Михаил Серегин - Крестом и стволом
– Нам бы с вами поговорить надо, – вздохнул в трубку Ковалев.
– Хотите разговаривать, вызывайте повесткой, – официальным тоном предложил священник.
– Не надо со мной так, отец Василий, – кисло отозвался из трубки Ковалев. – Если бы я хотел учинить вам допрос, не постеснялся бы и повестку прислать. Вы это знаете. Но я хочу просто поговорить.
– О чем? О погибшем от рук ваших людей Тохтарове?
– И о Марате Ибрагимовиче тоже, – спокойно сказал Ковалев. – Я его, кстати, очень уважал и не меньше вашего скорблю о потере. Ну так как?
– Я не вижу смысла с вами встречаться, – отрезал священник. – Ваша жизненная позиция для меня давно не секрет, моя для вас тоже тайны не представляет. Что из пустого в порожнее переливать?
– А вы не допускаете мысли, что я не все могу сказать по телефону или в присутствии посторонних людей? – не без доли раздражения спросил Ковалев. – Знаете, батюшка, вы, конечно, правы насчет жизненной позиции: я действительно не могу согласиться с тем, что вы, можно сказать, духовный лидер Усть-Кудеяра, вытворяли в городе последнее время. Но я хочу, чтобы между нами не осталось недоразумений. Неужели вы любите недоразумения?
– Нет, не люблю.
– Так давайте их вместе рассмотрим и уберем! Что вы от этого потеряете? Кроме иллюзий, конечно.
– Ладно, – решительно, только для того, чтобы избавиться от гнетущего чувства недосказанности, отрезал отец Василий. – Приходите в храм, здесь и поговорим.
Слышно было, как Ковалев тихо засмеялся.
– Ну уж нет, – сказал главный мент города. – Если не у меня, то и не у вас. Как насчет шашлычной? Недалеко от вашего дома… Там еще «ара» хозяин…
Отец Василий похолодел. Ситуация складывалась совершенно мистическая. Именно в этой шашлычной состоялся его последний разговор с Парфеном, а вскоре главный бандит города трагически погиб.
– Идет, – вздохнул он. – В шашлычной так в шашлычной.
– Тогда до вечера. В девять я вас там жду.
Священник положил трубку и тяжело опустился на стул. Он прекрасно понимал, о чем пойдет разговор. Ковалев будет просить, чтобы священник перестал давать показания против него и поверил наконец, что никто в смерти Тохтарова не повинен. И, уж конечно, Ковалев не подумает раскаяться ни в одном из своих смертных грехов, и реальный духовный результат переговоров окажется равным нулю.
Почему-то в последнее время все так и шло. Отец Василий мог иметь несколько десятков бесед в день, но каждый раз видел, что подвижки к лучшему происходят у единиц. Людей живо интересовало соблюдение формальной, обрядовой стороны церковной практики, и лишь единицы действительно шли к тому, чтобы проникнуться духом православия. Это несказанно печалило священника, но именно такова была реальная жизнь его родного Усть-Кудеяра.
Дверь заскрипела, и в проеме появилась всклокоченная голова диакона Алексия.
– Ваше благословение, можно войти?
– Входи, Алексий, – кивнул отец Василий. Такое обращение, вместо неофициального «батюшка», говорило о многом. Скорее всего диакону что-то от начальства понадобилось.
– Ваше благословение, – пригнувшись, вошел диакон. – Дозвольте мне на Покров домой съездить.
– Ты что, Алексий, как же я без тебя на Покров управлюсь? – уставился на диакона священник.
– Матушка очень просила, говорит, на Покров преставлюсь, всех наших собирает.
Отец Василий покачал головой. Матушка Алексия была женщина правильная и слов на ветер не бросала. В последние два года она все болела, но о смерти заговорила впервые что-то около месяца назад. И вот теперь – на тебе!
– А до Покрова не управишься?
– Матушка просила быть именно на Покров. Говорит, прощаться буду…
Священник недовольно вздохнул. Управиться одному, без помощника в такой праздник будет тяжеловато, а не отпусти, будет у человека душа не на месте – тоже хорошего мало. Да и выручал его диакон не раз – грех не отплатить тем же.
– Ладно, Алексий, езжай, – кивнул отец Василий. – Исключительно из уважения к твоей матушке дозволяю.
– Спаси вас господь! – совсем против правил, но совершенно искренне пожелал диакон. – Век не забуду вашей доброты!
