Лев Пучков - Тактика выжженной земли
Короче, не знаю… Ничего более продуктивного на ум не приходило. Устал я. Жить и бороться не хотелось – сил не было…
Между тем Родимый и Смирнов в обстановке особой секретности сняли решетку с окна кладовки на первом этаже (окно с тыльной стороны выходит на сквер). На мой вялый вопрос по существу сего деяния было заявлено, что ночью будет штурм и мы готовимся к обороне.
Я обнюхал обоих – алкоголем не пахло, зрачки – в норме… Что ж, бывает – по всей видимости, просто переволновались. Да и немудрено – денек выдался еще тот…
В семь вечера позвонил Собакин и сказал, чтобы я ждал его и один не уезжал. А я и так собирался оставаться: дома у Василисы какие-то проблемы, ночевать не может, так что кроме меня приглядеть за камрадами в стационаре некому.
В 20.00 Смирнов, Родимый и Василиса убыли домой. В клинике остался я, двое охранников да двенадцать пациентов.
В начале десятого подъехал Собакин. Я как раз спустился из стационара, проходил по холлу второго этажа и имел удовольствие через окно лицезреть восшествие основного местного «дуребора» на крыльцо клиники.
Собакин был сильно пьян, качался, как моряк на штормовой палубе, что-то напевал и мотал головой в такт. В левой руке у него был увесистый пакет, в правой – полуторалитровая бутылка водки с ручкой.
Добравшись до моего кабинета, Собакин мгновенно протрезвел и, выгружая из пакета на стол кучу всякой еды, сообщил, что возле клиники обнаружены два вражьих наблюдательных поста, штурм следует ожидать ориентировочно после полуночи, а подмога прибудет с минуты на минуту – как стемнеет.
Выглядел мой толстый патрон вполне вменяемо, так что я его обнюхивать не стал, но попросил уточнить пару моментов.
– На фига, вообще, кому-то штурмовать клинику? Ничего ценного у нас нет. Инкассация была в 19.00, «дури» и медикаментов группы «А» осталось совсем немного. И потом, «штурм» – военный термин. На нас что, будут наступать автоматчики с бронетехникой?
Собакин сказал, что медикаменты наши никому не нужны и автоматчиков, скорее всего, ждать не стоит. Будь на то вражья воля, они с огромным удовольствием сбросили бы на клинику пару десятков авиабомб, а потом для верности добавили бы из огнеметов. Но поскольку таковой воли нет, нас, скорее всего, будут элементарно поджигать. Так что стоит рассчитывать на десяток лиц с битами и монтировками, приправленных малой группой поддержки с огнестрельным оружием и какими-то техническими средствами для перевозки ГСМ.
– Поджигать?!
– Да, поджигать…
Здорово! Недолго тут у нас шалила цивилизация. Добро пожаловать обратно в родное и уютное Средневековье…
Вскоре инкогнито прибыла подмога: Смирнов и трое коллег Собакина, с которыми он везде разъезжает. Как они подъехали, я не видел (окна моего кабинета расположены справа от крыльца, на втором этаже, двор виден как на ладони), посему сделал вывод, что хлопцы влезли через окно со стороны сквера.
– Если увидят, что народу много, – не полезут, – пояснил Собакин.
– Так, может, и к лучшему?
– Не, пусть нападают. Прищучим разом, чтоб потом не маяться. Сходи погаси везде свет. Пусть будет внизу в вестибюле, на посту в стационаре – ну и тут, естественно…
Я прогулялся, выключил лишний свет, проверил камрадов в стационаре и предупредил, что Собакин здесь (они его боятся – глядишь, постесняются лишний раз «ставиться»). Потом я принял душ и вернулся в кабинет с намерением внести предложение – для релаксации помалу вкусить из сосуда, что Собакин приволок с собой.
Намерение мое несколько запоздало: «дуреборы» уже вкушали, и не помалу – Смирнов, оказывается, принес еще литр.
Оставалось только присоединиться к честной компании и ради проформы задать актуальный вопрос.
Актуальный вопрос (насколько хороши будут пьяные сотрудники в качестве защитников клиники?) Собакина слегка обидел:
– А кто будет пьяным?! Тут от силы по четыреста на брата получается! Как раз только-только расслабиться…
Пьяным стал я – и очень быстро. «Дуреборы» наливали споро и деловито, где-то через полчаса я был хорош настолько, что с трудом выговаривал слова. Собутыльники мои между тем выглядели бодро и свежо и спокойно общались на профессиональную тему – я мало что понимал из их разговора.
Да, видимо, я сильно устал за последнюю неделю. Никогда ранее так стремительно не пьянел. Если так и дальше пойдет – быть мне алкоголиком.
