Максим Шахов - Игрушка из Хиросимы
Пистолет он держал таким образом, чтобы дать противнику шанс. Тот попытался им воспользоваться, но Бондарев отдернул «магнум» раньше, чем Харакумо схватился за ствол.
Прозвучал резкий хлопок. Было рискованно стрелять в замкнутом помещении, где одна маленькая пуля могла наделать больших бед, но Бондарев нажал на спусковой крючок без колебаний. Пуля попала японцу в лоб, чуть ниже линии редеющих волос, и вылетела наружу с фрагментом затылочной части черепа. Харакумо упал со звуком, который мог издать сброшенный мешок цемента.
Бондарев повернулся к рабочему, и тот бросился на колени, молитвенно воздев руки. Его взгляд то поднимался, то опускался на кровавую лужу, вытекающую из изуродованной головы управляющего. В глазах читался не только страх, но и ненависть, но первое чувство было значительно сильнее. Он не собирался делать ничего такого, чтобы приблизить свою смерть.
Бондарев приготовился выбраться через люк на крышу, когда дверь распахнулась, и в помещение ворвались три человека с винтовками. Они очень отличались от прежних охранников и не открыли огонь сразу только по той причине, что не успели разобраться в обстановке.
— Если я выстрелю, все здесь разлетится к чертовой матери, — предупредил Бондарев, целясь в контейнер, на котором стоял.
Он не знал, попадет ли в начинку робота с первого раза. Он также не знал, понимают ли охранники английский язык. Но, к счастью, на помощь пришел рабочий, все еще стоявший на коленях. Выкрикивая короткие, отрывистые фразы, он показал на Бондарева, потом на контейнеры, потом красноречиво развел руками и издал интернациональное: «БУ-УМ-М!!!»
Охранники уже по-другому посмотрели на Бондарева. Он дважды выстрелил им под ноги, снова направил ствол на контейнер и грозно рявкнул:
— Убирайтесь! Прочь отсюда!
Толкаясь и мешая друг другу, они выскочили из помещения, но их опередил рабочий, передвигающийся по-обезьяньи. Пользуясь моментом, Бондарев поднял руки, подтянулся и выбрался на крышу, игнорируя болезненные сигналы, посылаемые отбитыми почками. Запихнул оба больших ящика в кабину вертолета, присоединил к ним ящичек поменьше и сел за штурвал, прикидывая, что «Быстрая пчела» будет уже не столь быстрой, потому что весит на добрых сто килограммов больше. Вместе с тоннами опасного груза на борту «Куро Умихеби» это была поистине взрывчатая смесь.
Но до корабля нужно еще добраться. Дадут ли охранники ему взлететь? Ведь теперь трое из них знали про вертолет на крыше.
Кратчайший путь лежал направо и через ограду сразу за складом. Прежде чем вой двигателя заглушил голоса внизу, Бондарев определил, что они уже близко, очень близко.
Охранники тоже решили, что ему удобней будет полететь направо и умчаться в направлении реки. Туда-то и были направлены их винтовки, когда вертолет оторвался от гудроновой крыши, чуть подался вправо, потом повернулся вокруг оси и с грохотом устремился налево, яростно рубя воздух лопастями винта.
Бондарев скорее догадывался, что по нему стреляют, чем слышал выстрелы на самом деле. Он не оглядывался и не пытался отстреливаться, что было бы занятием глупым и безрезультативным. Он сроднился с рычагами и кнопками вертолета. Если бы хотя бы одна пуля прошила кабину, они бы распались на атомы вместе — человек и машина.
Им повезло. Боковым зрением Бондарев увидел искры, выбитые пулей из металлического вертолетного брюха, но ящики остались неповрежденными. Спрятавшись от стрелков за главным зданием фабрики, вертолет устремился вперед.
Вторая часть шоу тоже прошла успешно, но самое опасное только начиналось.
Летя над рисовыми полями у реки, Бондарев обернулся, не веря своим глазам. За вертолетом тянулось что-то похожее на блестящую веревку. Но это оказалась не веревка. Это струя жидкости, льющаяся на землю, а жидкость называлась топливо.
Дополнительный бак, установленный в авиаклубе, был пробит пулей.
46
Когда Бондарев вылетел за пределы северного побережья Японии и увидел кораблики, бороздящие рябую поверхность моря, струя авиационного керосина иссякла. Или бак опустел, или пуля попала в его верхнюю часть. Как бы то ни было, запасы горючего значительно сократились.
Бондарев переключил двигатель на самый экономный режим работы. Склоняя голову, он посматривал вниз, отмечая про себя, как много там плавает пассажирских лайнеров, танкеров и всевозможных рыболовецких суденышек.
