Это моя земля! - Громов Борис
– Да что за вонища такая мерзотная? Что за дерьмо они тут жгли?!
Много лет назад меня, тогда еще совсем зеленого «маленького разведчика» первого полугодия службы, учил мудрый прапорщик Комаров: «Если вокруг резко и непонятно по какой причине изменилась обстановка, если произошло или происходит что-то, чего по идее происходить не должно, – остановись и внимательно оглядись по сторонам. Иначе рискуешь влететь в проблемы».
С тех пор я не просто повзрослел, мне сейчас как раз столько же лет, сколько было тогда «старому и мудрому» Комарову. Но его наука еще ни разу меня не подводила.
Кроме того, тяжелая и почти осязаемо липкая вонь, проникающая в салон УАЗа сквозь открытую бойницу, мне, в отличие от еще молодого и не заставшего полноценных боевых действий в Чечне Тимура, была очень хорошо знакома. И не только мне.
– Горелой человечиной прет, – хмуря брови, бросает негромко, будто себе под нос, Буров.
– Чем? – Лицо Гумарова бледнеет и вытягивается.
По глазам вижу: он сейчас очень хочет, чтобы сказанное оказалось злой и глупой шуткой. Нет, дружище, это не шутка, привыкай к новым реалиям…
– Кто-то совсем недавно сжег много-много трупов, – все так же негромко и преувеличенно спокойно отвечает ему Андрей, а потом легонько трогает меня за плечо, – непонятно только – на кой черт. Им что, больше бензин девать некуда? Или так нравится все это нюхать? Борь, может, не стоит нам туда вот так, сразу? Мало ли что там произошло… А тут мы как тот Чапай: на белом коне, с открытой грудью…
– Согласен, – киваю я. – Доложим Бате, пусть даст команду связистам выйти на местных и выяснить, что почем.
После недолгого, но весьма экспрессивного общения (со стороны Львова, конечно, – мне в разговоре с начальством материться, пусть и безадресно, субординация не велит) обвожу взглядом свою притихшую команду.
– Тихаримся пока тут, прикидываемся ветошью и делаем вид, что нас нет дома. Связисты проясняют обстановку и докладывают. Но что бы им по рации ни рассказали, наша доблестная связь – в Пересвете. А мы – тут. И если что, задницу тоже ни разу не Баранову прострелят, а кому-то из нас. Ясно?
– Чего ж неясного? – пожимает плечами Солоха. – Едем вроде как к союзникам, но не исключаем возможности какой-нибудь подлянки.
– Именно. Но ведем себя аккуратно. Судя по вони, там крупный замес буквально несколько часов назад приключился. И даже если победили наши – нервы у всех на взводе и настрой агрессивный. Упорем косяк – могут и пристрелить. Просто так, сгоряча.
– Угу, – все так же меланхолично поддакивает Буров. – Как у меня в деревне говорят: «Влетел под горячее копыто»… и затоптали…
Связисты постарались и долго ждать не заставили. И десяти минут не прошло после того, как я съехал с дороги и загнал наш «Хантер» за уныло-грязную березовую лесополосу, как на связь вышел совсем недавно упомянутый мною Андрей Баранов, старший наших доблестных «в дождь и в грязь».
– Богатым будешь, Эндрю, – вместо «здравствуй» выдаю я ему. – Только-только тебя вспоминали.
– Тихим добрым словом, надеюсь?
– Ну, почти. Так и так, мол, пока одни целостностью организмов рискуют, другие сидят в тепле, баклуши бьют, чаи с пряниками гоняют.
– А это, Грошев, кто на что учился, – насмешливо хмыкает связист. – Вот были б вы не здоровые, а умные – тоже бы рядом с нами сидели. Ну а коль ничего, окромя бицепса, прокачать не смогли – так сами себе злые буратины. Короче, – тон Баранова становится серьезным, – связались мы со штабом бригады, вышли на первого зама комбрига полковника Раченкова Алексея Сергеевича. Знаешь такого?
– Знаю, взводным у меня по срочке был.
– Тем лучше. Подробности выяснишь сам, но коротко – там, походу, была натуральная попытка вооруженного мятежа. Отбились, но были серьезные потери. В основном – среди штатских в лагере беженцев, хотя и самим вэвэрам тоже перепало. Короче, вас ждут на первом КПП, на другие не суйтесь – народ на нервах, могут и пальнуть. Батя велел передать дословно: мол, задание его не просто осталось в силе, а что вся эта кутерьма может нам только в плюс выйти, как бы погано оно ни звучало. Ты вообще понял, о чем речь?
