Валерий Рощин - Черная бездна
– Готово, – поклонившись, протянул он разрисованный листок.
Мимолетно глянув на странное художество, Шмидт передал листок монаху.
– Приступай.
«Какую часть татуировки следует сделать невидимой?» – начертал Туичен-щаго на глиняной дощечке.
– Вот эту, – указал эсэсовец на зашифрованные координаты.
Кивнув, монах разложил на тряпице инструменты: несколько пузырьков, наполненных темными и светлыми жидкостями, две кисти различного размера, набор иголок, чистое полотенце. Обмакнув в один из пузырьков кисть, он принялся переносить сложный рисунок с бумаги на обритую голову Шрайбера…
– Паламос, – кивнул капитан на огни небольшого городка.
Лодка покачивалась на волнах в трех милях от берега.
Погода сохранялась тихой, безветренной, а небо блестело мириадами ярких звезд. Правда, последнее обстоятельство не радовало подводников – именно в такие ясные ночи силы Кригсмарине несли ощутимые потери от налетов авиации англичан и американцев. Тем не менее, повинуясь приказу штурмбаннфюрера, Минквиц приказал всплыть на траверзе испанского города. Да и заряда аккумуляторных батарей оставалось всего на несколько часов хода – пора было запускать дизели.
– Приготовьте шлюпку, – распорядился Шмидт.
– Кого высаживаем?
– Трех человек из моей команды.
– А дальше?
– Домой. В Киль.
– Наконец-то, – радостно выдохнул капитан и крикнул вниз: – Боцманская команда наверх! Шлюпку к спуску на воду!
– Который час? – спросил Шмидт.
Матиас посмотрел на светящийся циферблат.
– Пятнадцать минут третьего.
– До трех успеют добраться до берега и вернуться?
– Постараются. Я посажу на весла свежих ребят.
Ровно в два часа ночи члены дивизеншутцкоммандо в полном составе поднялись на палубу субмарины. На всех поверх привычной тропической формы были надеты спасательные жилеты. Кое-кто был при оружии.
– Какая дисциплина! – пошутил капитан.
– Обычная предусмотрительность, – отмахнулся Шмидт. – Шлюпка готова?
– Разумеется. Кого ты отправляешь на берег?
– Шрайбера, японца и тибетского монаха.
Азиаты выглядели обычно, не считая скромной гражданской одежды. Шрайбер тоже переоделся в штатское, прикрыв бритую голову кепкой с длинным козырьком, за его спиной висел небольшой дорожный рюкзак. Но самое удивительное было то, что младшего офицера СС товарищи вели под руки.
– Что это с ним? – недоуменно шепнул Минквиц.
– Не обращай внимания, – рассмеялся эсэсовец. – Прощаясь, мы выпили шнапса, и Хуго слегка перебрал.
На самом деле над молодым оберштурмфюрером немного потрудился тибетский монах, подготавливая потаенные уголки его памяти к приему некой информации. О том, что это была за информация, никто не знал. Подготовив Хуго, монах послушно покинул отсек, оставив наедине с ним майора Шмидта.
– А как же он справится с задачей на берегу? – донимал капитан.
– Не беспокойся, на берегу его встретят наши люди.
Спустя десять минут шлюпка отчалила от борта. Франц с товарищами стоял на краю узкой палубы и долго глядел вслед небольшому надувному суденышку, контуры которого едва просматривались на фоне огней Паламоса…
Франц достал сигарету и закурил. Предстояло дождаться возвращения шлюпки, а потом… Потом в ночном небе должны были появиться две летающие лодки – дальние разведчики «BV-138».
За первой сигаретой последовала вторая, третья…
Небо на востоке загоралось зарей, когда вдали послышались равномерные всплески.
Капитан поднял воротник серой кожаной куртки и пробормотал:
– Возвращаются.
– Который час?
– Начало четвертого.
Шмидт оглядел небо, прислушался…
Самолеты должны вылететь с одного из испанских аэродромов, но их пока не было видно.
С чем связана задержка? С плохими погодными условиями на материке или с иными причинами? Оберфюрер Рауфф – «серый кардинал» Гиммлера – слыл предельно обязательным человеком, значит, что-то не сложилось…
Шмидт поймал на себе тревожный взгляд одного из подчиненных. Да, его люди тоже волновались. Перед выходом на верхнюю палубу он собрал дивизеншутцкоммандо в кормовом торпедном отсеке и разъяснил суть дальнейшего плана.
– Здесь, – поднял он ранец, – двадцать килограммов нашей взрывчатки и часовая мина, установленная на три часа с четвертью.
