Иван Стрельцов - Уничтожить всех
Выбравшись из своего укрытия, Денис бросился к месту взрыва. Взрыв «жабы» оказался на редкость удачным. Сработав в гуще боевиков, мина не оставила никого в живых, даже раненых не было.
Это походило на скотобойню, все пространство вокруг было забрызгано кровью, кусками плоти. К кислому запаху сгоревшей взрывчатки добавился приторный запах свежей крови, мяса и требухи. Тех моджахедов, что не убила взрывная волна, порвали в клочья шарики стальной шрапнели. При виде такой картины голливудские мастера ужастиков умерли бы от зависти, но Давыдову было не до сентиментальности. На звук взрыва вскоре прибудут остальные встревоженные террористы, нужно было поторопиться.
Необходимым оружием морпех разжился у двух моджахедов. Автомат и набитый боеприпасами разгрузочный жилет он стащил с афганца, который последним спустился с лестницы. Одна-единственная шрапнелина насквозь продырявила «лифчик» в левой части груди. Труп, чтобы не бросалось в глаза отсутствие оружия, столкнул с палубы в воду. Со второго трупа однорукого душмана, которому ударной волной оторвало голову, стащил широкий кожаный ремень с пистолетной кобурой, помня один из постулатов разведки, что у каждого оружия свое предназначение.
Схватив в охапку трофеи, Денис со всех ног бросился в крайний бокс, который, по сути, являлся ремонтной мастерской с различными станками и инструментами. Вскочив на верстак, разведчик сдвинул решетку воздуховода, забросил туда оружие и разгрузку, потом забрался сам. Приладив на место решетку, по-пластунски подполз к следующему зарешеченному люку, откуда можно было наблюдать место взрыва. Теперь следовало затаиться в ожидании…
Опершись локтями о край фальшборта, Горобец с интервалом в пять минут смачно сплевывал вниз, наблюдая, как слюна достигает поверхности океана. Правда, весь процесс до конца досмотреть не получалось, слишком было высоко. Но показное безделье полковника было внешним, на самом деле военный интендант предавался глубокомысленным размышлениям. «Это же какие деньжища я заработал за последний год? Сперва десять штук „евро“ (это только познакомился с богатыми англичанами), потом двадцать пять. А когда предложили набирать команду наемников, сразу отвалили сто „кусков“. Правда, пятнадцать тысяч пришлось отдать военкоматовским шакалам за то, что они подбирали кандидатов». Воспоминания о том, что с частью денег пришлось расстаться, серой тенью обозначились на лице полковника. Справедливости ради стоило бы заметить, что эти деньги были высчитаны из авансов самих наемников, но интенданту от этого было не легче. Мог же себе в карман положить. Зато последнее дело, в которое он с трудом напросился, перекрыло все его мечты и планы. Пятьсот тысяч, полмиллиона, и всего за несколько дней. «Вот это капитал, вот это настоящая сумма для настоящего бизнесмена. Это тебе, Богдан, не консервы с продовольственного склада тащить и в тещиной деревне продавать по дешевке». Мысль о деньгах заставила сердце полковника забиться, как после длительного совокупления. Такое с ним прежде было лишь однажды, когда развалился Советский Союз на удельные княжества и местные князьки стали рвать на куски Великую и Несокрушимую Советскую армию. Молодому лейтенанту, недавнему выпускнику военного училища тыла, следовало определиться — оставаться верным присяге СА или по новой присягнуть армии Незалежной. Это напоминало игру в «наперстки» по самой большой ставке — либо золотой шарик, либо фига на постном масле. Взвесив все «за» и «против», Богдан Горобец решил еще раз присягнуть. Присягнул и не прогадал…
Служил в столице и был уже в звании полковника, потому что знал, кому из начальства лизнуть пониже спины, а перед кем прогнуться, высказывая националистические идеи вслух и козыряя своими истинно национальными именем и фамилией.
Напиваясь по праздникам с подчиненными, он с пафосом разглагольствовал, задрав вверх указательный палец:
— Уже полковник, и это не предел. А пошел бы к москалям, был бы самое большее капитаном в каком-нибудь северном Мухосранске. Да еще за спиной называли бы хохлом. Тьфу, гидота.
Слушая его, подчиненные подобострастно улыбались и согласно кивали, потому что они также овладели техникой местечкового подъема по карьерной лестнице.
