Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть
— Ну, хорошо, Клео... А откуда эти деньги? Скажем, у Нго? И потом, почему он не может обойтись без нас?
— Где кровь голубая, а богатство старинное, там такие стиральные машины, как мы с тобой, и в самом деле не нужны.
— Что значит — стиральные машины?
— Нго и остальные получают напрямую или через сборщиков пакеты с наличностью. Наличность эта составляет от сорока до семидесяти процентов с того, что взимается по всему городу за стакан вина, комнату в гостинице... со счета на сто поцелуев, ха-ха... со всего теневого бизнеса. Иногда это дань за спокойствие, которое гарантируется даже голубым деньгам.
— Гангстеры?
— Смешно... Они сущие дети по сравнению с организацией, которую кантонцы имеют здесь, в Сингапуре, Бангкоке, на Пенанге... Не вникай в детали, чтобы не насторожить твоих новых... ха-ха... друзей. Будешь класть грязные деньги на свое чистое имя в банке и отстирывать... дорогая прачка... Ха-ха!
Они уединились возле окна, через которое Бруно острым взглядом стрелка заприметил, как внизу, на реке, по верхней палубе синего пароходика суетится татуированный до пояса человечек в армейских шортах. Он ловко рассовывал рогожные пакеты по пожарным шлангам.
— Ну, хорошо, — сказал Бруно. — Наплевать на это... А как с моим делом? О нем не сказано ни слова... Ну с удобрениями, с другим товаром... хорошо. А с золотом? В городе его полно по ювелирным лавкам твоих соотечественников, да и вьетнамцев! Вот где обороты! А время может уйти...
— Потерпи. Обед еще не кончился.
— Что значит не кончился?
— Когда житель Поднебесной, двигая челюстями, ощущает вкус пищи — это лишь преддверие истинного наслаждения, хотя и само по себе приятное. Внутренние соки овладевают сейчас питательными и оздоровительными компонентами проглоченного. Наслаждение высшего порядка... Полагается подождать, а не дергаться. Нго отвезет тебя и меня в порт к пирсу, где швартуются крупнотоннажники. Он уже сказал, чтобы ты ехал с женой... Ха-ха... Она ему приглянулась!
Бруно обиды не чувствовал. Манера шутить у этих людей своя. Нго воспылал, в сущности, не к Рене, а к типу женщины. Только и всего. Это так же допустимо, как и вожделеть чужих денег вообще, а не денег компаньона или близкого земляка, который с тобой вместе «в деле». И он сказал:
— Белое куриное мясо.
— Учишься языкам? — спросил Клео.
Бруно давно думал по-французски. По-немецки он, наверное, разучился. В легионе с соотечественниками никогда не переходил на родной язык, даже играя в карты, за исключением первых месяцев, пока осваивался с французским. А испанцы и португальцы болтали между собой на родном, пели. Как бы повели себя китайцы? Но их в легион не набирали.
Возле огромного буфета, на полках которого серебряные европейские кубки и оловянные пивные кружки среди бессчетной мелочи из местного фарфора походили на крестоносцев, врезавшихся в восточный базар, старший официант принялся зачитывать счет. Выкрикивал названия блюд и стоимость. Такое не делалось, если клиентами в «Золотом драконе» бывали белые.
— Обычай? — спросил Бруно. — Высокими ценами подчеркивают уважение?
Клео рассмеялся. Бруно заметил, что ботинки он надел снова, но так, что задники приминались под пятками. Вроде шлепанцев.
— Мы равнодушны к такого рода почету... Все проще. Он оповещает других официантов. Дает понять, что не прикарманивает чаевые, которые идут в общую кассу.
— Не проще ли поделить сразу?
— Нельзя. С них тоже берется процент. В пользу Нго, других...
— О, господи, — сказал Бруно, сообразив, что с этой минуты он тоже получает проценты с отчислений от чаевых, которые идут его компаньонам. От тех самых, о которых оповещал старший официант.
Нго сам правил «паккардом» , которые недавно появились в Сайгоне, с рычагом переключения передач на рулевой колонке. Пергаментный кулачок китайского мафиози — со старческими веснушками — цепко обхватывал его пластмассовый набалдашник. Тоже новинка. Бруно видел только костяные, деревянные или из металла. Сиденья передвигались, и Нго с тщеславием ребенка, получившего редкую игрушку, показал, как это делается, чтобы дать простор длинным ногам Рене, усаженной рядом.
