Андрей Дышев - Одноклассники
– Ирина Юрьевна, мамой клянусь – нет здесь нашей вины. Ее дружок к нам ворвался, полдома спалил, всех на пол уложил… Вооружен как Рэмбо – с гранатометом, «калашниковым», «эфками»… Мамой клянусь, это какой-то чеченец, совершенно отвязанный, ничего не боится…
– Тряпка! – с неутихающей злостью кинула Ирина и отключила телефон.
Она была шокирована известием. Когда Ирине пришла в голову идея взять Веру в заложницы, то она предусмотрела все: еще на горнолыжном склоне девчонке должны были надеть на глаза повязку, чтобы она не увидела машину, ее номеров и дом, в который ее затем отвезли. Снять повязку должны были только в подвале, причем братве предписывалось общаться с девчонкой исключительно в масках. Отпустить Веру должны были тем же порядком: с повязкой на глазах сначала отвезти куда-нибудь подальше на машине, потом затащить в лесную глухомань и только там отпустить. Но эти ублюдки все запороли! Они прошляпили ее! Конечно же, девчонка запомнила местонахождение дома и, вполне возможно, кое-какие физиономии. Нормальному следователю не составит труда протянуть логическую цепочку от подвала, в котором сидела Вера, до нее, Ирины.
Ирина медленным шагом прошла по тропе, покусывая кончик телефонной антенны. Марат хоть и говнюк, но кое в чем, конечно, прав. Рыльце у этой дурехи, в самом деле, в пушку. Да еще в каком! Она, по сути, сообщница Курги. Брат поручил ей самую ответственную процедуру – получение денег. И никто ей не поверит, расскажи она, как рюкзак с деньгами вдруг отобрали неизвестные ей люди. Оперативники руками замашут: врешь, сучка! Спрятала где-нибудь до лучших времен!
В конце концов, остается шанс, что эти лоботрясы все-таки поймают ее, не дадут далеко уйти. Если они исправят свою ошибку, то заткнуть рот девчонке с легкостью можно будет «признанием». Пригрозить: если ляпнешь кому-нибудь о том, как тебя заперли в подвале, так «признание» сразу попадет на стол прокурору, и твоему братцу кранты!
Значит, волноваться нет особой причины. Если эта Вера не полная идиотка, то она не станет обращаться в милицию, а наоборот – постарается тихо и бесследно исчезнуть. В этом случае брат будет сам отдуваться на суде, а она останется вне подозрений.
Успокоившись, Ирина повернула назад, к трубе. Теперь другая проблема: как объяснить Курге, почему в данный момент переговоры с сестрой невозможны? Если сказать правду, мол, радуйся, твоей сестричке удалось сбежать на волю, то не станет ли он требовать свое «признание» назад? Станет, наверняка станет. И еще палить из своей берданки начнет. Даже такой тюфяк запросто может озвереть, когда осознает, как его крепко надули и в какое дерьмо он сам себя окунул. Пока подоспеет Леша с ребятами, от кого ждать помощи? От дегенеративного Пирогова?
Тогда лучше солгать. Сказать что-то неопределенное. Вроде: Вера сейчас спит. Или: Вера отказалась говорить с тобой.
Ирина так и не решила, что она скажет Курге. Едва она приблизилась к трубе, как дверь распахнулась и из темноты показалось озверелое лицо Курги.
– Ну?! Что?! – захрипел он. – Не тяните же!!
– Все в порядке! – кивнув, ответила Ирина.
– Дайте же трубку! Она уже на связи?
– Нет, подождите! – отводя глаза от невыносимого взгляда Курги, ответила Ирина. – Я договорилась, ее скоро отпустят – живой и невредимой. Но сейчас, к сожалению, она не может с вами поговорить.
– Почему? – произнес Курга, и Ирина увидела, как смертельная белизна заливает его лицо.
– Понимаете, – стала с ходу сочинять Ирина, – она сидит в таком подвальном помещении, где мобильный телефон не берет.
– А разве, – едва слышно произнес Курга, – разве ее нельзя вывести из этого помещения наверх?
– Пока нельзя! – начала злиться Ирина. – И на это есть объективные причины. Что вы беспокоитесь? Я же вам сказала – все нормально! Ее отпустят! Чуть позже!
Курга, глядя остекляневшими глазами на Ирину, медленно качнул головой.
– Я вам не верю, – одними губами шепнул он. – Они ее убили…
– Это уже ваши проблемы! – отмахнулась Ирина. – Я что – попугай, чтобы по сто раз одно и то же повторять? Жива ваша сестра! Жива!
Она никогда не видела таких страшных глаз и едва сдерживалась, чтобы не повернуться к Курге спиной. Он еще что-то прошептал, но невнятно, и Ирина не разобрала ни слова.
