Гарольд Роббинс - Надгробие Дэнни Фишеру
Я видел, как дрогнули губы Ронни.
— Да, Макси.
— Пошла вон, тварь! — оттолкнул он ее.
Опустив голову, она поспешно вышла.
Филдс повернулся ко мне и произнес с глухой яростью:
— Никто не уйдет от Макси Филдса!
Я молчал. Мне этого можно было и не говорить. В его силе я уже убедился. Интересно, каким образом удалось ему заставить вернуться Ронни к нему? Что случилось с Беном?
— А теперь можешь идти, — неожиданно закончил он, садясь за свой стол.
Я стоял, не веря своим ушам.
— Что я тебе сказал? — взревел Филдс. — Уходи отсюда и больше чтоб никогда не попадался мне на пути!
Зазвенел телефон, Филдс сорвал трубку. Из трубки донесся чей-то рокочущий бас, лицо Филдса изменилось.
— Привет, Сэм.
Из трубки вновь послышался громкий недовольный голос, и Филдс прикрыл ее ладонью.
— Вышвырни его, Спит, если он сам не хочет идти, — уже без злобы приказал он.
Но я уже оправился от удивления и поспешно ретировался.
Только очутившись на улице, я начал понимать, что произошло. Единственной причиной, почему Филдс так легко отпустил меня, могла быть только Ронни. Она вернулась, поставив условие — не трогать меня. Поэтому она не смотрела на меня… Другого объяснения я не находил. Я взглянул на часы. Было полтретьего, и я еще успевал в агентство. Одну за другой я обежал четыре конторы, но везде получал один и тот же ответ:
«Зайдите завтра утром. Может, что-нибудь подвернется».
Кажется, здесь я тоже не был нужен.
В пятом часу я понуро поплелся домой.
Все дни моей жизни
Книга четвертая
Покачивая бедрами, она прошла мимо прилавка с косметикой и уселась на круглый вращающийся стул.
— Слушаю вас, мисс.
— Коктейль с малиновым соком, Дэнни, — улыбнулась она мне.
— Один момент.
Не оборачиваясь, я взял с полки за спиной длинный тонкий стакан. Девица наклонилась над столиком, словно случайно показывая грудь. Мне все эти штучки были уже знакомы. Смешивая легкий коктейль, я не сводил с нее взгляда. Это входило в правила игры. Она непременно забредет еще несколько раз, пока не убедится, что толку от меня как от козла молока.
С улыбкой поставил перед ней стакан и поднес зажигалку к ее сигарете, которую она держала в сильно накрашенных губах.
— Спасибо, Дэнни, — томно протянула она, выпуская струю дыма прямо мне в лицо.
— Не за что, крошка, — ответил я, доставая соломинку для ее стакана.
— И когда только додумаются поставить киоски на станциях метро… Чуть не умерла от жажды, пока до тебя добралась, — пропела она, помешивая соломинкой коктейль.
— Не дай бог, малышка. А то бы я никогда не увидел такую красотку, как ты, — ответил я, нажимая на южный акцент. Все продавцы предпочтительно должны были быть южанами, — это тоже входило в сценарий, как и легкий флирт.
Девица довольно улыбнулась, а я отошел к своему нынешнему хозяину Джеку.
— Уже второй час, Джек, закрываем?
Сидевший за кассой Джек взглянул на часы и кивнул. Потом снова уставился на заинтересовавшую его девушку.
— Да, Дэнни, пора закрывать, — задумчиво проговорил он. — Слушай, эти красотки летят на твои голубые глаза и рыжую шевелюру как мухи на… мед, — сказал он с завистью.
— Брось ты! Это все южный акцент. Они, наверное, думают, что на ногах у меня серебряные шпоры.
— Уж не знаю, что они думают, но каждая вторая почему-то подсаживается к тебе, а потом заходит еще по нескольку раз. На твоем месте я бы не терялся.
— На всех все равно не хватит, Джек. Нашел чему завидовать. Я тут расточаю им улыбки и любезности, а все денежки загребаешь ты…
Джек добродушно рассмеялся.
— Нет, скажи мне правду, Дэнни. Ты что, так ни одну из них и не трахнул?
— С какой стати, шеф? Я — примерный муж и отец. Кроме того, у меня нет на них денег.
Я переглянулся в зеркале с девушкой, которая не сводила с меня глаз. Джек криво усмехнулся.
— Ну да, рассказывай мне сказки… Ладно, это твое личное дело, а нам пора сворачиваться.
Времени было четверть второго. Я чертовски устал. Натруженные за семь с половиной часов ноги просили пощады, спину ломило так, будто я таскал мешки. Но все-таки это была работа. Хотя и тяжелая, но работа. Два месяца я искал ее. Уже минуло три года, как я вернулся. Три года отчаянной борьбы за существование, случайных заработков и долгого времени новых поисков работы. Пока Нелли служила в своем магазинчике, мы кое-как перебивались. Но после рождения Викки Нелли пришлось оставить работу, и мы впервые по-настоящему узнали, что такое нужда.