— Бруно, — сказала Рене. — Это «паккард». Американская роскошная безвкусица! Как же эта техника примитивна...
Иного дочь французского генерала подумать не могла. Бруно хотел напомнить, сколько раз бронетранспортер американского производства спасал жизнь ее мужа, да заговорил Нго.
— Господин Доуви, — сказал он, полуобернувшись.
Рене не удивилась. Видимо, Сун Юй предупредила ее о новом имени.
— Да? — почтительно наклонился вперед Бруно.
Машина как раз мягко поднялась и опустилась на горбатом мосту через обводной канал напротив громадины Китайской торговой палаты.
— Вы обещаете хранить тайну, которую вам доверят?
— Обещаю.
— Мадам Рене, обещаете хранить тайну, которую вам доверят? — спросила Сун Юй, наклонившись к затылку его жены. Китаянка сидела между Клео и Бруно на заднем сиденье. — Предупреждение... От этого будет зависеть здоровье, благополучие и будущее вашего супруга, а также членов вашей семьи как нынешних, так и будущих. Обещаете?
— Обещаю, — сказала Рене. — Но в деловые операции мужая не вмешиваюсь. Решает он... В этих... этих начинаниях просто участвуют деньги моего отца как доля.
«Ах, умница», — подумал Бруно. Никаких денег отца Рене ни во что не вкладывала. Может, тайком... Старый горшок не вникал, как распоряжалась дочь семейным счетом в «Индокитайском банке».
У ворот порта, когда машина въехала в узкий коридор между передвижными рогатками, затянутыми колючей проволокой, Бруно откинулся глубже на сиденье. Броневики охраны принадлежали легиону, хотя проверкой документов занимались жандармы. Не хотелось встретить знакомых. Нго предъявил, однако, сиреневый пропуск, по которому машину пропустили без проверки пассажиров. За желтоватым зданием портовой администрации, по крыше которого крался декоративный дракон, небо коптили пять труб гигантского «Пастера». Пакетбот водоизмещением в сорок четыре тысячи тонн служил «военному туризму» — возил между Марселем, Сайгоном и Хайфоном войска, оружие, отпускников и инвалидов. Над ним кружились чайки, с криками пикируя на грязные надстройки. Возможно, с камбузов выгружали помои...
Пока машина разъезжалась с армейскими грузовиками, джипами и тягачами, тащившими пушки, вдоль пирсов, Клео вполголоса вводил Бруно в курс нового предприятия.
Полковник Беллон, военный комендант на борту «Пастера», уполномочен обменивать военным, прибывающим или убывающим на пакетботе, индокитайские пиастры на иностранную валюту — доллары или британские фунты, и наоборот. Курс судовой кассы — двадцать три пиастра за доллар. Черный рынок дает пятьдесят. Беллон получает доллары для обмена по норме на каждого пассажира согласно списку принимаемых на борт. Обменивают же деньги не все офицеры и солдаты. Одни не ведают о своем праве, а другие, которых большинство, спускают жалованье накануне появления на борту, поскольку так повелось в армии. Полковник, отметив в списке, что все пассажиры воспользовались правом обмена, невостребованные доллары продает в Сайгоне на черном рынке.
Операции такого рода привели Беллона к людям уважаемого господина Нго. Прижатый легким шантажом, полковник соглашался, естественно, оплачивать посредничество мафии. Но его освободили от поборов, вежливо попросив о другом. Переправлять на «Пастере» кое-что в метрополию минуя таможню. Полковник поднимался на борт в сопровождении носильщиков с его личными чемоданами. Ни один пограничник не мог, конечно, остановить караван. Но, подавая пример дисциплины младшим офицерам, Беллон требовал, чтобы его вещи досматривались, как и всякая поклажа остальных отъезжающих. Старая лиса знала на что шла. Если кому из таможенников пришло бы в голову распороть засаленные куртки кули-носильщиков, его вина оставалась недоказанной. Но занятого сверх меры коменданта и так излишне задерживали, выслушивая требование о проверке его личного багажа...
![Росс Томас - Смерть в Сингапуре [сборник]](/uploads/posts/books/13740/13740.jpg)
