Андрей Воронин - Группа крови
Это помогло. В голове у него немного прояснилось, и он начал было что-то соображать, но тут его обожгло новым страхом: а вдруг деньги ему все-таки почудились? Он крутнулся на месте, сбивая под собой драное ватное одеяло, и испуганно схватился за коробку.
Деньги были на месте. Леха поставил коробку рядом с собой – так, чтобы она не лезла в глаза и в то же время была под рукой, – и заставил себя думать.
Собственно, почему бы Мышляеву не держать бабки в коробке из-под обуви? Это такое место, где их не станет искать ни один грабитель. То, что сам Леха наткнулся на них по чистой случайности, служило тому наилучшим доказательством. Это раз.
Деньги лежали в доступном месте. Значит, в коробку периодически лазят – берут деньги, кладут деньги.., может быть, даже пересчитывают на сон грядущий. Это плохо. Если пересчитывают, то это вообще катастрофа. Но это все-таки вряд ли… Но так или иначе, забирать все до последней бумажки нельзя – заметут. И неизвестно еще, станет ли Пистон со своими дружками защищать Леху.
Тут Леха снова горестно вздохнул и закурил еще одну сигарету. О том, что его присутствие в этой комнате обнаружат по пеплу, окуркам или запаху табачного дыма, он не беспокоился, поскольку помещение напоминало накопитель мусоропровода после прямого попадания фугасной бомбы.
Леха вздохнул еще раз и пошевелил пальцами в коробке с деньгами, слушая их приятный шелест.
Ему очень хотелось забрать деньги целиком, вместе с коробкой, но он понимал, что это слишком опасно.
Если под кроватью останется хоть что-нибудь, у хозяев могут возникнуть сомнения: может, сами потратили, а потом забыли?
"Держи карман шире! – мысленно одернул себя Леха. – Мышляев совсем не похож на склеротического старца. Но дать Пистону себя зарезать, когда деньги под рукой… Нет, так поступать тоже нельзя.
Все, – прикрикнул он на себя. – Все, я сказал!
Будь что будет, но двадцать пять штук я возьму.
И потом, если бы эти бабки были мои, а потом вдруг исчезли, как бы я рассуждал? Если исчезло все до копейки, значит, какая-то падла их спионерила и теперь хихикает в кулак на полпути в Европу. А если бы пропала часть, я бы первым делом подумал, что сам размотал их по пьяной лавочке. Это все, конечно, детский лепет, но, в конце концов, кто не рискует, тот не выигрывает. А Мышляев… Ну что Мышляев? Что он мне сделает? В милицию заявит? Это вряд ли.
И вообще, не пойман – не вор. Ничего не видел, ничего не знаю, ни о каких деньгах слыхом не слыхал.
Тридцать пять штук в открытой коробке под раскладушкой – вы что, блин, совсем офонарели? Может, их крысы растащили, почем я знаю? Это ж подвал все-таки, и не банковский мать его, подвал… Сами подумайте: если бы я их нашел, так разве я бы здесь что-нибудь оставил? Выгреб бы все до последней бумажки и рванул когти. Я – человек маленький, мне таких денег надолго хватило бы…"
Победив таким образом воображаемых противников и с грехом пополам преодолев собственную жадность, Леха-Лоха отсчитал двадцать пять тысяч долларов, распихал деньги по карманам, а коробку с жалкими остатками прежней роскоши поставил на прежнее место. Затем он поднял с пола забытую бутылку водки, сделал из нее богатырский глоток в ознаменование неожиданного успеха, придвинул раскладушку к стене и вышел из мастерской Гаркуна, даже не посмотрев на полиграфическую машину, которая стояла на верстаке.
На пороге он остановился, озадаченно покачал головой и довольно самокритично заметил вслух:
– Везет же дуракам!
Глава 9
Паучьи сокровища
Кузнец осторожно, стараясь не стукнуть донышком о стол, отставил в сторону стакан, на дне которого плескалась лужица темно-коричневой прозрачной жидкости с разбухшими крупинками гранулированного чая, и деликатно утер тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот. Он немного помялся, не зная, что еще сказать, а потом решительно хлопнул ладонями по коленям и встал из-за стола.
– Ну, спасибо за чай, спасибо за ласку, – сказал он, глядя в угол. – Мне, пожалуй, пора и честь знать. Может, тебя подбросить?
– Да нет, спасибо, – отказался Коровин, который понятия не имел, куда его можно подбросить.
– На нет и суда нет, – покладисто согласился Кузнец, переступил с ноги на ногу и негромко добавил:
– Ты все-таки.., того.., поаккуратнее. Ладно?
– Ладно, – сказал Коровин. – Обещать не могу, но постараюсь. Да не казнись ты так, Миша! – воскликнул он, бросив взгляд на понурую фигуру Кузнеца, который стоял в дверях кухни, комкая в мозолистых руках кепку. – Ну чем еще ты можешь помочь? Ты и так сделал невозможное. Я тебе этого по гроб жизни не забуду. Только… В общем, я не знаю, когда смогу вернуть деньги и смогу ли вообще.