Я прекрасно помню тот день, когда она пришла с работы и объявила, что у нас будет ребенок. Первое чувство радости тут же сменилось беспокойством. Эта озабоченность, по-видимому, была написана на моем лице, потому что Нелли спросила с обидой:
— Дэнни, ты не рад?
— Конечно рад, милая, — смешался я.
— Тогда в чем дело?
— Меня мучает мысль — где достать денег. Дети — дорогое удовольствие.
— Найдешь работу. Должна же когда-нибудь кончиться эта полоса невезения.
Я отвернулся и закурил.
— Я сам себя в этом постоянно убеждаю.
Ее глаза наполнились слезами.
— Просто ты не хочешь ребенка, — с горечью проговорила она.
— Да нет же, нет! — я резко развернул ее к себе лицом. — Я очень хочу малыша. Но он стоит денег. А вот этого у нас как раз и нет.
— Дети много не требуют. Единственное, что им нужно, это любовь, — тихо проговорила она сквозь слезы.
Если бы это было так! Пожалуй, никогда в жизни я не испытывал такого унижения, как в тот день, когда мы истратили последние пятьдесят центов и были вынуждены обратиться в агентство общественного вспомоществования. Клерк окинул нас презрительно-холодным, укоризненным взглядом, сначала меня, потом беременную Нелли, словно укорял, что мы рожаем детей, когда не в состоянии позаботиться о себе. Пришлось отвечать на бесконечные унизительные вопросы, заполнять безразмерные анкеты. А потом, когда мы наконец получили пособие, к нам в любой момент могли завалиться бесцеремонные контролеры.
Помню, как одна из них — пожилая полная женщина с буклями и мясистым, густо напудренным лицом — принесла нам первый чек.
— Это вам на питание и другие необходимые для жизни вещи, — строго проскрипела она.
Я смущенно кивнул.
— Если я услышу, что вы потратили хоть доллар на выпивку или азартные игры, это будет ваш первый и последний чек.
Мое лицо пылало, но я не осмеливался взглянуть на нее, чтобы не испортить все дело. Я чувствовал себя так, как будто стоял на паперти с протянутой рукой. Наверное, от стыда я больше никогда не смогу посмотреть кому-нибудь прямо в глаза. Но когда родилась Викки — крошечное, сморщенное, беспомощное создание со светлыми волосенками, — я решил, что нам нечего было стыдиться. Было бы гораздо хуже перед Богом и людьми, если бы мы убили ее. Просто вот так стоять и смотреть на свою дочь, плод безграничной любви, — стоило всех унижений на земле.
Приветливая пожилая медсестра провела меня в палату, в которой лежала Нелли вместе с семью другими роженицами. Присев на стул у кровати, я взял ее слабую руку и благодарно прильнул к ней губами.
— У нас девочка, — виновато сказала она.
Сидя в приемной, я так переволновался за нее, что мне было безразлично, кто родится. Лишь бы с Нелли было все нормально.
— Но у нее твои волосы, — поспешно добавила Нелли.
— И твое лицо, и твои глаза, — сказал я. — Я ее видел, она красавица!
Нелли улыбнулась.
— Ты не очень разочарован?
Я с ожесточением затряс головой.
— Это именно то, что я хотел. Еще одну маленькую Нелли.
Зашла сестра и вежливо попросила меня выйти. Я поцеловал пульсирующую синюю жилку на лбу жены и вышел из палаты.
С раннего утра следующего дня я бросился на отчаянные поиски работы. Как обидно, что ничего не было. В панике, что я не смогу прокормить своего ребенка, я решил обратиться к Сэму. Собираясь с духом, я около часа простоял перед входом в громадину «Импайр Стэйтс Билдинг», в котором располагался его офис. Наконец поднялся на двадцать второй этаж.
Нервно меряя шагами просторную приемную, я с замиранием сердца ждал, пока его смазливая секретарша доложит обо мне. Сэм отказался принять меня. Спустившись вниз, я позвонил ему из автомата. Его сердитый голос обдал меня холодом.
— В чем дело? Разве я мало помогал тебе? — сурово спросил он.
Я поспешно повесил трубку. Все двери были закрыты для меня. В этом мире можно было положиться только на себя.
Через несколько дней вернулась домой Нелли с малышкой, и постепенно наша жизнь стала превращаться в ад. Все лето мы были на грани голода, и я окончательно потерял уважение мамы Петито, которая изредка подкармливала нас. Так прошло почти все лето, и вот лишь несколько недель назад мне удалось найти это место в баре, место, годное лишь для школьника-подростка. Но я с радостью ухватился за него. Шесть долларов в неделю плюс чаевые были неплохим подспорьем нашему мизерному пособию в семьдесят два доллара в месяц. Если только мне удастся скрыть эту работу от бдительных контролеров…
