Кен Фоллетт - Лёжа со львами
Глава 9
Эллис чувствовал бессилие, нетерпение и злобу. Он чувствовал бессилие, потому что провел в долине Пяти Львов уже семь дней, но до сих пор не встретился с Масудом. Он чувствовал нетерпение, потому что на него действовал, как горькая микстура, вид Джейн и Жан-Пьера, их совместная жизнь и совместная работа, и общая радость по новорожденной малышке. И он был зол, потому что только он сам, и никто другой, вовлек себя в эту неприятную ситуацию.
Ему говорили, что он встретится с Масудом сегодня, но пока этот великий человек не появлялся. Эллис весь вчерашний день провел в пути, шел вчера весь день, чтобы попасть сюда. Он находился теперь в юго-западном конце долины Пяти Львов, на территории русских. Он вышел из Бэнды в сопровождении трех партизан – Аш-Ганима, Матуллы-Хана и Юсеф-Гуля, но к ним присоединялись в каждом селении еще по двое-трое, и теперь всех вместе их было тридцать человек. Они уселись в кружок под большим фиговым деревом возле вершины холма, ели плоды дерева и ждали.
У подножия холма, на котором они расположились, начиналась плоская равнина, простиравшаяся дальше к югу – до самого Кабула, хотя до него было отсюда пятьдесят миль, и они не могли его видеть. В этом же направлении, только намного ближе, находилась Баграмская авиабаза, до которой было всего десять миль, сооружения ее видны не были, но время от времени взлетал реактивный самолет. Плодородная земля равнины представляла собой мозаику из полей и садов, пересеченных крест-накрест ручьями, питавшими водой реку Пяти Львов, которая текла к столице, становясь все шире и глубже, но все так же быстро. Ухабистая дорога шла вдоль подножия холма и поднималась вверх по долине до города Роха, которым здесь была отмечена самая северная точка территории, занятой русскими. Движение на дороге было небольшим, несколько крестьянских повозок, изредка – бронированная военная машина. Там, где дорога пересекала реку, стоял новый мост, выстроенный русскими.
Эллис собирался взорвать этот мост.
Его занятия, посвященные взрывному делу, которые он проводил, чтобы как можно дольше маскировать свою истинную цель, приобрели огромную популярность, и ему приходилось ограничивать число желающих их слушать. И это несмотря на его неуверенное владение дари. С Тегерана он помнил немного фарси, а по пути сюда вместе с караваном нахватался много слов на дари, поэтому мог говорить о пейзаже, пище, лошадях и оружии, но он все еще не умел произносить фразу вроде: «Углубления на взрывчатом материале создают эффект фокусировки взрыва». Тем не менее, сама мысль о том, чтобы что-то взрывать, настолько нравилась мужскому самосознанию афганцев, что у него всегда была очень внимательная аудитория. Он не мог обучить их формулам для расчета количества ТНТ, необходимого для выполнения конкретных заданий, или даже показать им, как пользоваться американской вычислительной лентой, страхующей «от дурака», потому что никто из них не знал даже начальной арифметики, а большинство не умело читать. Тем не менее, он умел показать им, как можно более эффективно уничтожать различные объекты, используя меньшее количество взрывчатки – что имело для них особенно важное значение из-за нехватки любых материалов. Он также попытался привить им основные меры техники безопасности, но это ему не удалось, для них осторожность отождествлялась с трусостью. И в то же время он мучился из-за Джейн.
Он ревновал, когда она касалась Жан-Пьера, завидовал, когда увидел, как умело и гармонично они вдвоем работали в пещере, где была развернута клиника; когда он поймал взглядом налитую молоком грудь Джейн, когда она кормила ребенка, его охватило желание. Он обычно лежал ночью без сна, укрытый спальным мешком, в доме Исмаил-Гуля, где обосновался, и не переставая ворочался, то обливаясь потом, то дрожа от озноба, не в состоянии найти удобное положение на полу из утрамбованной земли, стараясь не слышать приглушенные звуки любовных утех Исмаила и его жены в соседней комнате в нескольких ярдах от него, а ладони его, казалось, горели желанием прикоснуться к Джейн.
Во всем этом некого было винить, кроме себя. Он сам вызвался на это задание, глупо надеясь, что сможет вдруг вернуть Джейн. Это было недостойно профессионала, а также показывало его незрелость. Единственное, что ему оставалось – выбраться отсюда как можно скорее.
Но он ничего не мог сделать до встречи с Масудом.
Он встал и заходил безостановочно вокруг, все же тщательно оставаясь в тени дерева, чтобы его не было видно с дороги. В нескольких ярдах была груда покореженного металла, где разбился вертолет. Он увидел тонкий кусок стали, размером и формой напоминающий большую тарелку, и это навело его на мысль, как ему продемонстрировать действие формованных зарядов.