Не говоря более ничего, он повернулся и, шаркая ногами, стал медленно подниматься по лестнице. Дверь не захлопнулась, ее по-прежнему удерживала дощечка. Ирина стояла и слушала, как завывает в трубе сквозняк. В душе ее вдруг шевельнулось какое-то странное и очень неприятное чувство: на мгновение ей вдруг показалось, что это она идет вверх по винтовой лестнице в бесконечную пустоту – измученная от недосыпа, от холода и грязи, истерзанная одиночеством и потерей последнего человека на земле, который ее любил…
Она тряхнула головой, прогоняя это глупое наваждение, глубоко вздохнула и повернулась лицом к горам, уже почти полностью скрытым облаками. «Как быстро испортилась погода, – подумала она с сожалением. – А утром было солнце, и казалось, что голубое небо и сверкающие ледники – это навечно».
Она вздрогнула от грохота выстрела, который эхом заметался по тесной трубе. «Господи, что это?» Минуту Ирина стояла замерев, прислушиваясь к завыванию сквозняка. Потом с опаской приоткрыла скрипучую дверь, зашла в коридор и стала на цыпочках подниматься.
Курга лежал на ступенях головой вниз. Из его почерневшего раскрытого рта толчками выплескивалась темно-вишневая кровь. Ружье валялось в ногах, и одной рукой Курга все еще сжимал ствол.
«Дурак! – подумала она, не давая предательской жалости охватить ее душу. – Сам виноват. Надо было набраться терпения, и увидел бы свою убогенькую сестру… Ох, все-таки совок – он и есть совок. Даже не попытался отобрать у меня свое «признание».
Осторожно, чтобы не наступить в ручеек крови, Ирина поднялась к трупу, открыла саквояж, вынула «признание» и вложила его в скрюченную ладонь. Принтерную фотографию «распятой» Веры она подняла с пола, чиркнула зажигалкой и поднесла к ней огонь. Девушка, корчась, сгорала как еретичка в инквизиторском костре.
Вдруг Ирина услышала приглушенный звук зуммера. Она посмотрела вокруг себя, но ничего, что могло бы издавать такой звук, не увидела. Казалось, что зуммер, подобно душе самоубийцы, ищет выход из мертвого тела. Ирина присела перед трупом, брезгливо откинула край его куртки и увидела торчащий из нагрудного кармана штырь антенны. Она вынула портативную радиостанцию, повертела ее в руках и надавила на кнопку «Прием». Раздался тихий женский голос:
– …я иду к тебе! Я запомнила место, где они меня держали. И лица запомнила. Они тоже будут сидеть, я тебе это обещаю!.. Ты слышишь меня?..
«Мерзавка!» – подумала Ирина и даже глаза прикрыла от ненависти. Она воткнула радиостанцию в карман покойника и включила свой мобильный.
– Марат, – глухо произнесла она. – Слушай меня внимательно. Девка идет в мою сторону. Поставь на уши всех наших уродов. Прочешите лес в моем направлении. Эту сучку найти и прикончить. Это ваш последний шанс отмыться от дерьма…
Аккуратно, не оставляя следов, она спустилась вниз, вышла из двери и поддела ногой дощечку. Дверь мягко закрылась. Щелкнул электрозамок.
Глава 49
БАНАНЫ
– А теперь держись за что-нибудь, – сказал Вешний Кириллу. – Сейчас я тебе расскажу такое, отчего у тебя уши в трубочку свернутся. Отгадай с трех раз: что с нами случилось?
Они продолжали стоять посреди улицы под пирамидальной елью. Вера – плечом к плечу с Кириллом. Вешний – напротив. Машины, проезжающие мимо, брызгались снежной кашей. С неба сыпались белые хлопья.
– Все угодили в вытрезвитель, – предположил Кирилл. Он терпеть не мог длинных вступлений.
– Если бы! – вздохнул Вешний и с некоторым подозрением взглянул на Веру. – Надеюсь, у девушки нервы достаточно крепкие? Кстати, меня зовут Андрей.
Он протянул ей руку. Вера тоже представилась.
– Судя по тому, как вы нежно обращались с Кириллом, вы ему не жена, – умозаключил Вешний.
– Валяй дальше! – поторопил Кирилл.
– Но я прав?
– Правы, – ответила Вера.
– Так вот, – сказал Вешний, прикуривая. – Какой-то паскудник взял нас всех в заложники. Запер в охотничьем приюте. И поставил Ирке Гончаровой условие: или «лимон» баксов, или мы все покойники.
Кирилл не мог понять – разыгрывает его Вешний или говорит правду.
– Ты шутишь?
– Если бы! – хмыкнул Вешний. Влажная сигарета никак не хотела тлеть, и Вешний раскуривал ее с таким усердием, что у него втягивались щеки. – Никаких шуток! Все очень серьезно… Мне чудом удалось вырваться. В шесть утра, когда он потерял бдительность, я сиганул через забор… Мать моя женщина, пулеметная очередь прямо надо мной прошла!
– У него что – пулемет?
– И пулемет, и снайперская винтовка, и еще целый арсенал! – жуя фильтр сигареты, заверил Вешний. – Садист, маньяк, ни на какие уговоры не поддается.
