Лев Пучков - Жёсткая рекогносцировка
— На калитке, между прочим, звонок есть, — сурово заметил я незваному гостю и выразительно посмотрел на Люду — ты хозяин или где?!
— Не хами, Бубка, — незваный гость, криво ухмыльнувшись, без спросу взял стул, сел за стол и кивнул Люде: — Наливай.
Я в ступоре. Челюсть до колен, аналитическое устройство работать отказывается. Хорошего живописца сюда — и запросто можно брать с меня эскиз на тему «Пит здесь подкрался незаметно».
Люда с готовностью метнулся, приволок стакан (у него на кухне жуткий бардак, нормально посидеть за столом можно только в зале).
— Спидные из него не пили? — деловито уточнил незваный гость, осматривая стакан на свет.
— Спидных не держим, — заверил Люда. — У нас даже с гепатитом никого нет.
— Молодцы, — похвалил незваный гость. — Наливай... Ну, пусть земля будет пухом...
Выпили. Закусили. Пауза. Вернее — зловещая пауза. Чего думать, даже и не знаю...
— Я новый начальник отдела, — увесисто заявил наш гость. — Собакин моя фамилия. Григорий Ефимович. Теперь вы автоматически переходите под мою эгиду.
— Я дело собственноручно сжёг, — зачем-то начал запираться я — безо всякого повода, просто вдруг такой стих нашёл, не понравился мне этот толстун, и всё тут! — У вас на меня ничего нет. Так что, никуда мы не переходим. И вообще, вам не кажется, что вы адресом ошиблись?
— Я просил не хамить. Не люблю повторяться, — Собакин вдруг повёл плечами и...
...без замаха долбанул мне в лицо тыльной стороной кулака.
Шлёп! Получилось весьма увесисто: я опрокинулся вместе со стулом и на миг утратил способность к мироощущению. Во мгле передо мной рассыпались снопы белых искр, какие-то расплывчатые багровые протуберанцы плавали и набухали...
Спустя секунду я услышал звук оплеухи и болезненное «Ай!», завершившееся глухим стуком. Друг не бросил в беде, заступаться полез. Зря, друг. У такого бугая шибко не забалуешь.
Помотав головой, я кое-как восстановил функции восприятия и ощупал лицо. Нос цел, но «очки» обеспечены. Я очень не люблю Собакиных. Никогда ранее не встречал их, но теперь знаю: это плохая фамилия.
Люда сидел на полу и прикрывал голову руками.
— Ну что, голуби? Будем общаться, или мне придётся постоянно лечить вас от хамства?
Ага, с Андреем Ивановичем знаком, «голуби» — это его.
— Общаться, — не раздумывая, решил я.
— Ну и ладно, — одобрил Собакин. — Приведи себя в порядок, прокатимся.
— Куда? — осторожно поинтересовался я, наблюдая за могучими кулаками гостя.
— В отдел. Да ты не дрейфь, арестовывать я тебя пока не собираюсь. Просто надо перетолковать по теме. И бить тоже больше не буду. Веди себя культурно — и обойдёмся без этого...
По дороге в отдел Собакин доходчиво объяснил мне, почём за рыбу деньги и как бледно я буду выглядеть, если не проникнусь серьёзностью ситуации.
— Андрей Иванович был мужиком. Сказал — сделал. То есть никаких писулек у нас на тебя нет, это ты правильно подметил...
Тут резонно было спросить, откуда, в таком случае, он знает мой оперативный псевдоним и вообще, почему в курсе, что есть такой сексот — Бубка.
Собакин намеренно выдержал паузу, давая мне возможность задать глупые вопросы.
Я молчал. За год общения с Андреем Ивановичем кое-чего нахватался, представление о процессе имею.
Если такой опытный опер, как Исаев, говорит, что его скоро шлёпнут, это не просто измышления пьяного ботаника. Значит, чуял, что обложили. Следили, по всей видимости, слушали-писали, «маяки» лепили. Да и шлёпнули, скорее всего, свои же. С кем-то профиль не поделил или дорогу перешёл. Это умозаключение на основе практического опыта: год назад он «принял» разом троих дилеров, за прекращение дела предлагали деньги — отказался, посадил всех троих. «Бароны» его не тронули, хотя имели все резоны. Потому что не по просто так, по своей инициативе, он куролесил, за ним, как он сказал, «люди стояли».
А сейчас — что называется, на ровном месте, без всяких громких арестов и прочих дел — и нате вам...
Однозначно — свои. Может быть, подмели вот под этого самого толстяка, что без раздумий пускает в ход кулаки. На похоронах, кстати, его не было...
— ...но ты парень не дурак, сам прекрасно понимаешь... — Собакин, не дождавшись глупых вопросов, похоже, слегка меня зауважал. — Работать без оперативного прикрытия тебе будет сложно. Точнее, вообще никак не будет. Всё по тебе известно, даже пасти тебя не надо. В любой момент возьмём с порошком и посадим.
