Русские боги - Казаков Дмитрий Львович

Старший улыбнулся еще раз, глаза его остались холодными.

– Ты читал Дружникова, майор? – сказал он. – Ты меня удивил. Может быть, ты еще и смотрел фильм Эйзенштейна «Бежин луг»?

– Никак нет… нет, – неуверенно проговорил майор.

– И неудивительно. Все материалы по фильму были уничтожены в тридцать седьмом. Режиссер попытался создать собственный, отличный от официального, миф, ну а такого ему позволить не могли. Насчет провокации наших коллег – глупость это. Дружников – бывший диссидент, ему всюду, даже в сортире, мерещилась «кровавая гэбня». Попытался разрушить советский миф, но только создал другой.

– А в чем же правда? – спросил Сечкин, погладив себя по макушке.

Он нервничал и никак не мог понять причину этого.

– Кто его знает? – Старший снял очки, вынул из кармана платок и принялся протирать стекла. – Доноса на самом деле не было. Трофима, отца Павла, посадили из-за липовых справок, которые он выдавал бандитам из группы братьев Пуртовых. Справки эти, подтверждавшие, что они мирные крестьяне, находили на местах стоянок банды. А писал их, скорее всего, сам Павлик, поскольку отец был неграмотен. А за что его убили… Из-за земли, из мести или ненависти к советской власти… Это на самом деле неважно. Поскольку мы сейчас сотрем с лица земли память о Павке Морозове.

Сечкин сглотнул, на миг показалось, что среди стволов мелькнула мальчишеская фигурка с красным галстуком на шее. Несмотря на утреннюю прохладу и туман, майору стало жарко.

– Хм, ну да, – сказал он.

Затевать такую операцию, чтобы снести один-единственный, никому не нужный памятник?

Сечкин рос в те времена, когда Павлик Морозов считался героем, когда в его честь называли пионерские дружины, колхозы и даже корабли. От пионерских и комсомольских времен в душе офицера ФСБ мало что осталось, но сейчас там шевельнулось подозрение, что они совершают нечто кощунственное…

Словно посягают на действующий храм.

– Ссышь, майор? – поинтересовался Старший. – Поверь, это нужно сделать. Ты знаешь, например, для чего используют вот эти штуки?

Он подошел к оградке и вытащил из одного из столбиков закрывавшую его пятиконечную звезду.

– Э… нет. – Сечкин сам не заметил, как вывалился из образа тупого служаки. – Не знаю я ничего.

– Сюда дети из Герасимовки суют записки. С просьбами к Павлику Морозову. Помочь сдать экзамен, еще что-то, – в голосе Старшего прорезалась ненависть. – Он стал чем-то вроде местночтимого святого. А нужны ли России такие святые? Нужно ли их тащить в век нанотехнологий и демократии? Нет, не нужно. Мы обязаны очиститься от груза мифов, чтобы вступить в рациональное будущее… Командуй бульдозеристу, майор.

Из леса донесся крик, показалась бегущая женщина в платье и растрепавшемся платке.

– Это еще кто? – спросил Сечкин.

– Директриса музея Павлика Морозова. Не стоит обращать на нее внимание. Командуй, майор.

Сечкин вздохнул полной грудью и махнул рукой. Бульдозер взревел, выбросил облако черного дыма. Женщина закричала громче, подскочила к оцеплению, попыталась проникнуть внутрь. Двое солдат остановили ее, а потом и вовсе оттолкнули, без грубости, но довольно сильно.

Женщина упала в траву.

Бульдозер пополз вперед, тарахтя и взрывая землю гусеницами. Нож его высек из ограды необычайно мощный сноп искр. Раздался скрежет, и черные столбики принялись сгибаться.

Зазвенела связывавшая их цепочка.

Порвалась одна, вторая, и бульдозер с победным ревом въехал на огороженную площадку. На мгновение приостановился, а затем рывком снес сам монумент. Полетели осколки серого камня.

Крик женщины перешел в плач, в вой самки, потерявшей детеныша.