– Это ты брось, – решительно оборвал его Кузнец. – Про это ты даже не заикайся. Все будет как надо, понял? Иначе я даже не знаю… Иначе правда, что Бога нет, вот! А про деньги забудь. Не думай ты про эти бумажки. Сегодня они есть, завтра нет – подумаешь, горе! И вот еще что… Будешь на кладбище – поклонись за меня покойнице.
– Обязательно, – пообещал Коровин. – Только боюсь, что она бы нас не одобрила.
– Ну, она-то у тебя святая была, – со вздохом сказал Кузнец. – А мы люди простые, грешные…
В общем, пошел я.
– Спасибо, Миша, – еще раз поблагодарил Коровин, пожал узкую и твердую, как дубовая доска, ладонь приятеля и проводил его до дверей.
Заперев за Кузнецом старенький французский замок, Коровин вернулся на кухню и присел на свое любимое место у окна. Он налил себе еще один стакан чаю, разломил сушку и стал смотреть во двор, механически хрустя сушкой и запивая ее горьким тепловатым настоем чайных листьев.
Завернутые в прошлогодний номер «Труда» деньги лежали на столе – там, куда положил их Кузнец.
Коровин еще не прикасался к свертку: ему казалось, что, как только он развернет мятую, слегка пожелтевшую газету, ход событий перестанет зависеть от его воли. Это невинное с виду действие станет необратимым шагом, после которого ничего нельзя будет остановить и повернуть вспять.
Коровин горько усмехнулся, прихлебывая остывший чай. К чему обманывать себя? От него, Андрея Витальевича Коровина, давно ничего не зависит – все идет само по себе, катится под гору, как потерявший управление тяжелый грузовик без водителя, давя и ломая все на своем пути. Если бы хоть что-то в этой трижды проклятой жизни зависело от него, то разве Валентина умерла бы такой страшной смертью? Разве ее убийца продолжал бы с довольной миной разъезжать по городу на своем дорогом спортивном автомобиле и по-прежнему свысока поплевывать на честных людей? Все-таки Миша Шубин, дай Бог ему здоровья, наивный человек. Он все еще верит в какую-то высшую справедливость: мол, отольются кошке мышкины слезки… Ох, не отольются! Чем больше погибнет в кошачьих когтях безобидных мышек, тем жирнее и самодовольнее становится кошка.
Ведь мышки такие вкусные и совершенно не умеют постоять за себя!
Вот именно, сказал он себе. Не умеют. А я умею?
Хорошо скрипеть зубами и тешить себя планами мести, когда точно знаешь, что осуществить эти планы ты не можешь в силу объективных причин. Это Россия – страна мечтателей и бездельников. Потому нами и помыкают все, кому не лень – мерзавцы, хамы, воры, бандиты… А теперь денежки – вот они.
Помнится, кто-то грозился, что купит винтовку с оптическим прицелом и вышибет этому Моряку его вонючие мозги. Ну, так вперед!
О том, что хорошая снайперская винтовка стоит около пяти тысяч долларов, Коровин узнал из газет.
В той же газете было написано, что приобрести оружие в Москве, как и в любом другом городе России, – раз плюнуть. Коровин, душа которого в последние три месяца представляла собой сплошную открытую рану, слепо принял на веру это утверждение и убедил себя в том, что сможет самостоятельно рассчитаться с Моряком. Теперь, когда последнее препятствие на пути к поставленной цели было неожиданно устранено сердобольным Кузнецом, Коровин впервые серьезно задумался о том, где и как он намерен купить винтовку. Такие вещи не продаются в хозяйственных магазинах. Более того, оружие такого типа вряд ли удастся купить далее в специализированном охотничьем магазине. И потом, нужна какая-то лицензия, что ли…
Оставался черный рынок. Но как на него попасть?
Черный рынок – это вовсе не какая-то определенная площадь или здание, выкрашенное в черный цвет.
Нельзя сесть в такси и попросить водителя: «Отвезите меня, пожалуйста, на черный рынок». У черного рынка нет географических координат и дверей со стеклянными табличками: «Оружие», «Наркотики», «Валюта»… Черный рынок – это заброшенная в бурлящее море большого города сеть, настолько тонкая, что разглядеть ее невооруженным глазом практически невозможно.
"Отлично, – мысленно сказал себе Коровин, и в этом замечании слышался сарказм – горький, как полынь, и ядовитый, как яд гадюки. – Просто превосходно! Вот и готово очередное непреодолимое препятствие. Можно спокойно пропить эти пять тысяч, тем более, что Миша, как человек необразованный, но глубоко интеллигентный, никогда не напомнит мне о долге. Пять тысяч долларов – это очень много водки.