– Лодка должна затонуть? – тихо спросил кто-то из коллег.
– Да. Вместе с экипажем. Спрячьте ранец подальше, чтоб раньше времени его никто не заметил, и поднимайтесь наверх.
– А что будет с нами, когда лодка затонет?
– В три часа должны прилететь два гидросамолета. Они прилетят немного раньше, чем взрыв уничтожит команду. Как только начнут снижаться для захода на посадку, прыгайте за борт и плывите к ним. И помните: субмарина взорвется в три часа пятнадцать минут…
Сигнальщики и вахтенный торчали на ходовом мостике, боцманская команда возилась с поднятой на палубу шлюпкой, члены дивизеншутцкоммандо по-прежнему болтались возле своего командира. А тот хранил молчание, беспокойно поглядывая то на часы, то в небо…
Наконец, когда до взрыва оставалось минуты три-четыре, со стороны испанского побережья послышался равномерный низкий гул авиационных моторов.
Капитан-лейтенант, не знавший о планах Рауффа и Шмидта, приказал всем немедленно покинуть верхнюю палубу.
– В самый раз! – пробормотал эсэсовец и кивнул подчиненным.
Послышались всплески – бойцы дивизеншутцкоммандо прыгали в воду и, усиленно загребая руками, отплывали подальше от субмарины. По палубному настилу гремели тяжелые ботинки моряков, подводники что-то кричали вслед, грохала крышка люка…
Суматоху прервал мощный двойной взрыв: вначале ухнул низкий утробный звук внутри кормовой части подлодки, следом детонировали две торпеды – основная в торпедном аппарате и запасная под палубным настилом. Сильный взрыв расколол прочный корпус, отбросив на два десятка метров искалеченную корму. В воздухе мелькнули лопасти гребных винтов, вертикальные рули, обломки оснастки. Носовая часть кренилась и, быстро набирая воду, исчезала с поверхности.
– Вот так. Ни вспышки, ни пожара, – отплевываясь, прошептал Шмидт. – Была субмарина, и нет. Прощай, дружище Матиас, ты был хорошим капитаном…
Он осмотрелся. Его товарищи держались рядом. А самолеты, включив посадочные прожекторы и готовясь к посадке, плавно снижались.
Шмидт полез в карман за сигнальным патроном, но сначала наткнулся на холщовый мешочек с ключами, на лице промелькнула довольная улыбка: очередная головоломная операция успешно завершалась, а ключи от ящиков с сокровищами служили гарантом его неприкосновенности. По крайней мере, на ближайшие несколько часов.
Оставив мешочек, он вытянул сигнальный пистолет с заряженным белым парашютным патроном и выстрелил вверх. Взвившись на восемьдесят метров, ракета зависла, освещая под собой довольно приличное пространство.
– Франц, они не промахнутся? – шутливо поинтересовался кто-то из подчиненных.
– Если нас не вытащат из воды в течение следующих трех минут, я пожалуюсь рейхсфюреру, – ответил Шмидт в тон вопрошавшему.
Сам же с надеждой подумал: «Полагаю, пилотам хорошо видны наши ярко-оранжевые жилеты. Мы в самом центре освещенного круга…»
Он не ошибся – пилоты двух самолетов отлично видели группу соотечественников, одетых в яркие жилеты. Но он ошибался в другом.
Первая ошибка заключалась в том, что умудренному опытом Францу не стоило всецело доверять особам, приближенным к верхушке рейха. Такие люди, как оберфюрер Рауфф, всегда держали в голове глобальный результат, не щадя ради его достижения жизней простых офицеров и солдат.
Из первой оплошности, как следствие, вытекала вторая: вместо самолетов-амфибий «BV-138» над беззащитной дивизеншутцкоммандо кружили два «Heinkel-111» с полной бомбовой загрузкой.
Определив удобно подсвеченную цель, пилоты прекратили имитацию захода на посадку, выровняли полет, встали на боевой курс и открыли бомболюки.
Через несколько секунд светлое пятно с барахтающимися людьми накрыли шестнадцать бомб весом по двести пятьдесят килограммов каждая.
Белый огонек кружил на парашюте еще с полминуты, освещая вспененное море и куски человеческих тел…
Глава первая
Япония, Токио
Корсика, Аяччо
Несколько дней назад
Старый японец смешно таращил глаза, отчего напускная ярость смахивала на предсмертную гримасу.
Рауфф тряс перед его лицом старым снимком:
– Вот мое фото. Узнаете?
Куроки водрузил на нос очки, поднес поближе снимок и надолго замолчал. Потом в изнеможении откинулся на подушку и выдавил из себя несколько слов.