Бульдозер катался туда-сюда, утюжил площадку, под гусеницами скрежетало и хрустело. Сечкин смотрел на это, и сердце у него ныло, точно дуплистый зуб. Терзало осознание того, что сегодня он совершил нечто настолько гадкое, чего не совершал ни разу за четверть века в органах.

Майор пытался гнать мысли об этом прочь, но получалось у него с трудом.

– Отлично, – проговорил Старший, когда на месте памятника осталась ровная площадка, заваленная строительным мусором. – Пусть солдаты соберут обломки в машины. Ну а я пока доложу.

Он вынул из кармана маленький черный сотовый телефон, приложил к уху.

Сечкин глянул на Старшего, подумал, что тому очень пошли бы маленькие рожки над ушами. Тяжело вздохнул и решил, что сегодня напьется до пьяных соплей, до визга и блевотины…

И плевать на протесты жены.

За пределами оцепления продолжала тихо плакать женщина.

Глава 5

Расстались, выйдя из кафе. Сергей и Иван зашагали в глубь парка, а Олег и Игорь пошли вдоль его края.

– Впереди, если не ошибаюсь, областная администрация, – сказал Олег, – и улица Сумская, центральная в Харькове.

Не переходя улицы, свернули налево, прошли мимо входа в метро. После того как миновали перекресток, один за другим потянулись модные магазины, блестящие витрины и яркие вывески.

Народу на Сумской было много, машины шли сплошным потоком, и Игорь с грустью подумал, что не скоро в следующий раз сядет за руль. А уж за руль синей «Тойоты» – вообще никогда.

– А про кого ты спрашивал там, в кафе? – спросил он.

– Это настоящее имя человека, которого мы ищем. Но известен он стал под другим. О, книжный магазин. Зайдем?

Олег толкнул стеклянную дверь под вывеской «Books», сделанной красными буквами. Книжный магазин оказался большим, двухэтажным, но удивительно пустым. Продавщицы скучали около стеллажей, украдкой позевывая в кулачки, покупателей не было видно.

– Рано еще, никого, – заметил Олег. – Вон, смотри, книги по истории.

Трудам на историческую тему был отведен целый стеллаж. Выделялись черно-алые корешки серии, посвященной Второй мировой, отдельно стояли богато иллюстрированные издания для детей.

Игорь вытащил один из томов громадного труда Соловьева, посвященного истории России, открыл посредине.

– Много книг, и очень много вранья, – проговорил Олег.

– Ты о Фоменко? – Игорь глянул туда, где стояли труды по «Новой хронологии».

– Нет. Его писания даже враньем назвать стыдно. Это просто бред. А вранье – это то, что считают серьезными научными трудами. Взять хотя бы нашу раннюю историю, как показывают ее в книгах. Не кажется ли тебе странным, что по летописям князья легко и непринужденно ходят в походы на сотни километров? Преодолевают такие расстояния, какие для любого правителя в Западной Европе показались бы нереальными? Через дикие леса, без особых дорог мотаются из Киева в Новгород, словно между ними пара верст?

– Хм… не казалось, – Игорь пожал плечами. – Хотя да… действительно, это не очень вероятно… А что на самом деле было?

– Русь – сначала вообще не племя и не территория, а сообщество дружин морских воинов на Черном море. На севере их называли викингами. Кого только не было в этих дружинах – вагры, саксы, фризы, ободриты, болгары. Отличие от северян одно – они сумели создать государство, во главе которого стоял каган. Ему принадлежали части Крыма, на северо-западе и востоке полуострова, Тмутаракань, Киев на Днепре и северный берег нижнего Дуная, где и находился Новгород.

– На Дунае? А как же путь из «варяг в греки»?

Олег усмехнулся.

– Он и проходил по Дунаю, Рейну и Одеру. Посмотри на карту. Так добраться до Балтики с Черного моря можно куда быстрее, чем по Днепру. Новгород на Волхове построили в середине десятого века, а слово «варяг» стали использовать с одиннадцатого. Летописцы, начиная с Нестора, писали про тот Новгород, который знали, благо на Дунае в то время русских владений не было.