— Что я должен буду делать?
— Ничего особенного. Как работал с Андреем Ивановичем, так и со мной будешь. Только теперь ты будешь не «на подписке», а «на доверии»...
Итак, мой оперативный статус изменился. Теперь я сексот на доверии. Прошу любить и жаловать...
В кабинете Андрея Ивановича всё осталось по-прежнему. Собакин даже аксессуары на столе не поменял.
Невольно пришло на ум: быстро они... Человека только что не стало, а на его место тут же назначили другого. Обычно какое-то время проходит, выставляется вакансия, подыскивают кандидата...
Ну точно — свои. Может, вот этот самый толстяк его и...
— Садись, черти. — Собакин дал мне бумагу, тонкие фломастеры и офицерскую линейку.
— Чего чертить?
— Схему распространения.
— Эмм... Я думал, вы в курсе всего...
— Я в курсе всего. Но у меня есть одна мысль. Я хочу, чтобы ты подтвердил либо опроверг её. Черти покрупнее, чтобы в фигурах писать можно было.
Начертил. В самом верху, посредине, большой круг (пустой), от него стрелка вниз, кружок поменьше — я, от меня куча стрелок к треугольникам. «Ноги», стало быть. Вот и вся схема. Зачем бумагу портить — непонятно.
Собакин взял фломастер, вписал в большой кружок «Анвар». Сбоку от моего кружка пририсовал прямоугольник, написал в нём «Зверев», соединил нас красной линией. Затем достал из кармана блокнот и, сверяясь с ним, аккуратно вписал в треугольники «погоняла» моих «ног». Пришлось ему дорисовывать два треугольника, я ненароком обсчитался (это новые «ноги», просто светить их не хотел, думал, про них никто не знает).
Закончив графические работы, Собакин спрятал блокнот, скрестил ручищи на груди и выжидающе уставился на меня.
Я развёл руками и покачал головой. Понял, не дурак: всё знаете. Запираться нет смысла, будем работать.
— А дальше? — Собакин, оказывается, смотрел на меня совсем в другом контексте.
— В смысле — «дальше»?
— За «ногами» — что?
— За ногами? Клиенты. В смысле, наркозависимые. Вряд ли они вам интересны — это, скорее, уже по медицинскому профилю.
— Напротив. Как раз они-то меня и интересуют. Напиши, кто и где из твоих «ног» работает, в каком районе, количество клиентов, какой примерно контингент. Ну, социальный состав, к какому слою общества принадлежат и так далее.
Вот новости! Андрей Иванович никогда такими вещами не занимался. У него было железное кредо: «Бороться не с наркоманами, а с наркомафией. Наркоманы — больные люди, их лечить надо!»
— Я точное количество не знаю. Да и по составу, боюсь, могу лишь приблизительно...
— Ничего, пусть будет приблизительно. Изложи всё, что знаешь. — Собакин поощрительно подмигнул мне. — Мне нужна вся информация, которой ты владеешь. В нашем деле всё сгодится...
Я подумал: вряд ли это как-то навредит нашим клиентам. За употребление у нас не сажают, только за распространение. В общем, напряг извилины и за час изложил на бумаге всё, что знал.
Собакин внимательно изучил мои каракули и стал задавать вопросы:
— Не понял... Что, возле университета никто не торгует?
— Нет. Возле университета, возле школ, рядом с дошкольными учреждениями и детско-юношескими секциями и кружками — не торгуем.
— Ну надо же! Кодекс чести, что ли?
— Да ну какой, на фиг, кодекс... Это было требование Андрея Ивановича. Сказал так: поймаю кого в этих местах, заведу за угол и шлёпну без разговора. Против него никто идти не смел, боялись. Вот и не торговали.
— Круто, — уважительно заметил Собакин. — Вот это мужик был!
— Да уж, это точно...
— Так. Получается, у Зверева контингент — в основном из благородных семей? Интересно...
Да, получается. Люда у нас из семьи академиков. Родители от непосильного «физического» труда рано умерли (да просто старые были, Люда — поздний ребёнок, брат гораздо старше его). Брат — физик-теоретик, лет двадцать как вкалывает за бугром. Квартира в Европе, квартира в Штатах, дом на Окинаве. Сейчас трудится в Японии, ежемесячно шлёт Люде штуку баксов на пропитание. И практически все камрады Люды — из этой же среды. Он и живёт-то в академическом дачном посёлке.
— Да и у «ног» в клиентах практически никого нет из рабоче-крестьянского сословия. Угу... Студенты, интерны, сотрудники, инженеры... Гхм...
— Потому что у нас правый берег, — пояснил я. — Институтская часть. А работяги живут на левом берегу.