Он достал из своей сумки небольшую пластинку ТНТ и карманный нож. Партизаны теснее сгрудились вокруг него. Среди них был Али-Ганим, невысокий, обезображенный – сломанный нос, деформированные зубы, слегка сгорбленная спина – у которого, как говорили, четырнадцать детей. Эллис вырезал на пластинке ТНТ имя «Али» персидским шрифтом. Он показал надпись афганцам. Али узнал собственное имя.
– Али, – сказал он, усмехаясь и показывая свои уродливые зубы.
Эллис уложил пластинку надписью вниз на лист стали.
– Надеюсь, это сработает, – сказал он с улыбкой, и они все улыбнулись в ответ, хотя никто из них не говорил по-английски. Он взял моток детонирующего шнура из своей объемной сумки и отрезал кусок длиной в четыре фута, достал коробочку с подрывными капсюлями и вставил конец шнура в цилиндрический капсюль, затем присоединил капсюль к пластинке ТНТ.
Он посмотрел вниз, на дорогу. Насколько было видно, дорога была пуста. Он отнес изготовленную маленькую бомбу в сторону по склону холма на пятьдесят ярдов и положил ее на землю. Затем спичкой зажег шнур и вернулся назад к фиговому дереву.
Эта взрывчатка была замедленного действия. Ожидая взрыва, Эллис размышлял о том, не приказал ли Масуд другим партизанам понаблюдать за ним и выяснить, что он из себя представляет. Может быть, командир ждал подтверждения, что Эллис – серьезный человек, достойный уважения партизан? Соблюдение субординации всегда важно в армии, даже в революционной. Но Эллис больше не мог тратить время даром. Если Масуд не появится сегодня, Эллису придется оставить всю эту ерунду с взрывчаткой, признаться, что он посланник от Белого дома, и потребовать немедленной встречи с предводителем восставших.
Раздался слабый грохот, и поднялось небольшое облачко пыли. Партизан, видимо, разочаровал такой слабый взрыв. Эллис вытащил кусок стали, прихватив его шарфом на случай, если он горячий. На нем было пробито насквозь имя «Али», витиеватыми буквами – знаками персидского шрифта. Он показал его партизанам, и они возбужденно заговорили разом. Эллис был доволен, это была наглядная демонстрация утверждения, что взрывчатка действительно обладает более мощной силой в тех местах, где в ней сделаны углубления, хотя с позиций здравого смысла можно было ожидать обратного.
Партизаны внезапно замолчали. Эллис огляделся и увидел еще одну группу из семи или восьми человек, которая приближалась к ним по холму. Их винтовки и круглые читралские шапочки указывали на то, что они – партизаны. Когда они подошли ближе, Али напрягся, как будто был готов отдать по-военному честь. Эллис спросил:
– Кто это?
– Масуд, – ответил Али.
– Который?
– Тот, который в середине.
Эллис изучающе посмотрел на того, кто был центром группы. На первый взгляд Масуд ничем не отличатся от остальных: худощавый человек среднего роста, в одежде защитного цвета и русских сапогах. Эллис внимательно рассмотрел его лицо. Кожа его была светлая, с редкими усами и клочковатой бородкой юноши. У него был длинный нос с загнутым вниз кончиком. Его настороженные темные глаза были окружены глубокими морщинами, которые делали его на вид по меньшей мере лет на пять старше его двадцативосьмилетнего возраста. Это лицо не было красивым, но в нем было выражение живого ума и спокойной властности, которые отличали его от окружавших мужчин.
Он подошел прямо к Эллису и протянул руку.
– Я – Масуд.
– Эллис Тейлер, – Эллис пожал его руку.
– Мы собрались взорвать этот мост, – сказал Масуд по-французски.
– Вы хотите начать?
– Да.
Эллис стал укладывать свои принадлежности в сумку, в то время как Масуд обошел группу партизан, кому-то пожимая руку, другим кивая, обнял одного-двух и каждому сказал несколько слов.
Когда все были готовы, отправились вниз по склону вразброд, надеясь, как предполагал Эллис, что случайный наблюдатель примет их за толпу крестьян, а не за отряд армии восставших. Когда они оказались у подножия горы, их перестало быть видно с дороги, хотя из какого-нибудь вертолета, оказавшегося непосредственно над их головами, их можно было заметить. Эллис решил, что они спрячутся, если услышат мотор. Они направились к реке по тропинке, проложенной среди возделанного поля, прошли мимо нескольких маленьких мазанок, и их видели люди, работающие в полях, причем кто-то демонстративно тщательно не обращал на них внимание, а кто-то махал рукой и кричал приветствия. Партизаны дошли до реки и направились вдоль ее берега, стараясь быть незаметными среди камней и редкой растительности у воды. Когда они были на расстоянии около трехсот ярдов от моста, по нему стал проезжать караван армейских грузовиков, и все они спрятались, пока машины грохотали мимо, направляясь в Роху. Эллис лег под ивой и обнаружил рядом с собой Масуда.