Хотелось надеяться, что вдали от берега скопление кораблей начнет разрежаться. По его прикидкам, «Куро Умихеби» должен был постепенно забирать все восточнее, чтобы попасть в Берингов пролив, а оттуда — в Чукотское море. Если сухогрузу ничто не помешало, он успел удалиться километров на триста — триста пятьдесят.
«Сукоши Хачи» бойко перемалывал холодный воздух на высоте семисот метров. Бондарев внимательно посматривал по сторонам, чтобы не столкнуться с другим вертолетом или военным самолетом, взлетающим с военной базы. Судя по реверсивным следам в небе, сверхзвуковые истребители попадались здесь часто. При всей быстроте своей реакции он сомневался, что успеет уклониться от такого.
Впрочем, у него имелось некоторое преимущество перед скоростным бомбардировщиком. Лишенный прицела и вынужденный бросать взрывчатку вручную, он мог кружить над сухогрузом сколько угодно… при условии, что стрелки не проделают в нем дополнительных отверстий, не предусмотренных матушкой-природой.
И все же, как ни рискованно это было, Бондарев решил дать капитану сухогруза шанс уладить дело миром и добровольно изменить курс.
Пока он размышлял об этом, внутренний голос ехидно нашептывал ему, что лично для Бондарева все это не имеет ни малейшего значения, потому что он не вернется обратно. У него не хватит горючего, чтобы добраться хоть до самого маленького клочка суши, а в воде он неминуемо замерзнет и умрет от переохлаждения.
Допустим, Бондарев даже решился бы просто пойти на таран, как делали это японские камикадзе, атакующие американские эсминцы во время Второй мировой войны. Но если он не вернется обратно, то как остановить уцелевших Хозяев северных территорий, которые продолжают штамповать своих чудо-роботов и закладывать в них взрывные устройства? Может быть, не стоило улетать с фабрики? Может, надо было бросить на склад взрывчатку? Но тогда Бондарев сгорел бы в своем вертолете, а сухогруз «Куро Умихеби» беспрепятственно продолжил бы плавание в порт назначения.
И еще одна крайне неприятная мысль сверлила мозг все сильнее, все настойчивее. А что если расчеты оказались неверны и сухогруз уплыл гораздо дальше, чем предполагал Бондарев? Что если он изменил курс для захода, скажем, во Владивосток или на Сахалин? В таком случае этот отчаянный полет вообще не даст никакого результата. Вертолет будет рыскать над пустынным океаном, пока не рухнет в него и не пойдет ко дну как камень.
Все эти сомнения и тревоги становились тем сильнее, чем дольше находился Бондарев в воздухе, летя со скоростью сто пятьдесят километров в час навстречу неизвестности. Впереди и вокруг, сколько хватало глаз, была видна лишь бескрайняя морская гладь.
Он поднял вертолет на километровую высоту, потратив на это избыточное количество драгоценного горючего, но не увидел ничего, кроме неба и воды.
Бондарев решил выждать еще пятнадцать минут, а потом, если судно не покажется, повернуть обратно. В случае невероятного везения ему удастся дотянуть до суши, пусть даже это будет голая скала, торчащая из воды. А дальше — по схеме, апробированной Робинзоном Крузо и его последователями.
Четырнадцать из этих пятнадцати минут пролетели с ошеломляющей быстротой. Следя за секундной стрелкой, он услышал механический кашель — это испускал дух основной топливный бак, и поспешно переключил двигатель на питание от второго бака, из которого вылилась часть горючего сквозь пулевое отверстие.
Сколько там осталось? И вообще осталось ли что-нибудь? Откликнувшись на мысленные вопросы пилота, двигатель снова затарахтел ровно и беспечно. Надолго ли?..
Минуло не пятнадцать минут, а все двадцать. Сухогруз все не появлялся.
Бондарев выругался. После стольких мытарств, когда победа казалась уже близкой, он был вынужден возвращаться несолоно хлебавши, потому что не мог себе позволить пролететь несколько лишних миль.
Или все-таки мог?
Хрен с ним, с горючим! Взявшись за рычаг, он пошарил глазами по небу, чтобы не нарваться на какую-нибудь неожиданность, и, убедившись, что над головой никого нет, поднял вертолет еще на триста метров. Потом еще на двести.
Идя на полной скорости на северо-запад и не сводя глаз с морской поверхности, он искал взглядом «Куро Умихеби».
Его сердце подпрыгнуло в груди, когда он увидел точку, находящуюся гораздо восточнее, чем он предполагал. Заметить ее раньше мешало солнце. И даже теперь, когда она попала в поле зрения Бондарева, было неясно, тот ли это корабль, который он ищет.