«Полковник, полковник, — продолжал Горобец, — тьфу на него». — Теперь его совершенно не интересовала карьера — все, что можно было получить, он давно получил. Пятикомнатную квартиру в центре столицы, построил две трехэтажные дачи в элитарных поселках. Не говоря уже о современной мебели, различной бытовой технике и четырех недорогих, но иномарок (по числу членов семьи). Звание генерала в будущем уже не грело его душу. В будущем Богдан Кириллович уже видел себя в плеяде крупных бизнесменов. «Вернусь домой — сразу же увольняюсь со службы и развожусь с Галкой, — размышлял будущий Рокфеллер, с кислой миной вспомнив свою благоверную. В молодости это была худенькая, смуглолицая, с крошечной грудью дивчина, обаятельная и страстная. Но с возрастом все изменилось. Еще не старая Гала превратилась в высушенную злобную суку, как порой казалось супругу, злобно скалящую до десен зубы. Впрочем, у Горобца уже давно имелась альтернатива. Двадцатилетняя Альбина была полной противоположностью. Невысокая, холеная, с белоснежно-молочной кожей, большой упругой грудью и широкими бедрами. — Разведусь, дети уже взрослые, поймут. Создам свою торгово-закупочную фирму, опыт есть, а с такими деньгами можно будет развернуться во всю ширь. Склады, супермаркеты, собственные автопредприятия. За год-другой столицу под себя положу, а позже и область. Ну, а потом…»
Что будет потом, Богдан Горобец додумать не успел — где-то в глубине «Атланта» раздался резкий хлопок взрыва.
Реакция у интенданта была похуже, чем у большинства наемников, он только успел повернуться в сторону громады командной надстройки и заметить, как Майкл Триш в сопровождении десятка наемников и моджахедов спускался по лестнице.
«Нестандартная ситуация, — как у робота, в мозгу полковника сработал сигнал опасности, но причины его Горобец не знал. А потому должен был действовать, как и подобает командиру одной из групп. — Иначе обвинят в трусости и отстранят от командования, тогда прощай пятьсот тысяч». О том, что за проявление трусости его могут просто застрелить, Богдан даже не подумал, деньги важнее.
Забросив за спину автомат, он бросился вслед за остальными…
За свою военную карьеру полковнику, которому ни разу не довелось участвовать в боевых действиях, на насильственные смерти пришлось вдоволь насмотреться. Но увиденное на нижней технической палубе вызвало у бравого Богдана нестерпимые позывы к рвоте, только громогласный возглас англичанина не позволил природе взять верх над разумом.
— Как, как это могло произойти? — стоя в луже крови посреди оторванных конечностей и изуродованных тел, орал Триш, в бешенстве выпучив глаза.
— Мина взорвалась, — бесстрастным голосом констатировал бельгиец, один из двух наемников, прикрепленных к Майклу Аланом Боккером.
— Кто приказал здесь устанавливать мины? — В уголках рта бывшего майора САС запузырилась слюна.
— Саперам приказ отдавал Абдалла. — Из толпы душманов вышел высокий афганец. Узкое аскетичное лицо с длинной клинообразной бородой и седыми волосами делали его похожим на древнего старца. На самом деле Абу Шауру было немногим больше тридцати. Он воевал едва ли не с самого первого дня рождения. Сперва против шурави, русских, которых считали оккупантами. Потом, вступив в ряды Талибана, против президента Раббани, который, по их мнению, был изменником догм ислама. Когда Кабул и прилегающие провинции были захвачены, а противники, отступив на север, уперлись в границу, казалось, власть Талибана пришла если не навечно, то уж надолго. Абу отложил свой автомат и решил жениться. Юная Айгюль успела ему родить трех сыновей и готовилась стать матерью в четвертый раз, когда началась новая война. Теперь враг пришел из-за океана.
Кишлак, в котором жила семья Абу Шаура, попал в зону кровавых бомбардировок «летающих крепостей»… Абу выжил только потому, что с отрядом ополченцев вступил в войска талибов. После гибели семьи он и сам умер. Душой умер, превратившись в живого мертвеца, которого на земле держала лишь мысль о мести оккупантам. Он со своими боевиками минировал дороги, взрывая американские броневики. Обстреливая блокпосты, убивал афганцев, решивших сотрудничать с иноземцами. Но все это казалось ему незначительным, поэтому, когда один из лидеров предложил Абу Шауру участвовать в захвате плавучего космодрома, чтобы потом уничтожить Нью-Йорк, он ни секунды не стал размышлять, сразу же согласился.
Кровавая мясня на Абу не произвела никакого впечатления, не такое доводилось видеть. После смерти Абдаллы Яроха он стал главным, помня, для чего «шахиды» собрались здесь. Ждал, когда наступит его время, чтобы исполнить предначертанное.
