащего человека — разлегся тут, понимаешь! — стал вертеть плывущее перед глазами зеленое кольцо. Последовал чувствительный удар, за ним еще один — субмарина ударилась о грунт, подскочила, ударилась вторично… Он стоял ни жив ни мертв, держась за стяжку прижатой к стене кровати, чего-то ждал. Вроде все в порядке, кормовой отсек не взрывается, вода не поступала, субмарина преспокойно лежала на дне Калабановской бухты, и все бы хорошо, кабы не замечать завихрения густого пара, поступающие через переходной люк.
Он с тоской смотрел на расплывающуюся кровать, испытывая неистребимое желание послать все подальше, разобрать эту койку, бросить на нее матрас, всхрапнуть минут по шестьсот на каждый глаз. Все в порядке, случилось именно то, чего он хотел, — выведенная из строя субмарина со своим смертоносным грузом и мертвым экипажем покоится на дне. Осталось лишь заполнить ее водой (дабы точно быть уверенным, что зло не состоится) и не забыть при этом про одинокого пассажира, которому очень не хочется примкнуть к мертвой компании. Ба, да он и есть тот самый пассажир! Он оторвался от койки, побрел к торпедным аппаратам, запинаясь о валяющиеся под ногами торпеды. Остановился, разглядывая их, впал в какое-то вялотекущее оцепенение. «Родные» торпедные аппараты с лодки удалили, установили подходящие для стрельбы подводными снарядами 533-го калибра. В общем-то, наверное, не проблема, торпедный аппарат — это фактически цилиндр с двумя герметичными крышками. С одной стороны цилиндра находится торпедный отсек, с другой — морская пучина. Стрельба элементарна. Вставляется торпеда (главное, чтобы тем концом), стрелок задраивает крышку и приводит в действие клапан подачи сжатого воздуха. Давит рычаг — открывается внешний люк, и торпеда, выталкиваемая воздухом, выстреливается. При этом в ней срабатывает механизм, запускающий двигатель. В открытый люк, конечно, поступит морская вода, полностью затопит торпедный аппарат. Чтобы откачать ее, после стрельбы стрелок закрывает внешний люк и нагнетает воздух в аппарат, заставляя воду удаляться через клапаны. После осушения трубы можно снова открывать внутренний люк и заряжать новую торпеду…
При этом стоит помнить, что торпедный аппарат — это не только орудийный ствол, но и средство спасения замурованных в субмарине людей… Он не был уверен, что в организме достаточно сил, чтобы сделать это, но ждать не мог. Он откинул внутреннюю крышку торпедного аппарата, с тоской осмотрел полость трубы: рычажок для открытия внешнего люка там в принципе имелся, но сумеет ли он им воспользоваться под напором воды? Вздохнув, он начал забираться внутрь — и в этот момент его схватили за ногу, потащили обратно! По совести признаться, он испугался, вот так номер! Он забыл, что белесый господин с выпуклыми глазами жив! У него была в кровь разбита губа, свернут нос, и все лицо представляло страшноватую маску. Он рычал, упирался, что-то шамкал беззубым ртом, тащил боевого пловца обратно в лодку. Глеб ударил его ногой по грудной клетке — там что-то явственно хрустнуло, страдалец отлетел к переходному люку. Он ползал, понимая, что уже не сможет подняться, заливался горькими слезами.
— Не делай этого… — хрипел он и отчаянно шепелявил. — Не делай, пожалуйста… я не хочу умирать…
Вот только не надо на жалость и гуманность давить! Глеб пристально посмотрел на него, укоризненно покачал головой. Эх, мужики, мужики, где же вы раньше были, когда задумывали свои преступные деяния? Под душераздирающий вой он вновь полез в «бутылку» — руки практически не слушались, он помогал себе коленями, проталкивался в узкое отверстие. Уперся пятками в задние выступы, набрал побольше воздуха… и надавил на рычажок.
Он так и знал, что ничего не получится! Сил у человека уже не осталось! Морская вода хлынула в лодку бешеным напором, и Глеба буквально вышвырнуло из торпедного аппарата обратно в отсек! Ну, ничего-ничего, главное, не отчаиваться. Прорвемся! Он ударился спиной о мягкий копчик пытающегося уползти члена команды — наивный, тот думал, что если перевалится в центральный отсек и успеет задраить люк, то будет жить вечно! Тот закричал от боли, захлебнулся, и больше он его не видел. Глеб еще раз набрал воздуха, оценил критично меняющуюся ситуацию — а менялась она кардинально, отсек наполнялся водой с бешеной скоростью. Теперь самое главное, чтобы не угодить под электрический разряд — то есть сваливать отсюда как можно быстрее! Он всплыл на бурной воде, которая дошла уже до уровня переходного люка и начинала заливать центральный отсек. Буйство прекратилось, вода уже не хлестала, а всего лишь быстро поднималась. Глеб поплыл к прижатой к стене кровати, вцепился в стяжку, принялся ждать. Какого черта, хватит! Он в третий раз пополнил запас кислорода в легких и с головой ушел под воду. Самое забавное, что лампы, забранные плотными плафонами, продолжали гореть даже под водой! Он прекрасно видел, куда плывет. Оба люка торпедного аппарата были настежь распахнуты. Давление с обеих сторон уже выровнялось. Вторая попытка — он попробовал вплыть четко в трубу. Получилось коряво, он зацепился головой, содрал кожу на черепе. Но вплыл! А дальше хватался внутри трубы за все, что выступало, подтягивался, проталкивал себя внутрь. Он чувствовал, что теряет сознание, и это заставляло двигаться энергичнее. Он упирался коленями, пятками, тащил себя с таким усилием, как будто впрягся посередь бездорожья в телегу, груженную мешками с картошкой. Голова уже вылезла из лодки (роды, блин) — он, честно говоря, не почувствовал принципиальной разницы. Потом выдавились плечи, торс… Неужели толстеет? Худеть надо, на диету садиться, а то и на две, если на одной не наестся! Бедра извивались, как у танцующей неприличной женщины. Он выдавился в море — как остатки зубной пасты из отработанного тюбика! Болтал ногами, пускал пузыри. Он еще не решил — то ли камнем на дно, то ли всплыть по такому случаю… Ладно, он начал совершать вялые движения руками, которые почти не слушались. Сделать остановку для декомпрессии, чтобы голова потом не взорвалась, повисеть между дном и поверхностью залива. Вспомнил — давно он что-то не пополнял запасы кислорода в легких. Пора бы уже! Он пулей устремился вверх, вынырнул, хлебнул бодрящего ночного воздуха, застонал…
