Сергей Зверев - Другие
– Дорогой мой! Сукин ты сын! Ты очухался?!
– Командир… – прошептал Маслов. – Пить…
Зачерпнув кепкой воды из тоннеля, Пловцов помог бойцу напиться.
– Мы не сгорели? – прошептал Маслов.
– Где не сгорели, старик? – спросил Стольников.
– Вертолет упал… Я помню, все горело кругом.
Некоторое время в лабиринте стояла оглушительная тишина.
– Масло, – пробормотал, наконец, капитан. – Чур, не я буду тебе рассказывать…
В лабиринте раздался оглушительный хохот.
– Выберемся мы или нет, я хочу, чтобы вы знали главное…
Саша поднялся и отошел от баула.
– Вы все – герои. И я горжусь, что служил с вами. Чтобы ни случилось со мной после, до конца дней я буду помнить о вас и любить. Всех. Каждого. Нам пора.
16
Саша подхватил кейс и направился в уборную. Оказавшись в туалете, он машинально осмотрелся. Трое у писсуаров, двое в кабинках. Этой публике сейчас не до его манипуляций. Притворив за собой дверь свободной кабинки, он поставил на стульчак кейс, осторожно открыл его и еще раз осмотрел содержимое. Керий. Зубов похлопотал – на границе его выпустят без проблем. И без проблем его встретят в Германии. Кейс прокатится мимо монитора сотрудника таможни, мимо ФСБ, люди, видящие содержимое чемодана, даже бровью не поведут. Все документы в порядке. Вынув «вальтер», Саша защелкнул замки чемодана. Приподнял крышку сливного бачка и опустил в него пистолет. «Вальтер», выпустив с десяток пузырей, замер на дне.
Он понимает, что заряженный ствол может оказаться в недобрых руках, но у него нет иного выхода. Радует лишь, что крышку поднимать будет не пассажир – ему незачем ремонтировать сломанный унитаз, первым пистолет, скорее всего, увидит уборщица или сантехник. Этим ствол вроде как тоже не нужен…
Убедив себя в том, что пистолет обязательно сдадут в милицию, Саша успокоился. Можно было избавиться от него по дороге в аэропорт, но по старой привычке он не хотел избавляться от оружия до того момента, как начинал чувствовать себя в безопасности. Конечно, зал ожидания в аэропорту в час аврала – не самое безопасное место, однако во всем нужно знать меру. Подойдут сопляки-сержанты и скажут без задней мысли: «Предъявите багаж к осмотру», – и никуда не денешься, попробуй начни заявлять о своих конституционных правах…
Сняв с подвески на стенке кабинки рулон туалетной бумаги, Саша взвесил в руке. То что надо.
Невероятно, но больше всего ему хотелось выпить. Подойти к барной стойке и попросить стакан русской водки в запотевшем стакане. Жахнул бы! Жахнул – с удовольствием и рассмеялся!
Думай он о чем-то другом, возможно, он и оказался бы через минуту там, где намеревался быть – рядом с Жулиным. Но аэропорт и близость свободы настолько опьянили его, что он совершил ошибку, которую никогда бы не позволил себе совершить еще полчаса назад.
Он вошел в зал не как беглец, а как пассажир. Он двигался по залу с невидящим взором, распознавая перед собой лишь конечный пункт следования…
Он прошел по общему проходу первый ряд кресел и едва оказался в пространстве меж вторым и третьим, мужчина, сидящий с краю, резко опустил газету – название ее «Москоу Ньюз», мелькнув, исчезло – и уставился на Стольникова ясным взглядом серых глаз…
Оставшись один, Жулин долго не мог справиться с волнением. Одно дело, когда пальба в «зеленке» и пули свистят рядом: все привычно и естественно. И совсем другое – когда пытаешься быть равнодушным ко всему среди своих. А именно этого состояния требовала от него ситуация. Стольников, уходя, сказал: «Сиди спокойно и не дергайся. Не смотри собачьим взглядом, просто зевай и рассматривай киоски». Иногда Стольников, казалось Жулину, поступал, как мудрый, проживший долгую жизнь старец, но подходил момент – и ему начинало казаться, что этот статус чересчур тяготит капитана. И тогда Стольников начинал поступать, как мальчишка. Ну, зачем ему понадобился этот дурацкий пистолет?! Проблем мало? Можно было предположить, что он забыл о нем, и теперь изворачивается, но ведь доподлинно известно, что капитан не врет никогда! «Ой, я забыл ствол спрятать!» Ну конечно! Стольников забыл о пистолете! Ха-ха. Значит, помнил! Помнил всю дорогу и тащил в кейсе пистолет, за одно наличие которого в личных вещах могут тут же скрутить руки!
