Сергей Бакшеев - Невеста Аллаха
– Осторожно, здесь низкая дверь. Света нет. Проходи.
Они оказались в тесном предбаннике с маленьким окошком, сквозь которое пробивался тусклый свет ясного ночного неба. Теплый воздух, насыщенный ароматом дыма и влажного дерева, заполнял комнатку.
– Уже протопилась. Сначала печка дымила, но потом пошла тяга, – рассказывал Андрей. – Ты сначала попарься. Это здесь, за дверцей. А потом помойся. Вот вода, мыло, полотенце. А хочешь, я тебя веничком?
– Я не привыкла париться. Я только помоюсь.
– Хотя бы на пять минут зайди, – убеждал Андрей. – Дождись, когда тело прогреется и увлажнится от пота.
– Даже не знаю… А зачем русские парятся?
– Чтобы смыть старую грязь, очистить организм. Чтобы кровь с новой силой бегала по телу. После бани будто рождаешься заново.
– Рождаешься заново? – Айза задумалась. – Тогда я попробую. Но давай ты первый, пока ничего не остыло. Мне сильной жары не надо.
– Я думал, мы вместе. – Андрей вопросительно посмотрел на девушку. – Ну, как хочешь. А может, все-таки…
– Нет. По очереди. Я пока на крыльце посижу.
Андрей вздохнул и пообещал:
– Я быстро.
Глава 67
Несмотря на поздний вечер подполковник милиции Геннадий Николаевич Свиридов сидел на рабочем месте. На часы он не смотрел. Он вообще никуда не смотрел. Понурое лицо милиционера почти уткнулось в стол. Но видел подполковник отнюдь не блокнот, лежащий перед носом. Его взгляд был обращен в далекое прошлое, в тот злополучный день, когда на проселочной дороге служебный УАЗ обстреляли чеченские боевики.
Это была вторая трехмесячная командировка тогда еще капитана милиции Геннадия Свиридова в Чечню.
Водитель УАЗа погиб на месте. Машина съехала с дороги и врезалась в густой куст. Свиридов, сидевший на заднем сиденье, выскочил и побежал. Его сослуживец Павел Боровков пытался отстреливаться. Но куда там отстреливаться, если ясно, что силы не равны.
Свиридов бежал по пролеску вдоль дороги, прекрасно понимая, что чем дольше будет отстреливаться Пашка, тем выше его собственные шансы скрыться и добраться до блок-поста. А пост всего-то в трех километрах. Он добежит и предупредит своих. Тогда спасут Пашку и дадут отпор боевикам, оправдывал бегство Свиридов. Да и не бегство это вовсе, а вынужденное отступление.
Но выстрелы быстро стихли, а потом что-то садануло в затылок. Или сначала был удар по голове, а потом уже все стихло? Теперь не важно.
Очнулся Геннадий Свиридов со связанными руками около все того же УАЗика. Пашка Боровков, раненный в руку и грудь, хрипел на земле под раскрытой дверцей. Боевики грубо усадили его около простреленного колеса. Они уже успели обыскать машину и сейчас о чем-то совещались.
Главный среди них, с бритым черепом и черной лопатообразной бородой, недобро косился на Свиридова. Молодой юркий парень что-то объяснял старшему, но бородатый сомневался.
Свиридов заметил приготовления боевиков к отходу и окончательно сник. В груди засосала щемящая тоска, тупая боль в голове сразу отошла на второй план. Сейчас убьют, решил капитан. Офицеров: и военных, и милицейских – боевики в плен не брали. Казнили на месте. Хорошо, если просто застрелят, а то и горло могут перерезать или глаза выколоть.
Сразу вспомнилась жена, которая подзуживала, чтобы он не отказывался от очередной командировки в Чечню. Тут и денег больше, и продвижение по службе можно получить. Все же ездят, и большинство возвращаются, твердила она. Такая вот меркантильная бабская логика.
Или у нее другой интерес в том, что мужа три месяца дома не будет?
Стерва! Все из-за тебя! Получишь теперь цинковый ящик вместо майорской должности!
В руках у молодого боевика Свиридов увидел видеокамеру. Боль в груди стала невыносимой. Худшая мысль подтверждалась. Сейчас отрежут голову, а казнь запишут на пленку. Свиридов уже видел подобные съемки на захваченных у боевиков кассетах.
Главный бородач что-то решил. Геннадия поволокли и усадили рядом с Пашкой. Боевики расступились, приготовились к зрелищу.
– Мы вас не звали, шакалы. Вы сами пришли на нашу землю. Вы здесь и умрете, – устало, без пафоса произнес бородатый, как будто говорил это сотни раз.
Он подал знак. Клацнули затворы автоматов. Свиридов зажмурился. Раздались оглушительные автоматные очереди. Металл звенел от пуль. Автомобиль сотрясался и толкал в спину.