* * *
Отцу Василию предстояло еще зайти к пожарным – они потеряли схему расположения гидрантов, и следовало занести им копию. Он взял схему, вышел во двор храма и даже зажмурился, так неожиданно ударило в глаза обычно неяркое октябрьское солнце. Священник вдруг подумал, что чем глубже он вживается в быт и нужды Усть-Кудеяра, тем чаще ему приходится решать какие-то, казалось бы, необязательные мирские проблемы и тем меньше у него остается сил на то, за чем он, собственно, и пошел учиться в семинарию. Его духовные усилия проваливались в нечто зыбкое и бесформенное и лишь с трудом находили опору в этом насквозь поглощенном мирскими заботами городке.
Последние события с парфеновским наследством и вовсе заставили его задуматься, а то ли он делает, да и способен ли он вообще не поддаваться разрушающим душу искусам. И пока ответа не было.
Отец Василий прошел мимо богато изукрашенного офиса фирмы «Круиз». Здесь, как всегда, толпились несколько мужчин. Когда пропали парфеновские оборотные средства, эта предоставляющая работу за рубежом фирма чуть не закрылась, и те из устькудеярцев, что не успели отдать деньги на будущую визу и билеты до Испании, чуть не кусали себе локти. Оно и понятно: когда в родном поселке работы практически нет, а заработки составляют от силы тридцать-пятьдесят долларов, мандариновая плантация в Испании кажется раем. Правда, сам священник считал, что нечего ездить по заграницам, когда надо налаживать жизнь здесь, дома, но эта публика к его мнению не прислушивалась.
– Здравствуйте, батюшка! – вразнобой поздоровались мужчины.
– Благослови вас господь, – ответно кивнул священник.
Вообще-то в последнее время в Усть-Кудеяре открылось аж четыре таких фирмы. Одна обещала работу исключительно девушкам и исключительно в Турции, вторая успешно вербовала местных мужиков на вахтовые работы в Тюменской области, третья отбирала народ на стройки Москвы и Московской области. Порой отец Василий весьма удивлялся – неужели в Первопрестольной так остро не хватает строителей, а в Турции работников казино и официанток, что приходится их набирать здесь, за тридевять земель? Видно, не хватает.
* * *
День оказался насыщенным. Он не только успел сходить к пожарным и в райадминистрацию, но еще и крестил двух младенцев и одного взрослого парня, судя по выгоревшим волосам, черному от нездешнего солнца лицу, чирьям на шее и тревожным, бегающим глазам только что демобилизовавшегося из какой-нибудь «горячей точки». Этой осенью дембелей в Усть-Кудеяре отец Василий еще не видел – рановато. Видимо, парень – «отличник боевой и политической», если раньше остальных отпустили.
– Крещается раб Божий… во имя Отца, аминь, и Сына, аминь, и Святого Духа, аминь! – громко провозгласил священник в третий раз, повесил парню на шею простой алюминиевый крестик и уже тише добавил: – Тебе бы грехи исповедовать да причаститься надобно.
Парень судорожно сглотнул и отвел глаза. Трудно было сказать, что привело его в стены храма – может, обет, но скорее страх. У него хватило решимости сделать первый шаг, и ко второму его следовало аккуратно, терпеливо, со всей возможной любовью подвести.
– Я тоже сразу после армии крестился, – с пониманием произнес отец Василий.
Парень удивленно уставился на бородатого, кудлатого, одетого в черное священника.
– Да-да! – улыбнулся ему священник. – После разведбата и спецназа сразу сюда.
– Почему?
– А куда еще? – посмотрел ему в глаза отец Василий. – На Доске почета уже висел, перед строем награждали, да разве это нашему брату когда-нибудь помогало?
Парень еще раз судорожно сглотнул.
– Ты приходи. Поговорим. Спросишь отца Василия, тебя всякий ко мне проведет. Договорились?
Парень нерешительно, как-то наискосок мотнул головой. «Не придет, – понял священник. – По крайней мере в ближайшие две-три недели точно не придет. Надо мне его самому найти».
В прошлый раз он опоздал. К нему так же пришел мальчишка – точно такой же, загорелый, с выцветшими голубыми глазами за белыми ресницами. Крестился, обещал прийти еще раз. А через месяц удавился в материном сарае.
Отец Василий перевел разговор на мирские темы, спросил, куда парень думает устраиваться, вслух вспомнил, что на товарном дворе, кажется, непьющий бригадир был нужен, да и зарплата там неплохая. Поинтересовался ненароком, из какого он района да чьих кровей, и отпустил, только когда увидел, что мальчишка перестал внутренне отстраняться.
А минут сорок спустя, когда священник уже начал поглядывать на часы, чтобы не пропустить назначенную Ковалевым встречу, в храме появилась девушка.
– Отец Василий? – вопросительно и как-то неуместно игриво поинтересовалась она.