Между делом Собакин пару раз кому-то позвонил: по вопросам было ясно, что корреспондент находится где-то неподалеку и наблюдает за обстановкой возле клиники. Это меня успокоило: значит, мы тут не одни, где-то поблизости сидит в засаде резерв. Или засада в резерве – короче, кто-то тут есть еще.
И вообще, можно не волноваться. От меня сейчас мало что зависит: люди с «питомника» контролируют ситуацию и сделают все, как надо…
* * *Через некоторое время что-то произошло: видимо, я в очередной раз клюнул носом, потому не понял, что именно, но все мои собутыльники вдруг организованно встали и покинули кабинет.
Поборовшись с заплетающимися ногами, я с трудом одержал верх и тоже вышел вон.
«Дуреборы» сгрудились у раскрытого окна в темном холле и прислушивались к звуку, доносившемуся с улицы. Звук был похож на сдвоенное урчание мощных моторов, например дизельных тягачей.
Вообще-то это нонсенс, в такое время суток по улице возле клиники вообще никто не ездит, а движение тяжелого транспорта через центр города категорически запрещено.
Я открыл было рот, чтобы задать вопрос о природе звука, но Собакин, каким-то мистическим образом угадавший в темноте мое намерение, дернул меня за руку и прошипел прямо в ухо:
– Тихо! Молчи, слушай. Вон – к окну встань, смотри…
Звук медленно, но уверенно приближался. Теперь было совершенно очевидно, что это мощные автомобильные моторы.
Перед воротами клиники вдруг откуда ни возьмись возникла милицейская машина с включенной «мигалкой». Развернувшись, она сдала назад и прижалась к обочине, словно желая кого-то пропустить.
Спустя несколько секунд звук моторов превратился в рев – из темноты шарахнуло ослепительным светом фар, закрытые на ночь ворота вдруг сложились, как пластиковая изгородь детского конструктора, и во двор клиники ввалилась тупая «камазья» морда, волокущая за собой многотонную цистерну.
– Понеслась!!! – скомандовал Собакин, и «дуреборы» с воплями и гиканьем ломанулись к лестничному маршу.
Я остался на месте (да просто туго соображал – не понял, что делать) и успел заметить, что во двор лезет второй «КамАЗ» с цистерной, а от сломанных ворот бегут к крыльцу какие-то серые фигуры. И показалось мне с пьяных глаз, что их там неимоверно много!
Сообразив наконец, что надо как-то действовать, я неуверенной трусцой припустил к кабинету, на ходу решая дилемму: мне теперь как – просто спрятаться или все же примкнуть к рядам защитников клиники?
Едва я успел добраться до кабинета, внизу сочно лопнула витрина и победно заорал хор злобных голосов. Дилемма была решена в пользу активной обороны: с детства ненавижу вандалов!
Я схватил со стола пустую бутылку с ручкой, покинул кабинет и осторожно спустился вниз.
В вестибюле было пусто. Через разбитую витрину с улицы несло бензином. Я немного постоял в нерешительности, прислушиваясь к воплям и звукам ударов, раздававшимся снаружи, а что-то там было не особенно комфортно! Собравшись наконец с духом, я распахнул двери и грозно шагнул на крыльцо, переполненный решимостью примкнуть к рядам защитников.
А примыкать уже не было смысла: ввиду отсутствия необходимости в защите.
В общем, пока я перемещался и размышлял (это от силы минут пять – даже со ссылкой на пьяные ноги), тут уже все урегулировали без меня.
Люди в форме, с заброшенными за спину короткоствольными автоматами, деловито волокли пленных к невесть откуда взявшимся у сломанных ворот микроавтобусам. Как они здесь оказались, для меня было загадкой, но вели себя эти нежданые хлопчики как хозяева: сопротивление задержанных подавлялось стремительно и жестоко, о чем свидетельствовали непродолжительные сдавленные крики, наполненные болью и страхом.
Прямо под демонстрационным эркером лютый Собакин привычно прыгал на ком-то и, пересиливая вопли допрашиваемого, ритмично интересовался:
– Кто?! Вас?!! Послал?!!
Люди в форме трудились не только во дворе и у ворот: на дороге они зачем-то били двух милиционеров и тоже что-то у них спрашивали. В сполохах мигалки это было похоже на мексиканский танец, а о чем шла беседа, я не понял: спрашивали слишком быстро, слов не разобрать, да и далековато все это происходило от крыльца.
Еще через несколько минут двигательная активность вовсе сошла на нет. Допрашиваемый ответил Собакину нечто такое, что ему пришлось по душе, и милиционеры на дороге, судя по всему, тоже проявили благоразумие: их перестали бить и вместе с остальными пленными погрузили в один из микроавтобусов.