– Понял. Не вникай, это у нас за свое, за женское… за футбол. Спасибо, Эндрю, до связи!
Парни выжидающе смотрят на меня.
– Все, джентльмены, привал закончен. Продолжаем выполнять боевую задачу.
Доехать до первого, центрального КПП бригады – теперь тоже тот еще квест. Сначала вроде ничего, но метров примерно за сто пятьдесят началась форменная скотобойня: на дороге, на обочинах, в кювете, на небольших пустырях перед окружающими периметр бригады частными деревенскими домиками практически ровным слоем лежат кучи человеческих останков. Почти как у Пушкина: «О поле, поле, кто тебя усеял»… И именно, что «мертвыми костями». В основном – почти дочиста обглоданные и растащенные на отдельные кости скелеты. Все черепа, что я смог разглядеть, имеют очень хорошо заметные и весьма характерные отметины пулевых попаданий. Понятно: мертвяки перли к воротам части, а там им вованы обеспечивали «теплую встречу»… Из всех стволов. И так уже не один день. Непонятно только, почему весь этот тошнотворный «натюрморт» здесь догнивает, а не кучей под стенами?
Сначала я еще пытался объезжать гниющие, в свисающих лохмотьях тухлого мяса костяки, но очень быстро понял, что это невозможно. Плюнул на все и поехал напролом, только ребра грудных клеток да прочие крупные кости под колесами затрещали. Что странно – при таком обилии корма «живых» зомби мы так и не увидали. Впрочем, как раз тут удивляться особенно нечему: тупые «манекены» все перед воротами полегли давно. А «отожранцы» довольно быстро умнеют. Я это еще в Москве заметил. Машину услышали – попрятались. Благо в окружающем нас частном секторе это без проблем: деревянные заборы, какие-то сарайчики и хозпристройки, парники и теплицы, на крышах которых лежит не растаявший до конца грязно-бурый снег…
На КПП нас действительно ждут: едва наш ползущий со скоростью призовой черепахи «Хантер» поравнялся со стоящей на постаменте перед центральными воротами БМП, как на плоской крыше караульного помещения появилось сразу четверо бойцов и заняли позиции за выложенными из мешков с песком или землей брустверами. Лиц за забралами таких же, как и у нас, ЗШ не видно. Но по фигурам и повадкам – сильно сомневаюсь я, что это срочники. Или «контрабасы», или даже офицеры. Впрочем, думается мне, что сейчас в части и тех и других намного больше, чем солдатиков-призывников. Те почти наверняка по домам двинули. Вряд ли тут ситуация сильно отличается от того, что в Таманской и Кантемировской дивизиях или том же ОДОНе происходит.
– Кто такие? – глуховато, но вполне громко и отчетливо доносится до нас из-под опущенного забрала шлема.
Я сначала было тянусь к микрофону СГУ, но, буквально мгновение подумав, открываю дверь и, высунувшись по грудь на улицу, так же громко рапортую в ответ:
– Посадский ОМОН, прибыли к полковнику Раченкову! Нас должны ждать!
Вместо ответа говоривший с нами вэвэшник лишь согласно кивает и, перегнувшись через невысокий кирпичный парапет крыши, дает отмашку кому-то внизу. Темно-зеленые ворота с крупной овальной эмблемой внутренних войск и «белым попугаем» [6] на черном треугольном щите начинают неторопливо отползать в сторону по зубастой рельсе направляющей, пропуская нас на территорию.
– Еще раз, парни: ведем себя дружелюбно, но бдительности не теряем…
– Не учи отца, Борь, – хмыкает Солоха.
– Да это я так – для проформы. Чисто на всякий пожарный.
– Угу, – практически хором ответили мне сразу три голоса. Ага, такой вот у меня «стереозвук»…
– Машину на мойку сперва. Нечего по территории эту дрянь растаскивать, – вместо «здравствуйте» с ходу начинает отдавать указания разговаривавший со мной дюжий майор, уже спустившийся с крыши КПП (теперь его звание известно – защитного цвета звезда на погоне из-под плечевой лямки бронежилета видна отчетливо).