Когда стрельба закончилась, Геннадий приоткрыл глаза. Кривые улыбки боевиков с любопытством оценивали его реакцию. Геннадий посмотрел влево. Пашка тоже был жив. Все пули прошли на несколько сантиметров выше и изрешетили УАЗик.
Свиридова оттащили на пять метров от машины. Поставили напротив Боровкова. Развязали руки.
– Ты будешь жить, – объяснил бородатый. – Убей его, и мы тебя отпустим.
Кто-то подошел и сунул пистолет.
– Убей его! – повторил команду бородатый.
Ослабевшую руку оттягивал настоящий пистолет. Вокруг улыбались боевики. В тяжелой голове роились безумные мысли. Появилась надежда. Выстрелить в бородатого, перестрелять остальных. Их ведь совсем не много. Если даже не успею, то умру достойно. А может, успею?
Свиридов обернулся.
Глупости. Не удастся сделать и первого выстрела. Стволы двух автоматов хищно смотрят в спину.
«Будешь жить. Мы тебя отпустим». Слова бородатого дарили надежду. Он не обманет. Зачем ему обманывать пленного милиционера?
– Хочешь жить? Стреляй! – подбадривал командир боевиков.
Хочу жить. Хочу! Буду жить! Один выстрел – и я свободен. Нажатие на курок – и…
Геннадий посмотрел в глаза Павлу. Боровков все слышал и понимал. Единственный друг долго смотрел не мигая, потом неуловимо кивнул, одновременно опустив веки. И показал взглядом на рану в животе.
«Я согласен. Я не жилец», – расценил знак Павла Геннадий.
У бородатого заскрипела рация. Он выслушал, коротко ответил на чеченском и обратился к Свиридову:
– У тебя пятнадцать секунд. Стреляй! И ты свободен.
Свиридов поднял пистолет. Пашка глядел не на ствол, а прямо в глаза. «Зачем он так?» – успел подумать Геннадий.
В глазах друга мелькнула вспышка удивления, тело вздрогнуло, взгляд потух. Свиридов почувствовал отдачу в руку и ошеломленно посмотрел на пистолет. Пальцы каменной хваткой сжимали курок, из ствола шел запах пороха.
Я нажал на курок? Я выстрелил?
Я убил Пашку Боровкова!
Тут же кто-то забрал у Свиридова оружие. Тело Боровкова запихнули в машину. Подошел молодой юркий парень с видеокамерой. Он улыбался:
– Я все записал, – чеченец похлопал видеокамеру. – Теперь будешь работать на нас. Забирай свои документы, легавый. С тобой свяжутся в Москве.
Свиридов механически сунул удостоверение сотрудника милиции и паспорт в карман. Теперь чеченцы все о нем знают. До него постепенно стал доходить коварный замысел боевиков.
Чеченец достал пистолет и неожиданно выстрелил Свиридову в бедро.
– Так будет правдоподобнее, – объяснил он упавшему милиционеру.
Боевики спешно уходили в лес. Последний подкинул Свиридову его табельное оружие.
Когда все боевики скрылись, капитан милиции Геннадий Свиридов в очередной раз испугался. Он с ужасом вспомнил, что не сделал из личного оружия ни единого выстрела. Рука сжала пистолет и истерично палила по кустам, пока не кончились патроны.
В этом состоянии его увидели из бронетранспортера федеральных войск, который спешил на помощь от блок-поста.
Через два месяца в Москве Геннадий Николаевич Свиридов получил орден и повышение по службе. Больше всех этому была рада жена.
А еще через месяц к Свиридову обратились с первой просьбой посланники боевиков. Когда он попытался сыграть в «непонятку», ему подкинули видеокассету. Запись была качественной.
Два человека в милицейской форме друг напротив друга. Один стоит, другой сидит. Целехонький, не раненный Свиридов поднимает руку. Выстрел – и крупным планом умирающий Боровков.
С тех пор Геннадию Свиридову пришлось выполнить немало заданий боевиков. Иногда они отвечали взаимностью и сливали информацию на конкурирующие преступные группировки. За раскрытие крупной сети азербайджанских наркоторговцев и грузинской группировки по угону престижных автомобилей Свиридов получил звание подполковника и очередное повышение в должности.
Жена была рада. Сослуживцы завидовали.
Но каждые полгода в салон автомобиля Свиридову подбрасывали видеокассету. Там была одна и та же запись. Друг против друга. Выстрел. И затухающий взгляд Пашки Боровкова.
Менялись автомобили, устанавливались дорогие сигнализации, но время от времени на водительском сиденье Геннадия Николаевича появлялась видеокассета. На ней красовалась неизменная надпись: «Пока только тебе».
Первая эмоция – выбросить, уничтожить – каждый раз подавлялась. С затаенным страхом, в закрытой квартире, при зашторенных окнах, в болезненной лихорадке он просматривал кассету. А потом ехал за город, обливал бензином и сжигал. Кроме страха всегда присутствовала безумная надежда, что в этот раз все будет не так. Выстрела не будет, и друг окажется живым.