«Ох… – думал Жулин. – Он бы еще в туалете ничего не натворил. По нему видно – устал. Издерган, измотан, нервы на пределе, сейчас к нему подойдет кто спросить который час…»
И в этот момент – раздалась телефонная трель…
Эти дни утомили Жулина. Несколько суток кряду без сна и еды. Забота о бойцах, о себе, опасность со всех сторон… Не случись всего, он бы обязательно вспомнил, что на его телефоне специально выставлена мелодия – вальс Штрауса. Именно так Стольников сообщал о том, что звонок исходит от него. На все остальные мелодии прапорщик не должен был реагировать. Но телефон прозвенел в кармане, и он достал трубку. И только когда услышал далекий, прорвавшийся сквозь прожитые дни голос, понял, что совершил ошибку.
– Не выключайте связь, это важно, – услышал он голос фээсбэшника Мякишева, – кто бы вы ни были, Стольников или Жулин. Я не знаю, где вы находитесь, но коль скоро мне удалось связаться с вами, я говорю вам – вы в опасности. Вы в чудовищной опасности. И речь сейчас идет даже не о преследовании вас Конторой. Нам незачем вас преследовать после получения показаний от пленных боевиков и показаний бойцов Стольникова.
– Что вам нужно, Мякишев? – не выдержал прапорщик. И удивился своему голосу – сухому, безжизненному.
– Ради бога, не перебивайте меня! У меня садится аккумулятор в трубке. Где бы вы ни были, пусть вас отныне не тревожит присутствие рядом Конторы, – слыша это, Олег вдруг обратил внимание, что Мякишев ни разу не произнес «ФСБ» в смысле «я» или «мои коллеги». Он не хочет быть узнанным, если вдруг ведется запись. Значит, он не играет, иначе ему незачем было бы водить Жулина за нос – он отлично знает, где и чем тот зарабатывает себе на хлеб. Но что за глупость, отчего ему таиться, помогая им, если достоверно известно, что Стольников и он, Жулин, не виновны? – Передайте Стольникову – Костычев, он… – в трубке раздался писк, подтверждающий искренность Мякишева – сотрудник ФСБ не стал бы вести оперативную работу с разряженной трубкой.
– Да что передать-то?! – шепотом спросил прапорщик. – Нет, только не сейчас!.. Соперник «Манчестер Юнайтед», вы слышите меня? Скажите же хоть что-нибудь!..
«Соперник «Манчестер Юнайтед» – это первое, что пришло в голову Жулину, когда он понял, что придется обратиться к сотруднику ФСБ по имени. С Мякишевым они познакомились в Ханкале, нечаянно пошутив насчет футбола, и теперь Жулин вспомнил это.
Ответом ему была оглушительная тишина.
– Черт! – зло бросил Олег и спрятал трубку в карман.
Где Стольников? Где он?..
Саша непременно прошел бы мимо, узнав Костычева, и его не остановил бы даже пылающий взгляд «конторского». Но продолжать идти, удерживая в руке кейс, когда из-под полы пиджака тебе в живот смотрит дульный срез оружия для бесшумной стрельбы, способны только люди, недооценивающие ситуацию. Саша к таким не относился, а потому понимал, что может случиться, соверши он такую глупость. Понимал это и подполковник ФСБ.
Раздастся хлопок, который на фоне гула аэропорта не услышат даже сидящие рядом с Костычевым пассажиры в зале ожидания. Стольников завалится на пол, а Костычев закричит, призывая врача, и бросится к капитану, чтобы начать делать искусственный массаж сердца. Они все так поступают. Стреляют, а потом призывают общественность и начинают делать массаж на ране. Как Талькову. После такого нетрадиционного лечения бедняги протягивают ноги, а прибывшие менты разводят руки.
Когда возле тела Стольникова соберется толпа, Костычев спокойно заберет кейс, как если бы он был его, выберется из столпотворения и отправится на свой рейс. Все запомнят Стольникова и не запомнят кейс.
– Добрый день, товарищ подполковник! – как можно громче приветствовал Стольников Костычева. Убедившись в том, что все обратили внимание и на него, и на кейс, которым Стольников потрясал в воздухе, Саша прокричал еще громче, уже по-русски: – Я слышал, в ФСБ зарплаты повышают? И сколько вам добавили? Как себя чувствует ваша жена, подполковник Костычев?
– Молодец, – спокойно похвалил фээсбэшник. – Теперь меня, конечно, запомнят.
Поднявшись, он подошел к Стольникову, обнял за плечи и подтолкнул в сторону туалетов.
– Все запомнят, как двое мужчин приветствовали друг друга и проследовали в бар, – сказал он, повторно толкая в спину капитана, который изо всех сил старался понять – заметил Жулин инцидент или нет.
Но прапорщика от места разговора отделял весь зал, тот сидел, а рядом с ним, загораживая сектор обзора, ходили нескончаемой чередой люди. Нет, он не видел… Стольников просил Олега сидеть тихо и быть незаметным. Требование само по себе было смешным, поскольку невозможно было представить в этом многолюдном зале кого-то более приметного, чем Жулин, со ссадинами на лице, сломанными ногтями, пластырем на казанках и в костюме от Бриони. Но все-таки на него мало бы кто обращал внимание, если бы он сидел смирно и не высовывался. Что, собственно, и происходило.
